— Ну что ты, Наташа, — огорчился Копытин.
— А не боишься за своих детей?
— Да они небось сами кого хочешь съедят.
— Чудесная перспектива. И ты меня приглашаешь?
— Обязательно приезжай, ладно?
— Если тебя не выгонят через два-три дня.
— Меня? Я не подойду им?
— Очень подойдешь… Но…
— Что «но»? — не выдержал Жора.
— К тебе нужно привыкнуть. По первым дням может сложиться не то впечатление, понимаешь?
— Нарублю дровишек?
— Именно.
— Вот и приезжай поскорее.
— Приеду. Может, тренером все-таки возьмешь?
Домой он возвращался поздно. Настроение было преотличное.
Он чувствовал в себе столько сил, столько энергии, что готов был перевернуть весь мир.
Наташа!
На кухне лежала записка: «Молоко в холодильнике, котлеты на сковородке. Разогрей и возьми огурец». Заботливая мама. Жоре, конечно, было не до огурца.
Он прошел к себе. Поставил будильник на полшестого. Пяти часов вполне достаточно. Говорят, Наполеон спал по три часа. Через несколько минут в комнате наступила тишина, нарушаемая мерным посапыванием новоиспеченного инструктора по физкультурной работе.
А утром зеленая электричка везла его к платформе с заманчивым названием Рыбушки.
Жора решил не показываться сразу на глаза Терентьеву, а самостоятельно походить по лагерю, посмотреть свои владения, прикинуть, что и как. Пусть уж потом будут высказывать ему пожелания, а вначале он должен иметь обо всем свое личное мнение.
Указатель в виде стрелы с надписью «п/л «Ромашка» Жора отыскал сразу, как только сошел с платформы, и зашагал по широкой тропе, ведущей прямо в лес.
По этой тропе, основательно утрамбованной ботинками, кедами и босыми пятками, он шел минут двадцать, пока не увидел синий забор, ворота и вытянутые одноэтажные домики, разрисованные цветами, весьма отдаленно напоминающими ромашку.
Хотя над воротами и висел гостеприимный транспарант «Добро пожаловать!», Жора не стал к ним приближаться, так как вовремя приметил двух пионеров, стоящих у калитки. Конечно, будут спрашивать, кто, куда и зачем, а выкладывать так все сразу первым попавшимся не входило в его планы. Поэтому Копытин свернул в лес, примыкающий к лагерю, предполагая отыскать где-нибудь в заборе дырку или в крайнем случае просто-напросто перемахнуть через него.
В лесу было тихо и свежо. Влажная трава тотчас намочила джинсы, но Жора упорно шел вперед. Продравшись сквозь заросли бузины и орешника, он выбрался на небольшую поляну, где нос к носу столкнулся с кучкой ребят. Жора сразу понял, что это его будущие воспитанники: и лагерь рядом, и вид у ребят довольно опрятный.
Их было пятеро. Они сидели на солнышке и о чем-то переговаривались. Но свой негромкий разговор прервали, едва лишь увидели незнакомца. Настороженные глаза уставились на Жору. Его потертые джинсы и спортивная куртка, кажется, внушили доверие.
— Здрассте, — поднялся с травы долговязый парнишка с челкой до бровей. — Дядь, не найдется у вас пары сигарет?
Жора достал пачку, протянул парню. Тот извлек две сигареты, просительно глянул на Жору:
— А еще можно… для ребят?
— Бери уж, — Жора махнул рукой. Перевоспитывать эту молодежь сейчас не имело смысла. Впрочем, как он мог кого-то отваживать от курения, если сам курил?
— Спасибо, дядь. Большое спасибо, — долговязый вернул пачку и вразвалочку пошел к нетерпеливо ожидавшим его ребятам.
Жора, снова углубившись в чащу, услышал за спиной радостные вопли:
— Качать, качать!!!
Он представил, как четверо мальчишек хватают за руки и за ноги парня с сигаретами и пытаются его подбросить, однако не в состоянии поднять его выше своих голов и вместе с ним валятся в траву и весело визжат. Он даже захотел вернуться, чтобы посмотреть, так ли это на самом деле, но тут, совсем рядом, как будто за соседним деревом, раздался звук горна. Побудка.
«Тру-ту-ту-ту, тру-ту-та, тру-ту-ту-ту, тру-ту-та…»
Горнист трубил с удовольствием, взахлеб. Отдельные звуки напоминали порой хриповатое кукареканье петуха, неуспевшего еще со сна прочистить глотку.
«Старательный парнишка, — весело подумал Жора, — но в свой оркестр я бы его не взял».
Отыскав в заборе дырку (труда это не составляло: к ней отовсюду сбегались тропинки), Жора произнес традиционное «Добро пожаловать» и ступил на территорию лагеря.
Он прошел мимо нескольких корпусов и заметил футбольные ворота, показавшиеся за столовой. Может, кто заглянул бы прежде всего в столовую, но Жора чуть ли не бегом направился к пестреньким черно-белым воротам.
Разочарование наступило тут же: на поле были только одни ворота с дырявой, кое-где заштопанной сеткой. От других осталась лишь покосившаяся левая штанга, пробраться к которой было невозможно, так как почти треть футбольного поля занимал огород. Самый настоящий огород. Грядки со всякой всячиной. Морковь, помидоры, капуста. А вот и огурцы. Они были еще маленькие, с ребячий мизинец.
Хоть и уважал Копытин огурцы, особенно малосольные, но горестный стон вырвался из его груди.
Он сорвал один огурчик, машинально протер его шершавые бока, но в рот не сунул, а подбросил и с силой ударил по нему ногой.
— Гражданин, — закричала женщина в белом халате, вышедшая из столовой, — да кто ж вам позволил пионерский урожай изводить? Идемте к начальнику.
— Идемте, — с готовностью сказал Жора. — Идемте, черт побери!
— Псих, что ли?
— Самый натуральный. Только что из больницы.
Женщина испуганно попятилась.
Была жара. Жара плыла. Ее волны перекатывались через подоконник и наваливались на Жору расслабляющей тяжестью. Он сбросил с себя пододеяльник и лежал в одних трусах на койке, сетка которой растягивалась до пола. Как в гамаке. Жора даже попробовал раскачаться, но раздался страшный скрип металлических конструкций, и пришлось остановиться. Копытин с сочувствием подумал о своем предшественнике: не сладко, наверное, было спать Пал Палычу в этой железной авоське…
Занудно гудели толстые мухи. Они врывались метеорами в окно, залетали в какой-нибудь угол, на мгновение замирали, а затем с еще большей энергией начинали носиться по комнате. И жара их не берет! А вот инструктора по физкультуре она доняла основательно. Правда, первый день Жора ее не замечал. Он увлекся новым делом, носился по лагерю, писал и расклеивал объявления. Выступал по радио.
Призывам Жора пытался иной раз придать стихотворную форму: «Занимайся физкультурой — разовьешь мускулатуру!» или «Коль подружишься с мячом, все болезни нипочем».
Вадим останавливался возле Жориных творений, скептически пожимал плечами.
