дело, там никто до самого конца сражения и не узнал о том, что царя уже нет. Твои эллины тоже стойко сражались, жаль ты не видел всего. Персы бежали, а против нас остался только Мемнон со своими наемниками. Мы перебили их всех. Почти всех – сам Мемнон тоже смог скрыться.
– И что же теперь? – Антигон стиснул край покрывала с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Теперь… Не знаю, никто не знает. Над полем вой стоял – по Филиппу не так убивались. Что там потом началось… Хаос, Антигон. Всех трясло, как в ознобе. Клит сошел с ума, волосы рвал, метался с пеной у рта, все вокруг шарахались. А потом бросился на меч. Никто и не пытался ему помешать. Стояли поодаль и смотрели. Как во сне, я даже ущипнул себя пару раз. Не проснулся.
– Что было дальше? – голос Антигона предательски дрогнул.
Пятидесятилетний стратег и прежде не отличался суровой невозмутимостью, свойственной воинам его возраста и положения. Он всегда был подвержен власти чувств, радовался и горевал на разрыв сердца. Два года назад, когда родился его поздний, обожаемый сын Деметрий, немолодой уже полководец закатил невиданный пир, едва не спустив на него все свое состояние. Молодежь посмеивалась, а вот теперь, когда мир перевернулся, испуганно жалась к старшему, хоть он сейчас и беспомощен, как слепой котенок.
– Дальше успокоились, как смогли, и стали думать. Ох, не зря Антипатр с Парменионом уговаривали царя жениться, чуть не на коленях перед ним стояли. Ни в какую. Как знали… Что дальше, Антигон? Наследника нет, вот что дальше.
– А что Арридей?
– Ты бы хотел такого царя, как Арридей? Послушный, добрый, мухи не обидит… Сидел бы на троне с отсутствующим взглядом и интересовался бы только сластями и игрушками. В двадцать с лишним лет…
– Нет.
– Вот и другие… не захотели, чтобы кто-то правил втихую от его имени. Мы нашли беднягу в шатре. Он, очевидно, все понял в последний момент, словно боги ему перед смертью вернули разум. Пытался бежать, но куда такой убежит… Кинжал, в его спине торчавший, никто не опознал. Не нашли убийцу, да, по правде, и не искали. Кое-кто вспомнил по Линкестийца, но того и след уже простыл. Небось, к тестю своему сбежал, когда увидел, как с претендентами на трон иной раз поступают. Да никто бы его не поддержал, не верю я в то, что за линкестийцев многие стояли. Сыновья Аэропа сами о себе эти слухи распространяли, за что и поплатились, дураки.
– И больше царской крови никого нет, – сказал Антигон, – если бы тогда оставили в живых Аминту… Единственный реальный и законный претендент. Уж Олимпиада расстаралась, упыриха. Кончились Аргеады…
Он постепенно приходил в себя, свыкнувшись со случившимся, и вновь приобретал способность мыслить здраво и взвешенно. Боль, не отпускавшая с тех пор, как вернулось сознание, отступила на второй план. Он вновь был стратегом, одним из самых старших по возрасту военачальников. Александр поставил его командиром эллинских союзников и во время битвы при Гранике Антигон находился на левом фланге в подчинении Пармениона. Бой там вышел не слишком жаркий, однако ему вот хватило…
– И тогда вы созвали собрание войска, – уверенно предположил стратег.
– Да, – подтвердил Птолемей, – собственно, это случилось еще до того, как мы нашли бездыханное тело Арридея. Пехота назвала его царем. «Друзья» пытались возражать, а Парменион молчал. Когда стало ясно, что Аргеадов больше нет, выступил Филота. Он напомнил всем о древнем обычае…
– …и предложил в цари своего отца.
Птолемей внимательно посмотрел на стратега.
– Акарнанец уверил меня, что ничего не говорил тебе.
