неточность, скажите мне. Исправим ваши показания.
Бестужева прочитала протокол, расписалась, где надо, и Глотов положил его в папку.
– Ну вот, у нас все! – повернулся он к Воронову. – Систематизируем материал, отправлю к вам в Управление. Похоже, Валера, маньячок у нас нарисовался.
– Разберемся.
В квартиру вошел второй следователь. Его Воронов не знал.
– У меня с Гончаром все, Илья Борисович.
– Ну и хорошо, давай протокол, и едем отсюда.
Забрав у помощника бумаги, Глотов пожал Воронову руку:
– Удачи тебе, Валера.
– Спасибо, Илюша. Тебе того же.
– Участковый переходит в твое распоряжение.
– Отпусти его. Будет нужен – вызову.
– А журналисты?
– Ты думаешь, он задержит их? Напротив, думаю, будет не прочь покрасоваться перед камерами. Когда еще на экран телевизора попадет?
– Ну, добро. Поехали мы.
Сотрудники дежурной следственно-оперативной группы покинули квартиру Бестужевой. Воронов закрыл за ними дверь и подошел к окну:
– Странно, журналистов еще нет! Но это и к лучшему.
– А может, ко мне поедем? – предложил Веселов. – Боюсь, здесь нам и поговорить не дадут.
– Опоздали, подъехала первая машина городского телеканала. Остальных ждать недолго. Но мы никого сюда не пустим.
– Все равно достанут!
Воронов набрал номер по своему сотовому телефону:
– Илья! Вижу, вы еще во дворе?
– Ну да, никак водила не развернется, а журналюги уже тут. Но мы-то прорвемся, а вот ты?
– Слушай! Пошли наверх своего помощника!
– Зачем?
– Пусть опечатает квартиру. Тогда наши вездесущие журналисты будут считать, что в ней никого нет, и свалят отсюда.
– Неплохой ход. А мне машину тоже опечатать?
– Ты прорвешься!
– Ладно! Посылаю Леонида.
– Ну, вот, теперь нас ни для кого здесь нет, – отключив телефон, проговорил Воронов.
– А свет?
– Свет – ерунда, его часто забывают выключить. Главное, к окнам не подходить.
Бестужева, безучастно смотревшая на стену, взглянула на Веселова:
– Ты что-нибудь узнал о Сергее?
– Я могу сказать тебе одно, Лариса, мы ищем его.
– Конечно, ничего другого ты ответить не мог, – покачала она головой.
– Я говорю правду. – И Дима рассказал ей о проведенной акции по базе Мурзы. – В итоге офицер оказался у нас, но, как выяснилось, это был не Сергей, и слава богу.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что находившийся в банде бывший старший лейтенант являлся членом банды.
– Как это так?
– Вот так! Он добровольно перешел на сторону боевиков, хотел денег заработать, а получил осколки в живот. Но кое-что, заслуживающее внимания, он успел мне сказать. Это тоже касается российского офицера, который был взят в плен раненым.
– Почему же вы не освободили его?
– В настоящий момент это невозможно. Банда, в которой, по словам предателя, находится раненый офицер, сейчас базируется за границей. Но она скоро выйдет оттуда. И вот когда выйдет, мы ее отработаем.
– А если и этим офицером окажется не Сергей?
– Значит, будем искать дальше.
– Опять неизвестность. Да еще это. Кстати, Валерий Андреевич, в прихожей за шкафом лежит сломанная гвоздика. Я не стала ничего говорить о ней Глотову. Или надо было сказать?
– Главное, мне сказали. А теперь, Лариса Константиновна, встряхнитесь и расскажите все с самого начала. Я имею в виду с момента, когда вы с Коростылевым подъехали к дому.
– Хорошо, – кивнула Лариса. – Но все было, как обычно. Единственно, Гена настоял на том, чтобы проводить меня до двери и чтобы я в его присутствии осмотрела квартиру.
– Следом за вами в подъезд кто-нибудь входил?
– Я не слышала.
К столу подсел Веселов:
– А когда вы приехали из офиса, у дома ничего подозрительного не заметили? – подсел к столу Веселов.
– Что ты имеешь в виду? – взглянула на него Бестужева.
– Ну, может быть, за вами шла какая-то машина? Или во дворе находился подозрительный тип?
– Я ничего не заметила. Гена… о господи, как вспомню его, лежащего с вывалившимися на мусор кишками, так кричать хочется!
– Что Гена?
– Он ничего не говорил мне о каких-то подозрительных вещах или людях.
– Во сколько он ушел от вас? – снова вступил в разговор следователь.
– Где-то в половине одиннадцатого! В подъезде было тихо. Он пошел вниз, я вошла в квартиру.
– И ни криков, ни какого-либо шума не слы-шали?
– Нет! Потом я прилегла, но заснуть не смогла, встала, включила телевизор. Так и сидела на диване, пока на улице не заорала сигнализация.
– Что за сигнализация?
– Да на машине соседа, что выходил со мной, Гончара. Я подошла к окну и увидела «Форд» Геннадия. Это разозлило меня. Я ведь думала, что он сидит в машине. Гена признавался мне в любви и, наверное, сильно страдал, не получая взаимности. Сколько раз я пыталась убедить его, чтобы он выбросил из головы мысли о нашем будущем. Говорила, что люблю только Сергея, нет, он все равно на что-то надеялся. В офисе говорил, что будет ждать своего часа, даже если на это уйдет вся жизнь. Вот она и ушла. Долго ждать не пришлось.
– Так, – выслушав Бестужеву, продолжил Воронов, – вы увидели «Форд» Коростылева, и что – дальше?
– Я позвонила ему, но телефон не ответил. Потом позвонила еще, опять молчание. Я подумала, что с ним что-то случилось или он оставил телефон в офисе. Решила выйти и отправить его домой либо оказать помощь. В подъезде…
И Лариса в подробностях рассказала о том, что последовало дальше. Рассказ был обрывист и давался ей тяжело. Но она держала себя в руках:
– Кровь увидел Гончар, сначала ручеек, потом лужу крови. Да, я в подъезде еще раз позвонила Гене и услышала сигнал вызова, доносившийся из подвала. И тогда я поняла, что Геннадия больше нет. Позвонила вам, вызвала полицию. Остальное вы знаете.
– Что скажешь, профи по борьбе с терроризмом? – взглянул Воронов на Веселова.
– Очевидно, что неизвестный преступник убивает только тех, кто близко подходит к Ларисе. Либо пытается ухаживать за ней, как было в случае в Корнеевым, а сегодня и с Коростылевым, либо кто представляет для нее опасность, как в случае с Себенко. Почему он это делает? Откуда получает информацию о делах Бестужевой, неясно. Но, в принципе, это не так сложно сделать, и мы это обсуж-
