тишина, так как толпа была прикована взглядами к огню.
Не ожидая, пока огонь погаснет, он запихнул пылающую массу себе в рот, где и оставил ее. Он не выдыхал дыма ни изо рта, ни из носа. Он лишь стоял на корзине, выглядя робким, с мягким шипением от огня, погашенного его влажным ртом.
До тех пор я был убежден, что Сакума первым бросит курс. Но без должного умения и сноровки человек съел огонь. Только чтобы его приняли, он сжег весь свой рот. И его унылое упрямство заставило меня пересмотреть свое отношение к нему — Сакума был сделан из более крепкого теста, чем все думали.
После вечеринки Пол устроил вечеринку номер два. В Японии обычно есть череда вечеринок в один вечер, постоянная смена местоположения, служащая для того, чтобы уменьшить численность до устойчивого ядра.
Мы пошли в небольшой бар рядом с додзё. Бэн и Дэнни временно подписали перемирие по слишком сильным ударам предплечьями, которые они наносили друг другу. Как Дэнни и предвидел, Бэн стал сильнее и теперь мог воздавать той же монетой.
Все были буйно пьяны, особенно отмечая изображенную экспромтом двумя полицейскими комичную схватку перед тем, как выйти из додзё. И правда, мы слегка перевозбудились, и появился Чида и скомандовал одно слово. Повисла немедленная тишина в додзё, каждый был потрясен услышанным, такой короткой взрывной командой полностью властного голоса от такой кажущейся великодушной личности. Шум прекратился. Тогда он улыбнулся и сказал нам, что он не сердится. Но он добился цели, и мы быстро покинули здание.
В баре Оямада сэнсэй разговаривал на уверенном английском, несмотря на свой странный акцент. Он делал замки и захваты на Хале, который вопил от боли, но с видом соучастия как бы говоря: «делайте снова». Он также применял те же самые болевые замки к Сато, выражение лица которого никогда не менялось, хотя его руку крутили с болезненным захватом.
Несколько пивных бокалов были опрокинуты. Хал прошептал что-то на ухо Оямада. Оямада сэнсэй затем повернулся к Полу и спросил очень серьезно: «Пол, вам нравится куннилингус?»
«Э, да, нормально… А вам?» Пол был всегда немного скован и вел себя паинькой в присутствии японских учителей.
«Да, мне нравится», — сказал Оямада, блестя потной лысиной на лбу. Потом он повернулся к Халу и мучил его дальше.
Хал полностью соответствовал своей репутации. Он сказал нам, что Сато был «Девственником в течение двух лет!» Сато сказал: «Мой партнер сумасшедший!» и постучал Хала игриво по голове костяшками пальцев. Хал визжал, когда Оямада ударил его кулаком несколько раз с хорошим расчетом. Потом он машинально скрутил соски Хала через рубашку. Хал услужливо извивался и вопил о помощи. «Вы тоже девственник?» — спросил Хал Пола.
«Нет, но держу пари, что ты да», — ответил Пол.
Оямада ожил на мгновение от полуоцепенения, в которое он погрузился. «Вы любите кунилингус, Пол?» — спросил он снова.
«Нормально», — ответил Пол, обороняясь.
Оямада усмехнулся мягко и затем его голова наклонилась вперед. Хал имитировал рубящий удар сзади ему по шее, пока тот не видел.
Потом мы рассчитались по счету. Так как Оямада собрался уходить, мы все поклонились ему с уважением. Когда он повернулся к нам спиной, Хал имитировал пинок ему в зад. После он выполнил череду грубых жестов руками, когда садистский учитель уехал.
«Он травмировал тебя?» — спросил я.
Хал распахнул свою рубашку в ответ. Его соски были в болезненных кровоподтеках.
«Он ублюдок, — сказал Хал. — Он всегда травмирует вас.»
На вечеринке номер три, в лапшичной лавке, я разговаривал с Сато. Он сказал мне, что я был испуган применением силы. «Есть два типа иностранцев, — сказал он. — Одни пугаются силы, тогда как другим она весьма нравится. В Японии это более сложно. Здесь у нас есть форма. Изучая форму, мы можем забыть силу, пока не готовы использовать ее. Но вы не должны пугаться.»
Полицейское прозвище Сато было «Дед» из-за его манеры говорить в старой манере. Однажды я увидел, что он носил футболку с надписью «узаконьте марихуану». Его сестра привезла ее из Калифорнии. Я спросил его, знает ли он, что это означает. «Ах, да, — сказал он. — Но я не интересуюсь такими вещами.»
Я спросил его, почему он никогда не позволяет отразиться боли на своем лице.
«Если я показываю боль, я начинаю чувствовать иную боль, своего рода боль, которая говорит мне, что пора остановиться. Но если я держу свое лицо чистым, боль не настолько плоха. Мы называем это „лицом Каннон“, лицом как у Будды.»
Когда мы тренировались с полицейскими, японские учителя предпочитали ставить иностранных сеншусэй в пары с японскими. Если вы были недостаточно быстры, то вы заканчивали с Сакума, потому как никто не хотел тренироваться с ним. Это было не потому, что он был особенно плох как партнер, хотя в начале он был заметно хуже чем кто-либо еще, это лишь означало, что вы вынуждены будете быть его партнером во всех оскорблениях от лица учи-деши.
Большую часть времени я тренировался с Шерлоком. Ему нравилось тренироваться со мной потому, что в отличие от Маленького Ника и Бешеного Пса, я делал техники настолько жестко, насколько их делал он. Шерлок не хотел получить травму и я тоже. Когда бы ни подошел к нам учитель, мы оба начинали немного ужесточаться, а потом снова ослабляли напор. Шерлок мог принять наказание, когда это было нужно, в отличие от Хромого, который всегда получал травму. Мы знали имена всех полицейских, но по какой-то причине клички, появляясь, сразу же приставали.
Хромой носил повязки на обоих запястьях. Он выглядел самым слабым из полицейских — он был похож на студента колледжа. Его настоящим именем было Ямагучи, но все звали его Хромым или братом Эльфа.