– Думаешь, я придуриваюсь, изображая неосведомленного? Нет, Лагид, я просто почти на двадцать лет старше тебя. Нет здесь ничего удивительного. Филипп ведь тоже был избран войском. Он не мог царствовать по праву рождения и стал первым среди нас лишь, как опекун малолетнего Аминты. А потом взял и задвинул своего племянника подальше. Войско называет царя, Птолемей, и оно выберет того, кто способен побеждать. Филипп был способен – выбрали его. Парменион способен, что доказал многократно. Я не удивлен.
– Ты прав, – согласился Лагид и с выражением продекламировал, – Аргеадов нет более, зачем же искать царя среди знатных, но ничем не проявивших себя людей? Выберем же царя среди мудрых и прославленных полководцев! Пусть царем будет тот, кому вы доверяете безраздельно и кто никогда не подводил вас на поле брани!
– Слова Филоты? Никогда не сомневался в его красноречии.
– Да, его слушали, затаив дыхание. Потом началась буря. Старика подняли на щитах.
– Думаю, не ошибусь, если предположу, что далеко не все разделили энтузиазм Филоты.
– Я не разделил. Вот почему сижу здесь, в Лампсаке, у твоей постели, вместо того, чтобы топать сейчас к Пелле, объяснять Антипатру: «Ты уж извини, друг Антипа, так получилось. Отдавай-ка свою государственную печать».
Антигон молчал некоторое время, потом спросил:
– Значит, Парменион убрался в Македонию? И давно? Сколько я вообще тут валяюсь?
– Валяешься дней пятнадцать. А они, да, возвращаются. Сейчас топчутся у Абидоса, а может уже переправились.
– Но не все?
– Не все, – кивнул Птолемей, – большая часть эллинов все еще в Троаде. Почти все корабли достались Пармениону и вернуться в Элладу без него сейчас непросто. Мы тут стоим тремя лагерями, если не считать тех, кто пошел за новым царем. В Лампсаке часть «друзей», почти девятьсот человек, кое-кто из отрядов Пердикки и Кена. Ситалк с одрисами, но эти скорее не с нами, а просто поблизости. Агриане ушли с Парменионом, а все прочие рассеялись. Окрестности грабят. Мы, кстати, тоже. Местные звереть начинают.
– Это владения Мемнона. Александр не зря приказал щадить их и не обижать жителей: увидев, что земли родосца не пострадали, персы заподозрят его в предательстве. Это при любом раскладе разумно и полезно. Если, как ты говоришь, он жив и сбежал, то немало еще нашей крови выпьет.
– Нас тут почти три тысячи человек, лошадей много, жрать что-то надо.
– Кого избрали старшим? Тебя?
– Мы с Пердиккой командуем. Остальные пока слушаются, но начинают огрызаться. Ждут, когда ты в себя придешь. Ты старший, тебя хотят вождем. Все.
Антигон выдержал паузу.
– И ты?
Тишина, пронзительная настолько, что слышно сердце, мерно отбивающее:
«Раз, два, три, четыре…»
– И я, – ответил Птолемей.
Вздох.
– Вы решили, что я за Парменионом не побегу?
Птолемей кивнул, забыв, что Антигон его не видит, однако стратегу подтверждения не потребовалось.
– Ну да… Если бы здоров был тогда, на том вашем собрании… Не знаю. В себя еще не пришел. Осмотреться надо, – Антигон дернул уголком рта, – подумать. Эллины что?
– Которыми ты командовал, весь Коринфский союз и фессалийцы в придачу, стоят у Дардана. С этими все понятно – при первой возможности свалят на родину. Наемники где-то под Илионом. Они чего-то отделились, не знаю, почему.
– Понятно, а персы?
– Мы сначала их очень опасались. Боялись, что они соберутся с силами и скинут нас в море. Но потом криптии и кое-кто из местных, перебежчики, сообщили, что при Гранике мы уничтожили все персидские рати по эту сторону Тавра. Остались гарнизоны в городах, но они не высовывают носа. При погребении побитых персов пленные опознали трупы зятя Дария и внука Артаксеркса. Лидийского сатрапа, убийцу нашего царя, Клит лично изрубил в куски, я сам видел. Потом пришли известия, что сатрап Фригии-на-Геллеспонте, Арсит, не выдержал позора и наложил на себя руки.
