делала, когда волновалась.
Сейчас послушай меня внимательно. Обстоятельства складываются так, что я вряд ли смогу сопровождать тебя в Кундри'дж-Асан. Кому-то надо остаться здесь регентом Керувариона. Он растерялся.
Регентом Керувариона? Не ты ли сама не так давно говорила мне, что я должен самостоятельно править моей империей?
Шрамы слишком глубоки. Их не излечишь в один день.
Почему ты только сейчас говоришь мне об этом?
Никто не мешал тебе самому прийти к этому выводу. Она сделала паузу. Чтобы перевести дыхание. А может быть, чтобы успокоить нервы. Или чтобы переждать вспышку гнева. Но он молчал.
Тебе очень хочется, чтобы я поехала с тобой?
Разве у меня есть выбор?
Да. Он посмотрел на нее как на помешанную. Он, конечно, любил ее, этого нельзя отрицать. Но любовь и ненависть вылупились из одного яйца. Кто-то верно подметил это много лет назад. Один из его остроумцев предков. Они понимали толк в подобных вещах.
Так, язвительно произнес он. Ты, значит, поедешь со мной? И станешь контролировать каждое мое движение? И будешь сводничать для меня в гаремах Золотой империи?.. Она пропустила его слова мимо ушей.
Красный принц мудр. Народ любит его. Он успешно сможет осуществлять регентство в твое отсутствие.
Он не намного старше меня.
Ты император. Эсториан отсалютовал ей рукой, как шпагой.
Прекрасный вид, матушка! В моей империи все всё умеют, кроме единственного человека, мешающего всем. Его боятся оставить дома, чтобы он ничего не напортил, и опасаются отпускать одного в дорогу по тем же соображениям. Вы думаете, я этого не вижу?
Я думаю, что ты нуждаешься во мне, сказала леди Мирейн, и именно поэтому так грубо со мной обращаешься. Она стояла по-прежнему прямо и была безупречно красива, но на ресницах ее заблестели слезы. Эсториан ощутил жжение в переносице, но тут же одернул себя. Он опять чуть не попался на удочку. Его матушка была непревзойденной мастерицей придумывать разного рода штучки и женские уловки, с их помощью она всегда добивалась своего. Кроме того, она зачастую без зазрения совести пускала в ход свои чары, абсолютно не заботясь о том, что у него после ее проделок разламывается голова. И все-таки он размяк. Глупо, совсем по-детски, хотя отчетливо сознавал, что она не даст ему ни минуты покоя, если он разрешит ей ехать с собой. Честно говоря, он действительно нуждается в ее поддержке. Она обладает проницательным умом, сильной волей и достаточно поднаторела в искусстве плетения интриг и, наоборот, в случае надобности умело расплетает их. Все это может очень ему пригодиться. Особенно в Асаниане, где коварство считается естественным свойством человеческой натуры, а убийство приятным времяпрепровождением.
Хорошо, сказал он. Мы едем. Я принимаю такое решение, потому что сам хочу этого, а не по каким-либо иным соображениям.
Разве когда-нибудь было иначе? сказала она. Некоторое время она не сводила с него пристального взгляда. В скором согласии сына ей чудился скрытый подвох. После ее ухода над башней долго витал тонкий аромат благовоний. Прошло девять дней вместо намеченных трех, прежде чем Двор мало-мальски подготовился к отъезду. И все же камергеры сбивались с ног, продолжая свою хлопотливую деятельность. Ближе к вечеру Эсториан решил объявить главному распорядителю этой кутерьмы свою волю.
Простые сержанты за полдня могут поднять в поход армию из двенадцати тысяч человек. А ты вот уже десять дней возишься с кучкой придворных. Нуриан затрясся от обиды и пустился в пространные объяснения. Эсториан жестом велел ему умолкнуть.
Я уезжаю, сказал он, завтра утром. Кто успеет собраться, тот едет со мной. Кто опоздает, тот опоздал.
Но, сир, пискнул Нуриан. Как же быть с багажом, с продовольствием, с вашим гардеробом? Эсториан выругался. Коротко и энергично. Камергер оскорбленно затих.
