сказали: «А, смотрите, какой у Миши красивый дорогой сейф..» – нет! Я купил этот сейф, потому что мне доказали, что вскрыть его нельзя.
– Так как же этот хрен его обчистил? – взорвался Дрозд, не сдержав чувств.
– Таки сегодня основной замок был открыт, – спокойно пояснил Моисей Вольфович, – как раз сегодня кончился завод механизма замка, и я должен был снова завести его на неделю. Только я не успел сделать этого, так как ждал твоих архаровцев с деньгами. – Он многозначительно покосился на Репу.
– Эй, не надо на меня все грузить! – возмутился тот. – Сам форшманулся, а меня парафинит! Со мной такой наезд не проканает.
– Подвяжи ботало, – обернулся к нему ювелир с изменившимся лицом, – я был в авторитете, когда тебя еще думали.
– Кончай порожняк толкать! – заорал на них Дрозд. – Я, кажется, просек, что это был за антихрист. Это Лапа – пес паскудный! На воровской «правилке» решили его из города выкинуть, чтоб глаза всем не мозолил, вот он, падла, и надумал отыграться. Кто сегодня найдет его и приведет ко мне живым, получит тридцать кусков. – Он повысил голос и повторил: – Все слышали?! Сегодня и живым!
– Живым его трудно будет взять, – хмуро заметил Боцман. – Лапа – тертый калач, его на дурняка не возьмешь…
– Можешь взять его под красный галстук – мне насрать, – огрызнулся Дрозд. – Подгони мне его башку, но только с бабками, которые он взял. Без бабок он мне нужен только живым. Я его, суку, запрессую начисто…
– Ну, бабки-то, по идее, при нем должны быть, – заметил Портной, стоявший рядом.
– Ба, еще один мозговитый показался, – в притворном восхищении воскликнул Дрозд, – конечно, бабки при нем. Он их не скинет, потому что негде – земля под ногами горит. Короче, хватит обезьяну водить да понты кидать – выцепите его, достаньте бабки, а потом спросите, как с гада!
Загорский с задумчивым видом сидел в мастерской за рабочим столом и перебирал серебряные монеты, которые высыпал из мешочка, принесенного «медвежатником». Рядом на столе стоял макет скульптуры «Дочь кузнеца». Чтобы фигурка получилась заметной и законченной, с четкими линиями, ее надо было делать не менее двадцати сантиметров высотой. Загорский положил монету на аптекарские весы – десять граммов. На самой монете номиналом в пятьдесят копеек было написано, что она содержит девять граммов чистого серебра. А всего монет – шестьсот семьдесят. Загорский закусил губу. Веса металла не хватало. Либо придется делать скульптуру пустотелой, либо металл получится низкой пробы.
Размышляя над тем, на каком варианте остановиться, Загорский взялся за переплавку монет. Для этих целей у него имелась небольшая газовая горелка. Очистив и переплавив металл в небольшие слитки, рассчитанные по граммам, каждый для отливки определенной части скульптуры, скульптор занялся подготовкой форм. Глина успела высохнуть, оставалось обжечь формы в печи, чтобы вытопить воск. Когда формы были готовы, Загорский оставил их остывать, а сам сел пообедать, но не успел поднести ложку с ухой ко рту, как в дверь постучали.
– Кто там? – настороженно спросил скульптор, прикрывая слитки мешковиной.
– Николай Павлович, это Федор, – раздался голос из-за двери.
– А, Федор, – обрадовался Загорский, признав голос соседа со второго этажа.
Тот был кузнецом и мастерски изготовлял декоративные решетки, ограды и прочие вещи. Николай Павлович сам заказывал у него то кочергу для камина, то вешалку. Каждая вещь получалась как произведение искусства. Скульптор открыл дверь и впустил в комнату черноволосого тучного парня лет двадцати пяти с детским улыбчивым лицом, ярко– синими глазами, одетого в простую льняную рубаху, серые мешковатые штаны и сапоги.
