– Очень интересно.
– Хочешь еще послушать?
– Зачитай.
Перевернув несколько страниц, Виталий продолжил:
– «…
– А еще они встречались?
– Надо признать, что у Распутина было много женщин. Думаю, что он не запоминал даже их лиц, не то что имен. Но с княгиней Анастасией Раевской у него сложились какие-то особенные отношения. Несколько раз она приезжала к нему в Петербург, где у него уже создался круг из таких же женщин, как она. Но, судя по всему, это ее не особенно тяготило. Она любила его самозабвенно, прощала все!
– А что подвигло Распутина на паломничество?
– О! – широко заулыбался Виталий. – Здесь особая история. В 1911 году епископ Гермоген с иеромонахом Илиодором пригласили к себе Распутина в подворье на Васильевском острове. Вместо чая с кренделями стали его изобличать, а потом и вовсе разгорячились, и епископ несколько раз ударил Григория Ефимовича тяжеленным крестом по голове. Между ними завязалась драка. Ну, Распутин был мужик крепкий, искушенный в деревенских драках, наподдал им обоим, а потом в минуты раскаяния решил замолить грех в долгом паломничестве на Афон и в Иерусалим. А этот Гермоген, кстати, в свое время был ректором духовной академии в Тифлисе и исключил из нее Иосифа Джугашвили, ставшего впоследствии Сталиным. Представляешь, как могла бы повернуться история, если бы не исключил…
– История не терпит сослагательного наклонения, – заметил Владлен.
– Я об этом наслышан, – вздохнул Виталий.
– А сколько раз Григорий Распутин после этого встречался с княгиней Раевской?
– Сколько раз встречался, сказать трудно. У меня же не все документы собраны, а потом, многие из них были просто уничтожены. Но знаю, что встречался, – Виталий перелистнул несколько страниц. – Все это имеется в отчетах. Последняя встреча произошла незадолго до его смерти. Распутин как будто бы предчувствовал свою смерть и приехал для того, чтобы попрощаться с княгиней Раевской. Он вообще много чего предчувствовал и предвидел. Чего только стоит его предсказание о гибели императорского дома: «
– Когда именно это произошло?
Виталий на секунду задумался:
– Распутина убили в декабре 1916 года, а встреча между ним и Раевской случилась в ноябре. Вот здесь у меня имеется докладная записка управляющему Министерством внутренних дел Протопопову Александру Дмитриевичу:
Вот так-то! – захлопнул Виталий рукопись и аккуратно поставил ее на прежнее место: между синим и коричневым переплетами книг.
Неожиданно завибрировал мобильный телефон, оставленный на столе. Подхватив его, Шавлак коротко произнес:
– Да, в силе. – Некоторое время он лишь слушал абонента, улыбаясь самым глупейшим образом, а потом произнес неожиданно ласковым голосом, крайне удивив Лозовского: – Хорошо, Машенька, скоро буду. – Отключив телефон, видно, все еще пребывая под впечатлением разговора, со столь же странной улыбкой он обратился к Лозовскому: – Знаешь, Владлен, с тобой очень приятно общаться, но мне нужно уходить. Дела, знаешь ли…
Лозовский поднялся. Судя по всему, его приятель находился на очередном повороте судьбы. Что ж, за него оставалось только порадоваться.
– Женщина? – просто поинтересовался Влад, не вдаваясь в детали.
– Ты проницателен.
– Глядя на твое довольное лицо, не нужно быть большим провидцем… Желаю тебе больших успехов на новом поприще. Постарайся обогнать Григория Распутина.
Шутка была оценена по достоинству. Широко улыбнувшись, Виталий ответил:
– Сделаю все, что от меня зависит… чтобы хотя бы не отстать.
Попрощавшись, Лозовский покинул квартиру приятеля. Итак, бельэтаж принадлежал княгине Анастасии Дмитриевне Раевской.
* * *
В свое время Владлен оставил аспирантуру ради кладоискательства. Тогда ему казалось, что ненадолго: достаточно покопаться с металлодетектором какой-то сезон, так он сумеет обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Однако в карманах по-прежнему гулял ветер, а мечта с пообтертыми очертаниями маячила где-то у самого горизонта за белесой дымкой: то выглянет, маня серебряным рублем, а то вновь спрячется в дымку – и вновь безденежье. А диссертационный материал, сложенный стопкой, терпеливо дожидался своего часа.
И все-таки труд не пропал. Исторические справочники вкупе со специально подобранной литературой выручали его не однажды, и он нередко обращался к словарям, чтобы по достоинству оценить ту или иную находку.
Пригодилась библиотека и в этот раз.
Тема диссертации Лозовского называлась «Дела об оскорблении государя императора». Так уж было заведено на Руси, что царя поносили не только пахотные мужики, недовольные увеличением оброка, но и люди значительные, привыкшие сиживать в светских салонах. Бароны и светлейшие князья – за предоставленные черни гражданские свободы, армейские офицеры – за муштру, устроенную в армии, священники – за палочный режим, установленный в церквях. Так что поводов для того, чтобы осыпать бранью его величество, всегда на Руси было предостаточно. Костерили самодержца, не выбирая слов, всяко – даже и матерно. И, вчитываясь в подробнейшие протоколы, Лозовский не без удивления отметил, что матерная речь за четырехсотлетний период мало чем отличается от нынешней. За это время в России неоднократно менялись режимы, видоизменялся сам русский язык, модифицировались правила, перерождалась грамматика, убирался твердый знак, вводилась буква «ё» – а матерные слова оставались по-прежнему консервативны и ни в какую не желали перерождаться…
Так что предстоящая работа дожидалась своего обобщения. Вместе с текстами оскорблений, которые, надо признать, были весьма искусны и емки, Владлен предпочитал собирать фотографии фигурантов, дававшие представление об их характере и иную пищу для размышлений. Тщательно подписанные, способные соперничать с жандармской картотекой, они лежали в отдельных ящиках и составляли особый предмет гордости Лозовского.
Владлен уже слышал кое-что о княгине Раевской, так что лишь оставалось внести в ее личность кое- какую ясность. Порывшись в картотеке, он вытащил нужный снимок. Так оно и есть, Анастасия Федоровна Раевская. Некогда была городской фрейлиной, а потом стала одной из ближайших подруг императрицы. Даже Николай Второй называл ее «нашим другом». А это уже звание, стоившее многих наград, и его