Я ношу то, что могу носить. Остальное великолепно разместится в дорожной суме. Разве в Асаниане нет купцов? Разве там нет ювелиров, шляпников, обувщиков?
Императору в Золотом дворце не нужна обувь. Нуриан не на шутку разволновался, если посмел прервать своего господина.
Но ведь отец выезжал в свет? Или куда-нибудь еще?
Нет, ответил Нуриан, нет, сир. Он никогда не покидал стен дворца. Так полагал камергер. Эсториан придерживался другого мнения, но не стал вступать в дискуссию со слугой.
Утром я еду, спокойно сказал он. Двор может следовать за мной. Стояло прекрасное утро, когда он покидал столицу. Солнце ярко сияло в безоблачном небе, свежий ветерок колыхал флаги. Обоз, состоявший из повозок, облепленных верховыми и пешими слугами, тянулся за ним. Гвардия императора красовалась в походных доспехах красных и золотых расцветок, охранницы леди Мирейн предпочитали зеленый цвет. За ними двигались разодетые придворные лорды верхом, дамы в носилках, окруженные толпой стражей, грумов и лакеев. Маленькая группка жрецов и жриц выглядела на их фоне очень скромно. Крученые ожерелья и гладкие волосы, заплетенные в тугие косички, выдавали их принадлежность к касте служителей культа. Вэньи находилась среди них. Эсториан двигался во главе колонны. Сенель1 под ним был черен как ночь и хороших кровей. Крупные, голубые, как незабудки, глаза, остро отточенные рога и белая звездочка между ними делали его просто неотразимым. Он был еще молод и не прочь подурачиться, но достаточно смышлен, чтобы повиноваться малейшему движению поводьев. Сейчас Умизан неторопливо трусил по дороге, беззлобно пофыркивая на Юлию, бежавшую рядом. Он ничего не имел против королевской кошки, потому что еще жеребенком играл с ней и рос. Рысь лениво огрызалась, но все же старалась держаться подальше от острых раздвоенных копыт, с царственной невозмутимостью игнорируя толпу обступивших дорогу зевак. Казалось, весь Эндрос хлынул за пределы крепостных стен, чтобы проводить своего императора. Гром приветственных криков и рукоплесканий не смолкал вокруг него, но лица многих горожан были опечалены. Простой люд искренне симпатизировал своему молодому правителю, и его отъезд воспринимался как ощутимая потеря в жизни столицы. Конечно, через какое-то время мальчик вернется в родные края, в чем он публично поклялся, глядя на черные башни Замка, но кто знает, как оно все там устроится. Прошлый император вот так же клялся, отбывая в чужую страну. Вернуться-то он вернулся, но неживой, и косточки его теперь в толще скалы. Эсториан обернулся в седле. Он оглядел белые стены столицы и перевел взгляд на мрачные зубцы башен; над ними парил собирающий солнечный свет кристалл. Он отсалютовал ему правой рукой. Кристалл вспыхнул и послал в его сторону пучок нестерпимо ярких лучей. Молодой император рассмеялся.
Привет тебе, негромко произнес он. Приглядывай за моей столицей, пока в отъезде.
И ты говоришь все это с легким сердцем? Эсториан обернулся и бросил взгляд на жреца, который приноравливал бег своей кобылы к размашистой трусце Умизана. Лицо его было серьезно.
Это такая сила, медленно произнес Айбуран, перед которой трепещут боги.
Разве твои слова, воспитатель, не ересь? Эсториан ослепительно улыбнулся толпе. Умизан, почувствовав настроение хозяина, вильнул крупом и замахал кисточкой вскинутого хвоста. Жрец, не прибавив ни слова к сказанному, поклонился и отъехал прочь. Через какое-то время добровольный эскорт, сопровождавший императора, стал редеть, и приветственные возгласы постепенно смолкли. К полудню повернули восвояси самые решительные из провожающих. Когда солнце склонилось к западу, голова каравана достигла пограничного камня, белого столба, стоящего на меже, отделявшей территорию Эндроса от земель Ста Царств. За ними возвышался пологий холм, рассеченный надвое рекой и
