сыграла не последнюю роль. Одних вычислений сколько! Это ж надо, какую он длинную цепочку человеческих жизней выстроил, какие и не родились ещё. И ошибиться в расчётах нельзя, иначе из неверного образа одного потомка выйдут и все остальные. Исторические факты тоже важны: надо было увязать судьбы внуков с тем временем, в котором они будут жить. Немыслимо, как ему всё это удалось! Кстати сказать, если бы не графское письмо, – Канделябров тяжело вздохнул, - Собакин не принял бы того решения, на какое решился сейчас.
- Помешать ему мы всё равно не можем, так что об этом говорить? – вздохнул Ипатов и поинтересовался: – Зачем у вас в доме столько оружия? Ужас какой-то. Ну, один пистолет, ну, два на каждого, а ведь здесь их - тьма!
- Они есть не просят, пусть себе лежат. Это в мирное время их много, а лихое придёт – в самый раз будет. И потом, в разном деле требуется разное оружие – понимать надо. Да не лей ты столько масла, дурья башка, будешь носить такой маслёнок - всю одёжу испачкаешь! Смотри, как я делаю.
- Что-то я не пойму, что, в конечном счёте, решил Брюс? Что будет? – допытывался Ипатов.
-Будет конец, всему делу венец, как в сказке.
- Вы конкретно ответьте.
- Я конкретно и говорю, что наш Собакин уже не тот, понял? Изменился он, ох как изменился. Видел, какие у него глаза стали? Жёсткие. Видно, что мыслями он уже не здесь. Понятное дело, за десяток лет закис на мелочи – размяться захотелось. А ироды эти, должно, крупными делами поманили. Это, брат, такое дело, что не всякий устоит.
- А со мной что будет? – не выдержал Александр Прохорович.
- Тело будет, а жить будет нечем. После того, как здесь пообтёрся, тебе любая другая служба придорожной пылью покажется. Не хнычь, Сашок, ты - парень правильный, я тебя пристрою.
- Может он меня ещё при себе оставит, как обещал.
- Вот ты всё сокрушался, – Канделябров лязгнул затвором кольта, – что «Чёрное сердце» может вред принести окружению владельца. Бабские бредни. Закавыка тут посерьёзней. И Вилим это знает, но помалкивает. Почему кольцо так названо? Да потому, что делает чёрным сердце того, кто его носит. Жестоким и неуступчивым. Таким и должен быть Рыцарь - Великий Избранник, в должность которого вступил Собакин. Беспощадный к врагам Ордена – вот кто им нужен. Он таким и будет. Слышал, что его дед написал о монархии? Она им мешает. Это устроение мира по Божьему примеру им мешает! Вот он и будет её устранять. Не здесь, так в другом месте. Ты подслушивал наш разговор и знаешь, что я предлагал ему помощь сговориться с нашими.
- И что?
- Ничего. Я тебе говорю – он принял решение.
- И что теперь будет?
- Что ты заладил: «что будет, что будет?», – Канделябров крутанул барабан револьвера. – Я тоже приму решение.
- Неужто вы его бросите? – изумился Александр Прохорович.
- Я врагам империи не слуга. Знаешь латинское выражение: «Vae victis» - «Горе побеждённым»? Нет? Тогда слушай. Вождь племени галлов – Бренн за 390 лет до Рождества Христова наголову разбил римские войска, вошёл в Рим и разграбил его. Горожане стали вести переговоры с захватчиками об освобождении города и сошлись на выкупе в тысячу фунтов золотом. Но галлы, понимая своё превосходство, принесли гири с бо;льшим весом, а когда римляне возмутились, Бренн взял свой меч и демонстративно положил его на весы с обманными гирями. Дескать, помните, кто здесь победитель, и кто диктует условия. Вот тогда-то и прозвучала эта фраза. Сам понимаешь, кто побеждён, тот теряет все права и возможность требовать и оспаривать. Так-то, вьюнош. Для меня родина – не пустой звук. Я не могу сидеть и спокойно смотреть, как Рим готовят к захвату и разграблению. Понял? Ну что, понравилось тебе что-нибудь из этого?
Ипатову приглянулся замысловатый пистолет с ребристой железной рукояткой и продолговатой коробкой-барабаном.