– Что ваяешь? – спросил Федор громко, и не успел Загорский ответить, как парень со свойственной ему плавностью и быстротой проскользнул к рабочему столу и заглянул под мешковину: – Ого! Где добыл?
– Друзья помогли, – уклончиво ответил скульптор.
– И куда ты его? – кивнул на слитки серебра кузнец.
– Да вот, небольшую статуэтку делаю. – Загорский показал макет и, с неудовольствием отметив ехидную улыбку парня, добавил: – Слушай, а ты серебро варить умеешь? Понимаешь, я хочу сделать ее из частей, а потом соединить сваркой. Так и легче, и линии будут четче.
– Я бы посоветовал гальванопластику, – с умным видом произнес Федор, оглядывая большую гипсовую статую женщины, стоявшую у стены.
– Я хочу сварку, – заупрямился Загорский, – если не умеешь, то так и скажи.
– Нет, умею, – спокойно возразил Федор.
– Поможешь? – с нажимом спросил скульптор, глядя в глаза кузнецу.
– Че спрашиваешь, конечно, помогу, – махнул рукой Федор. – Я чего зашел-то, червонца в долг не найдется?
– На, держи, потом отработаешь, – усмехнулся Загорский, доставая деньги.
В дверь снова постучали. Они обменялись встревоженными взглядами, и скульптор, быстро прикрыв серебро, пошел открывать:
– Кто там?
– Это Наталия, – отозвался из-за двери женский голос.
Загорский бросил на Федора напряженный взгляд, затем подскочил к нему, схватил за руку и поволок к двери, шепотом поясняя на ходу:
– Федя, тебе пора уходить. Ко мне пришли… Очень важный клиент. Ты можешь смутить ее. Иди домой!
– Но как же, ты что, даже чаю гостю не предложишь? – давясь смехом, спросил кузнец. По виду товарища он сразу сообразил, что визитерша не просто его клиентка.
В дверь снова постучали, и капризный женский голос поинтересовался:
– Ты что, так и собираешься на лестнице меня держать?!
– Нет, душа моя, что ты! – воскликнул Загорский.
Открыв дверь, он первым делом вытолкнул за порог Федора, а затем уже впустил высокую хорошо одетую даму. Платье в стиле «чарльстон» с заниженной талией, отделанное вышивкой, туфли на английском каблуке, берет, модная сумочка с одной ручкой, на руках удлиненные перчатки, умело наложенный макияж и запах «Шанель номер пять» – все это свидетельствовало о том, что дама принадлежит к касте партийно-номенклатурной элиты города.
Федору хватило одного взгляда, чтоб понять, откуда его сосед черпал вдохновение при создании своих «шедевров». По губам кузнеца поползла улыбка:
– Здрасте.
– Здравствуйте, – буркнула в ответ женщина и скрылась в прихожей.
Загорский загородил дверной проем, метнув на Федора грозный взгляд.
– Все, ухожу, – улыбаясь, поднял руки кузнец, – мне просто интересно…
Скульптор не дал ему договорить и, захлопнув перед носом соседа входную дверь, поспешил в комнату, где немедленно заключил гостью в объятия. Она не сопротивлялась, отшвырнула берет в сторону и, смеясь, распустила волосы.
– Натали, – простонал Николай Павлович, покрывая шею женщины поцелуями.
– О, дорогой, – задыхаясь, ответила она ему и шепнула: – Документы будут готовы в среду.
– В эту среду? – обрадовался скульптор, выпуская ее из объятий.
– Да, муж ничего не заподозрил, – проговорила она с закрытыми глазами, ожидая следующей порции ласк. – Ты можешь выехать из страны, а потом я к тебе приеду.
– Это замечательные новости! – воскликнул Загорский вне себя от радости. Срывая с любовницы платье, он думал о том, что вдали от опостылевшей родины сможет наконец-то творить в полную силу. Уж там-то никто не станет ограничивать его, притеснять и выдвигать дурацкие требования. Не надо будет просыпаться ночью в холодном поту от звуков подъехавшей машины и стука в дверь.
