Раздался нескончаемый звонок в дверь.
Лена вздрогнула, открыла глаза. Пять утра.
Какая-то сволочь положила палец на звонок и задумалась, не отрывая пальца.
Лена вышла в прихожую, резко отдернула дверь. На пороге стояла соседка-алкашка.
– Дай двадцать пять рублей! – потребовала соседка.
– У меня нет, – отрезала Лена.
– Есть, – не поверила соседка.
– Не про твою честь. Они мне самой нужны.
– Дай двадцать пять рублей!
– Не дам. Пошла вон.
– У Александра сын погиб. Насмерть. Дай двадцать пять рублей…
Лена застыла. Она вдруг поняла, что это правда.
Пререкаться с безумной соседкой не было сил.
Лена достала кошелек и молча протянула деньги. Соседка тут же смылась. Боялась, что Лена передумает и отнимет.
Лена подошла к телефону. Позвонила Алику Пахомову. Часы показывали половину шестого.
– Это правда? – спросила Лена, не поздоровавшись.
– Правда, – ответил Алик. – Отпевание в понедельник. Ты придешь?
– Зачем?
– Пусть Александр тебя увидит.
– Пусть Вера спокойно похоронит сына. Ей только меня не хватает.
– Ну, смотри…
Они замолчали. Молчание было долгим. Лена решила, что связь прервалась, и громко, отчаянно крикнула:
– Алик!
– Да здесь я… – угрюмо отозвался он. – Такие вот дела…
После похорон были поминки.
К Александру подходили люди, что-то говорили. Александр кивал, как будто слышал и понимал. Но он не вникал. Просто ждал, когда все кончится.
Наконец все подошло к концу.
Александр вернулся домой и ушел в свою комнату.
Дабижа тут же принялась кому-то звонить. По делу. Она открыла магазин «Вторые руки» типа комиссионки. Ношеные вещи поступали из Германии. Здесь их приводили в порядок и продавали за хорошие деньги. Получалось очень выгодно, не то что кино снимать.
Александр достал из тайника пистолет. Пистолет ему подарил поклонник таланта, богатый мужик. Александр его усиленно прятал, а сейчас достал.
Лег на кровать лицом к стене. Лежал и смотрел в стену. Перед глазами – светлые обои с пальмочками, как будто нарисованными коричневым карандашом. Эти обои Александр помнил с детства. Значит, сколько времени квартира без ремонта? Тридцать лет? Сорок?
Александр нажал на курок. Щелчок. Перед глазами те же самые обои. Александр не мог понять: на каком он свете?
Сел. Спустил ноги на пол. К ногам тут же подошел кот. Потерся. Тот же кот и так же потерся.
Из коридора доносился голос Татьяны. Она всегда орала в трубку, не доверяла технике. И сейчас орала.
Александр понял, что он жив. Пистолет дал осечку.
Второй раз он стреляться не стал. Испугался.
Татьяна Дабижа открыла три химчистки. Это оказалось непросто: взятки, подписи, аренда помещения.
Татьяна взяток не давала. Манипулировала именем Александра. Отказать ей – значит отказать большому художнику. А большие имеют дополнительные права на все, и на аренду помещения в том числе. Чиновники решали вопрос. (Бюрократическая формулировка.)
Александр целыми днями лежал лицом к стене, не хотел жить. Потеря смысла жизни.
Эта постоянная депрессия – как гиря на ногах Татьяны. У нее ведь никто не умер, и даже наоборот: деньги текут рекой, жизнь бьет ключом.
Надо было как-то решить вопрос с Александром. Но как?
Если смысл жизни потерян, его надо заменить. Замена смысла.
Татьяна сосредоточилась. Она умела сосредоточиться, когда надо.
В этом крылась причина ее жизненного успеха.
У Александра развилась бессонница. Он засыпал под утро и спал до обеда.
– Так и будешь? – спрашивала Татьяна.
– А что? Я тебе мешаю?
– Ты же не птица. Мужик должен работать и зарабатывать.
– Для кого?
И в самом деле. Татьяна зарабатывает, как семь мужиков. А ему одному – много ли надо? На похороны? И так похоронят. На поверхности не оставят.
Все лучшее осталось в том времени, когда он жил с Верой и считал себя несчастным. Именно тогда он снял свои лучшие фильмы. Именно тогда испытал самые яркие чувства…
Александр сожалел, что не умер от желчного перитонита. Он был в расцвете славы. Его хоронили бы с почестями, как члена политбюро. Он не женился бы на Татьяне, не обидел бы Веру, не узнал бы о смерти сына…
Однажды его разбудили шаги, голоса, стук дверей. Александр открыл глаза и увидел посреди своей комнаты девочку лет пяти. Она была замотана в пуховый платок и походила на маленькую бабенку.
«Ребекка», – толкнулось в Александре. Он ее никогда не видел, но сразу узнал. Девочка не похожа на Ванечку, но видно, что его дочь. Те же синие, граненые глаза и та же манера стоять, выпятив пузико.
В дверях маячила нестарая женщина лет пятидесяти. Вот уж точно копия Ребекки. Вернее, наоборот. Девочка – копия бабушки.
– А где Оля? – спросил Александр.
– Замуж вышла, – отозвалась бабушка. – В Риге живет. Там свои дети.
Значит, Ребекка не понадобилась в новой семье.
На девочке было тяжелое пальто, сшитое на руках. Детей в городах давно так не одевают. Современные дети носят пуховые легкие комбинезончики. А здесь – бедность. Та самая голь, которая на выдумки хитра.
Татьяна высилась среди комнаты – торжественная и взволнованная, как на сцене. Это был ее проект: поехать в Мамыри, разыскать внучку Александра и привезти с доставкой на дом.
– Откуда ты узнала? – спросил Александр.
– Не в колбе живем, – загадочно отозвалась Татьяна.
Она повела гостей на кухню. Их надо было накормить и расселить. Татьяна собралась прописать Ребекку и бабушку на площадь Ивана. В свою бывшую квартиру. Предстояли справки, документы. Предстояло свершить невозможное.
Но для Татьяны ничего невозможного нет. Вся ее жизнь – скачки с препятствиями.
Татьяна любила препятствия, как молодая кобыла, когда надо сгруппироваться и перепрыгнуть, не зацепив. Без преодолений скучно и вяло. Что за жизнь без преодолений…
Татьяна вывела гостей из комнаты. Закрыла за собой дверь, чтобы не нарушать режим Александра. Но Александр не лег больше лицом к стене. Сколько можно смотреть в стену, что там можно увидеть, кроме пальмочек.
Надо вставать. Надо работать и зарабатывать. Тащить эту беспомощную парочку: бабушку и внучку.
Бог даст день, а пищу даст Александр.
Иванушка будет доволен. А может быть, он и подослал.
