который мог бы показаться жалобным, если бы в нем не звучали визгливые ноты насмешки. Палач отшвырнул бич и улыбнулся. Он хорошо проделал свою работу, теперь пришла пора отдыхать. Правда, последний мятежник немножко подпортил картину. Наглый преступник сумел устоять на ногах и сам добрел до своих вонючих сообщников, хотя на спине его алели широкие рваные полосы, бич не только рассекал кожу, но местами вырывал мясо. Ничего, эти рубцы теперь заживут не скоро, а шрамы от них не изгладятся до конца жизни упрямого дурака. Палач бьет легче, когда люди кричат. У него тоже есть сердце. Эсториан вскинул детеныша рыси на плечи. Толпа вела себя тихо. Гвардейцы расслабились и чуть сдвинулись со своих мест. Им не очень понравилось то, что он собирался сейчас проделать. Они даже, возможно, будут протестовать. Что ж, тогда ему придется несколько осадить их. Император волен делать все, что захочет, иначе кто будет его уважать? Он должен сейчас подойти к этим несчастным и сказать им пару напутственных слов, чтобы ободрить бедняг, а заодно показать жителям При'ная, что значат императорские справедливость и милосердие, с которыми им никогда не приходилось сталкиваться. Он не хотел признаться себе, что единственной настоящей причиной, побуждающей его к вы ходящим из ряда вон поступкам, является неодолимое желание очаровать всех и вся. Он погладил мохнатую лапу, свисающую с его плеча, и стал спускаться к толпе. Эскорт двинулся вместе с ним. И гвардейцы, и оленейцы и мать, и Айбуран, и маги. Они шествовали уверенно и молчаливо, не испрашивая на то императорского согласия, они игнорировали его. Если император вознамерился делать глупости, говорили глаза упрямцев, он будет их делать под надежной ох раной или не делать вообще. Ему не хотелось ссориться с ними на людях, и они понимали это. Они шли, защищая его с боков и со спины, катя перед ним вал магической силы. Узники, стоявшие на эшафоте, постепенно приходили в себя. Все кончилось для них лучше, чем они могли ожидать. Все они были живы, хотя, может быть, не вполне здоровы, но рубцы заживут, а проворные кузнецы уже принялись сбивать с них оковы. За спиной Эсториана затеялась возня. Рыкнула Юлия. Он обернулся. Один из гвардейцев оступился на скользких от снега камнях мостовой и грохнулся бы оземь, если бы товарищи не поддержали его. Варьянец выругался сквозь зубы, проклиная свою неловкость. Эсториан усмехнулся. Это все нервы. Ему следует держать себя в руках и не дергаться от каждого шороха. Преступники примерно наказаны, и зерна мятежа уже не прорастут в них... к их несомненной пользе. Сегодня он победил если не весь юг и, уж конечно, не весь Асаниан, то по крайней мере При'най... Отчего же на душе так скверно? Путь был открыт, лица узников выражали покорность, толпа падала на колени. Справедливость и милосердие прекрасный девиз, строгость и любовь, любовь и строгость. Он пригнулся и ловким движением вспрыгнул на эшафот, игнорируя лестницу. Стража опешила, он усмехнулся, он опять натянул им нос. Юлия вспрыгнула вслед за ним и, морща морду, колотила по доскам помоста хвостом, припадая на все лапы. Бедная королева кошачьих семейств, она ненавидела асанианские города. Юл-котенок взвыл, словно откликаясь на материнские чувства. На деле все оказалось не так. Маленький золотоглазый боец выл совсем по dpscnls поводу. Он не сострадал и не боялся. Он устрашал. Ярость. Длинные острые когти вспороли слои мантий. Плечам Эсториана вдруг сделалось легко. Он обернулся. Тощий наглец преступник корчился на досках помоста, а над ним бушевало облако, состоящее из когтей, зубов, шерсти и стали. Сталь? Пространство над площадью заполнилось крыльями, ветром, мерцанием ножей.
Эсториан! Айбуран ревел, как бык в брачную пору. Маги! Берегись магов, малыш! Это не маги. Эсториан думал медленно, рассеянно следя, как пространство скручивается вокруг него и ветер распадается на струйки визга. Не только маги. Это Врата! Они испускают смерть! Они выскакивали прямо из воздуха, ужасающие фигуры в белом, вооруженные длинными сверкающими ножами. Они пели, и песня их прославляла смерть, забвение и вечный покой. Глаза мрачных фигур были устремлены на него. Что-то царапнуло его под коленкой, вернув к жизни. Он опустил взгляд. Юлкотенок сидел рядом, потирая лапкой окровавленные усы. Эсториан подхватил маленького бойца на руки. Он не стал тратить время на то, чтобы взглянуть, что сталось с тощим наглецом. Юл-коты не покидают жертву, если она жива. С детенышем Юлии на плечах он спрыгнул с помоста в толпу раздраженных гвардейцев. Глотку саднило. Он кричал, он визжал, он ревел.