- Это «Маузер» 96-го года выпуска. Калибр девять миллиметров. У таких пистолетов спусковой механизм позволяет вести только одиночные выстрелы. А этот экземпляр сделан по особому заказу и палит непрерывно: автомат. Пойдём в подвал, я покажу тебе, как он стреляет.
В тот злосчастный день погода совершенно наладилась и опять наступила обжигающая жара.
Отец Меркурий начал паковать свой нехитрый скарб. Куда он собрался – никому не говорил, а только тяжело вздыхал. Но не в Канаду, а куда-то в Сибирь, что-ли. Батюшка куксился, хлюпал носом, всех крестил, а под конец пошёл прощаться с племянником в кабинет. Что между ними произошло – неизвестно, но только вышли они оттуда, как после бани: оба красные и недовольные друг другом.
За поздним ужином хозяин дома объявил новое решение: он купил два билета до Парижа на утро следующего дня, куда собрался ехать вместе с Катериной Павловной. Вильям Яковлевич решил не лишать обожаемую молодую жену свадебного путешествия. Возможно, у них там будет время съездить в Лондон и присмотреть себе на будущее подходящий дом. Недели через три они вернутся, и только тогда, он уедет один и надолго.
Стемнело. Все сидели за столом долго, не зажигая света, с хмурыми лицами, как на поминках, а потом разошлись по дому кто куда, и только Александр Прохорович с иеромонахом остались сидеть в столовой. Разговаривать не хотелось. Было желание молчать, как перед дальней дорогой. В этот момент раздались подряд два выстрела в кабинете Собакина. Ипатов, а за ним и отец Меркурий бросились наверх. Дверь в кабинет была нараспашку. Молодой человек подбежал первым и оторопел от увиденного: на полу, в крови, лежал бездыханный начальник. В его руке был зажат револьвер. Над ним склонился Канделябров, тоже с оружием. Он резко выпрямился, повернулся к двери и направил свой кольт на вошедших. Позади них пронзительным голосом закричала подбежавшая Катерина Павловна и упала в дверях без сознания. Ипатов рванулся к ней.
- Ни с места! – крикнул ему Канделябров. – Чем дольше она будет без сознания, тем лучше.
Потом он тяжело опустился в кресло, но оружия не убрал.
- Что же ты натворил, аггел? – дрожащим голосом произнёс старший Собакин.
- Это вы не по адресу, отче, – тихо произнёс Канделябров. – Я только оборонялся. Это Брюс хотел меня убить.
- Убить?!
- Мы с ним выяснили наши отношения до конца и, когда я сказал, что больше у него не служу и не стану молчать о том, что знаю, он наставил на меня револьвер.
Отец Меркурий склонился над племянником.
- Он мёртв, – чуть слышно проговорил Канделябров. – Я попал ему прямо в сердце.
Ипатова трясло. Да как! Помимо его воли тряслись колени и видимым образом дёргались руки. Он непонимающе смотрел на них, как на посторонний предмет.
- Ох, горе-то, какое! Аспид ты, пригретый на груди, что натворил! Катерина очнётся, что ты ей скажешь, как в глаза посмотришь? Вилли, кровиночку мою последнюю, убил, пёс шелудивый, – причитал батюшка, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону.
- Отец Меркурий, Ипатов, выслушайте меня, – твёрдым голосом заговорил Канделябров. - Я – офицер секретного подразделения Имперской разведки по борьбе с тайными организациями на территории России и за рубежом.
Старшего Собакина поразил столбняк, а Ипатов враз избавился от трясучки и просто закаменел, открыв рот. А лже-слуга продолжал:
- Её создал давно, как структурное подразделение финансовой разведки и успешно развил до тайного отдела секретной политической службы, умнейший человек своего времени - генерал-лейтенант, граф и министр финансов - Егор Францевич Канкрин. Моё дело: пресечение деятельности иностранных секретных группировок, нацеленных на подрыв Российской империи. Ваш племянник, отче, был уверен, что я рядовой агент из особого отдела охранки, который уволился из её рядов ради более интересной службы у него. На самом деле я выполнял задание и был приставлен к Собакину для того, чтобы собирать информацию о действиях иностранной агентуры на территории России. Мне надо было предупредить
