просыпающегося сознания чужую гортанную речь, перемежающуюся матерными русскими словами. Заныли руки, связанные за спиной. Попробовал встать, не получилось, оказалось, ноги тоже связаны. Заметив его телодвижения, к Сане подскочил худой бородатый бандит в сером камуфляже. Схватив Жукова за волосы, приподнял его голову и, приставив здоровенный кинжал к его горлу, злобно прорычал:
«Ну что, сука, попался, сейчас я тебе башку отрежу!» Возникла острая боль от впившегося в шею лезвия клинка. Внутри поднялась волна опустошенности. «Ну что ж, если тебе надо, режь…» — сипло произнес Саня. Рука бандюгана замерла. Что-то остановило роковое движение, натренированное множеством повторений.
К главарю (а это, оказалось, был именно он), продолжавшему держать кинжал у горла Жукова, подскочил подручный помоложе, но тоже откровенно разбойного вида и возбужденно о чем-то заговорил, вернее, начал докладывать. В руках он держал удостоверение офицера, которое было открыто на одной из страниц. До слуха Сани донеслись понятые им слова:
«Штаб СКВО, штаб СКВО!» «Эх, не успел сдать свое удостоверение перед вылетом», — подумал он. Сейчас расшифруют. Голова, несмотря на продолжавшийся гул в черепе, начала работать в вихревом темпе. Так, здесь допрашивать будут вряд ли, им нужно отсюда скорее смыться, а то наши сейчас придут. Значит, пока будут вести к их лагерю, надо сочинить легенду для себя и других, успеть довести ее до товарищей. Страха не было. Он был вытеснен необходимостью быстрого принятия многих решений, причем не только за себя самого, но и за других. Волею судеб он остался старшим в этом осколке Российской армии в количестве трех человек. Кинжал от его шеи уже убрали, появилась возможность оглядеться. Сзади в луже крови лежал избитый контрактник-спецназовец. Чуть в стороне трое боевиков продолжали избивать Могутнова, который пытался прикрывать голову здоровой рукой. Простреленная рука у него бессильно висела вдоль туловища. Вокруг них сновало человек двадцать духов, выискивая на местности оружие, боеприпасы или другие следы, доказывающие «преступления» захваченных в плен русских. Жуков поискал глазами главаря, и, обращаясь к нему, невзирая на угрожающие жесты и свирепые рожи боевиков, сказал: «Лучше будет, если мы своими ногами пойдем…» Главарь посмотрел на него долгим, пронзительным взглядом исподлобья. Его черные, глубоко запавшие на черепе глаза исторгали столько ненависти и злобы, что волны дикой, адовой энергии, докатывающиеся от него, отбрасывали тело назад, подгибая ноги. Разлепив тонкие губы, он процедил: «Ты, сучонок, сейчас лучше своему Богу молись, найдем оружие или патроны, сразу башку всем отрежем. Где вы спрятали оружие?!!» Жуков выдержал его испепеляющий взгляд и, стараясь не смотреть прямо в глаза, спокойно ответил: «Нет у нас оружия, спасатели мы…» Возникла пауза. Главарь снова вперился взглядом в лицо Жукова, казалось, желая прожечь его насквозь. Наконец, бандит что-то гаркнул на своем языке, и избиение прекратилось. Пользуясь образовавшейся небольшой паузой, Саня подошел к Могутнову и, стараясь не делать резких движений, перевязал ему руку, вынув из кармана санпакет. Раздалась гортанная команда, бандюги, построившись вдоль тропинки в цепочку, начали движение в глубь леса. Пленников поместили посередине строя, всех троих вместе. Жуков этим не преминул воспользоваться. Дождавшись, когда было пройдено несколько километров и внимание охраны несколько притупилось, Саня тихонько стал наговаривать сначала Толе Могутнову, идущему впереди, а затем и спецназовцу, чуть повернувшись к нему, версию их появления в районе, для того чтобы их показания на допросах совпали.
Основу версии составляло утверждение, что они — спасатели МЧС, прикомандированные к штабу СКВО, оказавшиеся в районе из-за сбитого вертолета Ми-8. Командир группы — Жуков, но остальные его знают плохо, так как познакомились в собранной наспех группе недавно. Подробнее договориться в этот момент не удалось. Послышался шум винтов низко летящих вертолетов. Боевики залегли. От тычков в спину пришлось залечь и пленникам. Эх, подумал Саня, сейчас бы знак какой своим подать. Чуть повернув голову, он увидел летящую прямо на них «двадцатьчетверку». Огромным усилием воли заставил себя не шевелиться, ведь рядом лежал дух, настроенный по отношению к ним вполне категорично. Перед выходом главарь пояснил конвойным, что те отвечают за плененных
На радостях они начали плясать свой дикий танец, кажется, «зикх» называется. Каждый из пленных получил прикладом по спине в виде процентов от бандитского куража. Все происходящее настроения Сане и его товарищам не прибавило. Сердце сжалось от холодной тоски и все более тревожных ожиданий.