Сюда! Я здесь! Возьмите меня, скоты! Возьмите, если сможете! Он споткнулся. Тело. В чем-то белом. Убийца? Или?.. Оно было покрыто белым блестящим мехом то, что не давало ему пройти. Оно трепетало...
Нет, сказал он. Самому себе. Тихо, спокойно и ясно. Яростная схватка кипела вокруг. Но она уже не касалась его. Он опустился на колени. Леди Мирейн дышала хрипло, с трудом. Рукоятка ножа, погруженного в ее грудь, вздрагивала в такт биениям сердца. Крови не было, кровь сдерживал клинок. Это только рана, подумал он. Чистая, не глубокая, не смертельная. Голова матери покоилась на коленях Айбурана. Жрец казался безмерно усталым, борода его потускнела. Глаза леди Мирейн обратились к сыну.
Вытащи его, сказала она хрипло. Вытащи нож.
Нельзя, ма, это опасно, выдохнул он.
Пусть, сказала она. Вытащи.
Нет, ласково просил он, потерпи. Мы поможем тебе. Мы кликнем магов, пригласим лекарей...
Я маг, сказал Айбуран, и я же целитель. Но я не могу ничего поделать сейчас.
Ты сможешь. Эсториан огляделся. Красные и зеленые плащи развевались вокруг них. Белые фигуры наседали, но падали под ударами мечей. В воздухе реяли стрелы. Одна из них с гудением расщепила бортик помоста. Там люди, они ничем не защищены, они умирают, как скот в загоне.
Помоги ей, крикнул он Айбурану. Спаси ее жизнь! Он ухватился за стойку грубо сколоченной лестницы и встал, потом, подтянувшись, вскарабкался на помост, обдирая руки. Помост был пуст, только тело тощего бунтаря валялось в луже вытекшей из разорванной глотки крови. Битва была не столь свирепой, как он предполагал. Хуже всего приходилось его личной охране, остальная толпа бестолково металась по площади, люди мешали друг другу выбраться из толчеи, крича и уподобляясь обезумевшим животным. Внезапно он успокоился. Мать умирала. Маги убили ее. Они пытались убить и его, они не знали, что он обладает чувством Врат и возможностью защищаться. Однако мир в его империи мог быть ими нарушен и возмущен. Что-то шевельнулось в глубине его существа. Не гнев, не страх, не ярость. Ощущение походило на мгновенную вспышку иронии. Он явился сюда, чтобы наказать других, и был тут же наказан сам. Кем? Магами. Магами Врат. Он посмотрел вниз. Айбуран вынимал нож из груди императрицы. Леди Мирейн глубоко вздохнула и вытянулась. Он ощутил, как останавливается ее сердце, как его обволакивает вырвавшаяся из перерезанных жил кровь. Он сжал голову, чтобы унять боль, пульсирующую под черепом. Юл-котенок, воя, скатился с его спины. Матушка умерла. Годри умер. Отец умер. Все они были мертвы. Кто будет следующим? Он закричал. Беззвучно, безмолвно, давая выход копившейся в нем ярости. Пришла не ярость. Пришла сила, дремавшая в глубинах его существа, загнанная туда чувством вины и ужаса, кошмарами детских лет. Нельзя капризничать, нельзя убегать из дому, нельзя желать другим зла, нельзя разрушать чужой дух. Нельзя, нельзя, нельзя... Можно. Теперь ему можно все. Это была не та сила, которая зашевелилась в нем, когда он покидал Кундри'дж. Это была мощь накопленной многими поколениями магии, сила, которая подчинялась только ему, которой он мог управлять. Никто не заметил происшедшей в нем перемены. Глупцы, они по-прежнему считали его калекой, увечным, беспомощным существом. Его магия была для них незрима. Но она ожила. Грозная, великолепная, потрясающая вещь, подобная двуручному мечу, орудуя которым необходимо помнить о равновесии. Итак, маги. Итак, Врата. Земля, сотрясаемая болью. И люди, нуждающиеся в любви и защите. Он опять очутился в таинственной мерцающей пустоте, как тогда, после смерти отца, он плыл в ней, но уже не жалкий и маленький, а сильный, спокойный, невозмутимый. Учителя, называющие себя мастерами магии, мало упоминали об этом просторе. Глупцы, они говорили о трудностях, не подозревая, как это легко проникнуть сюда. Здесь двигались маги, маленькие, как огоньки свеч, нити их жизней влачились за ними, запутываясь и распутываясь. Их можно было обрезать или задуть, одним дыханием или движением. Нет! Что вскрикнуло в нем? Память? Душа? Сердце? Не приноси жертвы. А кто же тогда заплатит за жизнь его матери, его отца, его друга и брата? Не так громко. Не так высоко. Они потеряли лишь тела, а ты собираешься губить души. Это проклято, это обречено... Это просто. И очень просто. Эсториан! Айбуран? Нет. Опять и опять.
