соизволил разжать губы.
Отец погиб не в Керуварионе, сказал он. Это, конечно, было правдой, но отнюдь не решало многих проблем.
ГЛАВА 8
О-о-о, протянула Сидани, мне довелось скитаться по морским волнам с самим Чубадаем. Он никогда не был пиратом, как о нем говорят, но всегда брал что хотел, не очень-то заботясь при этом о правилах приличия. Особенно он любил золото и, завидев золотые побрякушки, просто выходил из себя. У него было много золота.
Награбленного золота, уточнил кто-то.
Держу пари, вмешался другой голос, он превращал в золото даже морскую соль, чтобы очаровать эту леди!
Он шел на многое ради меня, задумчиво произнесла Сидани. Слушатели расхохотались. Женщины, взвизгнув, отпрянули у Скиталицы была тяжелая рука.
Щенок! усмехнулась колдунья. Я не всегда выглядела такой немощной. О, я была когда-то молода и красива. Ты прав, молокосос, Чубадай действительно положил на меня глаз. Я была юной, гибкой как хлыст, сумасбродкой, очарованной ревом морской стихии. Неудивительно, что он взял меня с собой в кругосветное странствие. Вэньи слушала, цепенея от злости. Вокруг Сидани всегда собиралась толпа. Эти бездельники разевали рты, слушая ее дурацкие байки, и совершенно теряли головы, когда она своим глубоким чарующим голосом начинала напевать странные песенки, аккомпанируя себе на арфе. Арфу принес ей он. Он просто влюбился в старуху и не скрывал этого. Многие злословили по поводу его страсти к древней, как мир, леди. Но никогда в присутствии Сидани. И никогда с осуждением, что могло бы утешить Вэньи. Отвратительное существо с каждым часом, казалось, становилось моложе. Вэньи припомнила переправу через Сувиен. При взгляде на бурлящий стре мительный поток бледнели даже маги. Даже Вэньи, рожденной у моря, стало не по себе. Сидани наклонилась к самой воде, с неизъяснимым наслаждением вглядываясь в быстро бегущие струи. Она расхохоталась, когда страшный бурун резко подкинул лодку, так что зазвенело тяжелое днище и огромный тюк с по клажей исчез в кипящей пучине. Эсториан словно обезумел от нее. Она потребовала покладистого мерина со ступленными рогами и так спокойно покачивалась в седле, как будто срослась с сенелем. Они ехали колено к колену, непринужденно болтая, или сидели у костра, обсуждая дороги богов и людей, а иногда пели вместе голос темный и голос светлый, и ветер уносил к небесам их напев. Почему так происходило, Вэньи не знала. Ночами все было иначе. Он обнимал Вэньи так нежно и так крепко, что ей хотелось плакать. А еще ей хотелось плакать оттого, что приближался Асаниан.
Я никогда не оставлю тебя, сказал он однажды. Я никогда тебя никуда не отпущу, если ты сама не захочешь этого. Клянусь, Вэньи. Ты во мне, я в тебе, мы одно существо.
О-ох! протяжно выдохнула она и закрыла ему рот ладонью. Его борода отросла и была теперь пышной и плотной. Она только что расчесала ее острым зазубренным гребнем. Не давай опрометчивых клятв. Будем просто любить друг друга столько, сколько отпустят нам боги.
Всегда, сказал он. Мы будем любить друг друга всегда. Она оседлала его с бешеной страстью, утоляя внезапно шевельнувшийся голод. Он заснул непривычно скоро. Путешествие утомило его, хотя он старался не показывать этого никому. Последние ночи он спал мало, принимая делегации из мелких селений, расположенных в лесной глуши, разбирая тяжбы и пируя с провинциальной знатью. Через день или два они должны были пересечь границу Асаниана. Ближе к вечеру императорский караван въехал в маленький городок Салуян, население которого оказалось более деликатным, чем жители подобных местечек. Просители покинули резиденцию Эсториана еще до захода солнца. Верховная жрица городка смотрела на него с величественной жалостью.
