по-взрослому. По голове, смачно ругаясь. Пришли сотоварищи. Никто не крикнул, не пришёл в ужас — бьёт маленького. Нет, они быстренько включились в дело. На слабо защищавшегося Максима посыпались и их удары. Тогда Максим лёг на живот, на иконочку:
Не отдам.
И не отдал. Он так отчаянно сопротивлялся, что сытые, здоровые парубки, вдвое старше Максима, не смогли отобрать иконку. Он лежал почти без чувств на полу, плотно прижавшись к его холодным плитам. Били его долго. Потом он долго плакал от боли в костях, звал на помощь. Двое взрослых, сопровождавших скаутов в поездке, утверждают теперь, что не слышали ни драки, ни детского плача. Но ведь агрессия подростков против совестливого Максима началась ещё в храме, продолжалась в автобусе и ни для кого секретом не была.
Я знала, с каким нетерпением ждали Максима родители из его первого самостоятельного выхода в свет. Позвонила.
- Максим с Тамарой в больнице, - сказал Слава. Голос его был потухший, глухой. Врач как мог, утешал Максима: «Держись, дружок, будет немного больно, потерпи, родной...» А Максим молчал. Сжав губы, он молчал и тогда, когда расспрашивали о случившемся. Страшный стресс, непосильный для его восьмилетнего возраста. Лишь дома он протянул помятую иконку маме и сказал:
Это тебе. Я её не отдал.
Тогда она не поняла его слов. Поняла позже, когда сидела рядом у капельницы, когда меняла компрессы на головке, когда нежно гладила лиловые синяки на ногах.
Он стал бояться людей, маленький Максим, побывавший в Иерусалиме и знающий, что ругаться в храме - грех. Когда к ним в палату заходил кто-то посторонний, он залезал под кровать и плакал. Стресс, глубокий стресс, плюс сильнейшие побои, сотрясение мозга, черепно-мозговая травма.
Мы, конечно же, его подлечим. Но, поверьте, душевная травма ещё долго будет о себе напоминать, - сказал доктор.
Почему они ругались? - спросит Максим маму.
Они не знают, что это грех.
Но я же сказал им, они не послушались. А почему они дрались?
Потому что они не боятся Бога...
Непонятно, как могли попасть в скауты не боящиеся Бога подростки? Непонятно, почему сейчас, когда Максим лежит в больнице, к нему не пришёл никто из родителей тех, кто его бил, не попросили прощения? Напротив, когда Тамара стала обивать пороги, ищасправедливости, все отнекивались, даже осуждали её, что растит такого недотрогу.
А она растит его - совестливого. Заполнив ею, совестью, всё своё сердчишко, мальчик рассчитывал, что и у других она есть. «Нельзя», «грех»... Эти слова вызывают смех только у тех, кто очерствел окончательно. Страшно, что тем подросткам еще жить и жить, а без совести.!. Я рассказала эту историю знакомому, отцу троих детей. Он сказал:
- Если бы мой сын был среди тех скаутов, я посчитал бы, что совершил преступление перед людьми. Максим окрепнет, а вот дети, что ждёт их в недалёком уже будущем?
Мамы стоят на страже. Мамы не хотят шума. Мамы готовы до конца отстаивать невинность своих оболтусов. Они не хотят видеть в этой истории глубоких корней. И хотя есть показания врачей, есть рассказ самого Максима, есть неопровержимые факты избиения ребёнка подростками, Тамара и Вячеслав понимают, что добиться их наказания им вряд ли удастся. Сейчас они заняты другим. Они вытаскивают своего мальчика из глубокого потрясения. Он уже потихонечку отходит. Рисует. Нарисовал впервые после беды... Божью Матерь с Младенцем. Приходил в больницу батюшка Алексий, заглянул в палату:
- Ну что, раб Божий, за православие кровь пролил? А Максим ему в подарок иконку, самим нарисованную. Растрогался батюшка, в храме прикрепил её на стену, всем теперь показывает, говорит: «Мне Максим подарил, раб Божий Максим».
Пока лежали в больнице, семье Минаевых дали трехкомнатную квартиру, такую долгожданную после их коммуналки. И прямо из больницы они собираются переезжать, чтобы начать жизнь заново, с чистого листа. Пусть начинают. На чистом листе хочется писать красиво и без ошибок. Это очень трудно - красиво, но ещё труднее - без ошибок. Тамара много думает сейчас над тем, в чём ее просчёт. Может, не надо было отпускать мальчика одного, может, рано было ещё ему в воины Христовы? Но где гарантия, что подобные «скауты» не настигли бы её ребёнка в собственном дворе и не погнали бы, улюлюкая, в подворотню. Поэтому, как ни жестоко звучит, - всё в этой истории правильно, всё по местам: и добро, и зло, и Божий свет, и сатанинская тьма. И она, история эта житейская, не закончилась, а только начинается. Потому что теперь Тамаре и Вячеславу предстоит возвращать по