Через некоторое время отряд вышел к аулу Харсеной.
Вблизи поселка виднелась горная речка, вдоль которой петляла проселочная дорога. На окраине, за домами, угадывались окопы, блиндажи, какие-то другие сооружения явно военного назначения. Особняком стоял в ауле большой красный дом, окруженный зеленым забором. «Не из этого ли дома шарахнули по „двадцатьчетверке“ гранатометом?» — подумали пленники. Приободрившиеся боевики оживленно заговорили, ускоряя шаг в ожидании отдыха и вкусного обеда. Однако не тут-то было… Сверху послышался свист, и следом за ним земля метрах в ста впереди с грохотом вывернулась наизнанку. Теплая тугая волна воздуха с запахом кислятины накрыла с головой всех, заставив вжаться в мерзлый грунт. Мелькнул неслышно силуэт штурмовика, обогнавший вой собственных двигателей. Так, значит, сейчас зайдет в атаку его ведомый, сообразил Санек. Точно, вот и он, разворачивается на цель. Штурмовик наклонил свой клюв, устремляясь к земле. От него отделилась капля, стремительно набирая скорость в свободном полете, выбирая свою цель. Смертельный ужас охватил Санька. Куда ж она сейчас долбанет? Ведь прямо на нас летит, сволочь. Вжаться поглубже, да не пускает дальше земля. До окопа не добежать, не успеешь. Укрыться негде. Неужели траектория бомбы должна пересечь именно мою линию жизни?!! Господи, пронеси! Ведь неправильно это — погибать от рук своих!!!
Захотелось вскочить и так громко заорать пилотам, чтобы те услышали: «Ребята! Мы свои!! Мы тут!!! Я ж с вами с одного аэродрома!!! Мы ж вместе с вами!!!» Взрыв. Подкинуло тело. Смех. Что это? С ума сошел? Смех чудится. Наваждение не проходило. Саня оглянулся. Позади него стоял во весь рост молодой боевик лет восемнадцати, белобрысый, худощавый, в веснушках. Потешаясь, корча презрительную гримасу, проскрипел ломким юношеским голоском: «Что, полковник, зассал? Штаны теперь долго отстирывать будешь, небось прилипли! Ха-ха-ха!»
Ах ты, говнюк, сопля недоношенная, куражишься на понтах пацанских, видать, жизнь тебя еще не ломала!
Волна ярости подняла Жукова с земли. Стараясь не вибрировать голосом, с напускным равнодушием он произнес: «Ты думаешь, что ты один такой?» — и не спеша подошел к юнцу, встал рядом.
Штурмовики степенно строили повторный заход, угадываясь в сером утреннем небе тонкими занозами. Умирать, тем более от рук своих, не хотелось. Очень не хотелось. С ног сбила оплеуха подскочившего главаря. «А ну, ложись, сволочь!» — заорал тот. Рядом скулил, размазывая по лицу кровавые сопли, камуфлированный юнец.
Со свистом пронеслись снова над головой самолеты, землю вновь подбросило вверх от разрыва бомб, упавших неподалеку.
«Бегом в блиндаж!» — скомандовал главарь. В этот раз уговаривать никого не пришлось. Через пару секунд все участники инцидента уже шумно дышали в блиндаже, наблюдая очередной заход штурмовиков. На этот раз они целились по тому самому красному дому, который выделялся среди прочих в ауле. Гул самолетов, вой сброшенных бомб… Взметнулся в небо черно-серый султан пыли, дыма и земли… Когда пыль рассеялась, на месте дома виднелась груда красного кирпича, зачерненная копотью… Такое пришлось однажды, во время первой кампании, видеть с человеком, который сидел рядом на броне БМП. Вдруг по нему попала пуля, и буквально на глазах, мгновенно, превратился он в
К этой метаморфозе невозможно привыкнуть…
Наконец самолеты улетели. Оглянувшись, Саня попытался оценить результаты авианалета.
Воронки зияли повсюду, квадрат был вроде хорошо обработан, однако трупов боевиков он не обнаружил. Значит, они хорошо умеют укрываться, вовремя…