Бедный милорд, сказала она. Вам обязательно надо как следует отдохнуть. Вы нуждаетесь сейчас в крепком сне гораздо больше, чем мы в вашей бессоннице. Отдыхайте, сир, и ни о чем не беспокойтесь. Мы не потревожим вас до тех пор, пока вы сами не пожелаете этого. Молодой император попытался возражать, но жрица была непреклонна. Властитель должен отправиться почивать, не заботясь о нуждах ее подопечных. Она сама прекрасно справляется с ними. Мудрая женщина, подумала Вэньи. Она все-таки сумела переупрямить его. Да и чего можно было ожидать от родственницы Айбурана! Правда, родственницы дальней. Северная кровь бежала в ее жилах тоненькой струйкой, однако она придала облику жрицы величавость, наделила высоким ростом и статью. В остальном же правительница Салуяна была золотисто-коричневой женщиной, с медными волосами, пламенеющей солнечной кожей и глазами цвета речного песка. Асанианка с чертами северянки. Эсториан присмирел, только взглянув на нее. Такое случалось редко и потому сейчас приятно поразило. Они, поклонившись, вышли и расположились в комнатке возле покоев. Айбуран, жрица и вдовствующая императрица. Они, кажется, собирались бодрствовать эту mnw|. Вэньи тяжело переносила незримое присутствие столь высоких персон. Пос ледние несколько дней она плохо спала, бессонница словно поселилась в ней и грызла ее внутренности подобно болезни. Скорее всего сказывалось утомление, вызванное долгим путешествием и постоянной тревогой. Быстрым поцелуем Вэньи благословила его сон. Эсториан что-то пробормотал, но не проснулся. Она соскочила с постели, взяла в руки свои туфли и, склонившись в низком поклоне, босиком пробежала через будуар, где расположились высокие особы. Дом верховной правительницы Салуяна был самым большим в городке, и Вэньи миновала добрый десяток комнат, прежде чем добралась до выхода. Тут мог бы разместиться весь императорский караван. Однако большинство придворных ночевали в лагере под крепостной стеной, и лишь немногие из них, самые знатные и доверенные, были допущены разделить с императором кров. В помещениях просторного здания дежурили императорские гвардейцы. Они хорошо знали Вэньи и почтительно приветствовали ее, однако той, кого она бессознательно искала, нигде не было видно. Вэньи обнаружила Сидани возле храма. Скиталица недвижно стояла на каменной площадке, прильнув к опорному столбу, поддерживавшему навес над крыльцом. Она сама, казалось, превратилась в колонну и почти не изменила позы, заслышав приближение маленькой жрицы. Она только чуть отклонилась от столба и повернула к ней темное лицо. Вэньи собиралась помолиться у алтаря, как она делала это при всяком удобном случае, испрашивая у богов милости к своему возлюбленному господину. Но сегодня желание было особенно острым, словно там, в глубине ее существа, ерзало раскаленное лезвие и избавить от него могла только молитва. И вот на пути к алтарю образовалась досадная заминка. Помеха. Препятствие. Тень в тени. Сущность, окутанная молчанием.
Ты хочешь войти? Вэньи старалась говорить сдержанно.
Да, с твоего позволения, сказала Сидани. В голосе ее прозвучала едва заметная насмешка. Но так ли это, определить было непросто.
Тебе это нужно?
Возможно, ответила Скиталица. Когда-то я проклинала их. Богов светлых и богов темных. Всех вместе небесных братьев и подземных сестер. Они отняли у меня все, что я любила. Они повергли меня в прах.
Они вольны поступать так, сказала Вэньи. Они дают, и они забирают. Иначе кто бы считал их богами?
Может быть, они нам вообще не нужны. Нельзя сказать, чтобы Вэньи была шокирована этим заявлением. Одна из заповедей Книги Странствий гласит: Не каждому дано узреть Божий промысел . Сидани повернулась спиной ко входу в храм, словно позабыв о своем намерении войти в него. Ее лицо все еще оставалось в тени, но глаза ярко вспыхнули, отражая пламя светильника.
Я не очень испугала тебя, малышка? Ведь ты вряд ли согласна со мной?
Ты знаешь, что это так. Сидани опустила голову, как бы разглядывая цветную мозаику пола, и вечный огонь, пылающий у алтаря, внезапно осветил ее черную шею, на которой белели странные шрамы. Такие потертости на коже обычно образовывались от долгого ношения ошейника или тяжелого жреческого ожерелья. Вэньи осторожно поднесла руки к своему горлу, коснувшись саднящих ссадин. Кто же стоит перед ней? Рабыня или жрица?
Да, сказала Скиталица, заметив ее взгляд. Ты совершенно права. Я была жрицей Солнца. Многие годы никто не мог видеть то, что сейчас видишь ты. Я, как и ты, выслушивала наставления больших мудрецов, искусных магов и священнослужителей, воображающих, что они находятся
