– Мужеложцы, не замерзли еще? Вы как там греетесь, попарно или в кольцо замкнулись?
– Идите сюда, еще огоньку подкинем!
Наконец Харидем успокоился и стал думать, что делать дальше. Леосфен, заняв позицию отстраненного наблюдателя, ждал, когда у верховного от тяжких дум треснет голова.
– Талус не пробить, – наконец выдавил из себя некую мысль Харидем.
Леосфен насмешливо поддакнул.
– Надо брать выше, – сказал верховный, – насыпать всход до середины стены и попытаться снова. Там она тоньше. Или вообще вровень, тогда таран не нужен.
– Так они и дали тебе насыпь строить, – возразил младший стратег, – прежде мы равняли подходы на удалении. Начнем под стенами работать, сотни, тысячи кровью умоются.
– На насыпи устроим передвигаемый палисад, – уверенно заявил Харидем, – не мы первые. А на работы сгоним фракийцев.
Однако сразу к исполнению этого плана верховный приступить не успел. Граждане афинские порешили, что большая часть гоплитов, не занятых на строительных работах, бездельно проедает припасы. Экклесия постановила распустить две трети войска по домам. Как раз наступила весна, и афинские корабли вывезли сограждан на родину.
Харидему объявили, что ему на помощь выступил Линкестиец. Верховный от этой новости испытал сложные чувства. С одной стороны он был согласен с тем, что лучше воевать чужими руками, но с другой… Харидем Линкестийца откровенно презирал, а македонян на дух не переносил. Понятно, что ведут их на мясо, но все же…
А вот Александр из Линкестиды, царь македонский, имел совсем иное мнение насчет того, кто там будет мясом в этой осаде. С момента занятия им трона прошло уже полгода, и он успел сжиться с новой ролью. Своих благодетелей-афинян он ненавидел лютой ненавистью, ибо те, сделав его царем, позаботились о том, чтобы весь мир знал, что этот царь – кукла, собака, ученая голос подавать по команде хозяина. Демосфен и Харидем обставили воцарение Линкестийца, как можно унизительнее.
Александр, как и его покойный тезка, отличался злопамятностью. Отец и братья привили ему склонность к интригам, в которые новый царь погрузился с головой, едва лишь афиняне покинули Пеллу. Вот и сейчас, «договорившись» с Демосфеном о помощи союзникам, он раболепно уверил того в своей верности, а сам подумал о том, что хватит уже опасливо осматриваться, пора начинать Игру. Линкестиец всегда грезил славой Филиппа. Не распознавшие его мечты афиняне глубоко заблуждались, думая, что получили покорного цепного пса.
Еще зимой Александр затеял переписку с Меноном-фессалийцем, коего македоняне прокляли до десятого колена. Менон одержал верх в борьбе знати и стал тагом Фессалии. В начале весны он приехал в Пеллу лично и встретился с царем.
Линкестиец принял его радушно. После пира с обильными возлияниями, соседи-правители переговорили с глазу на глаз.
– А ведь если бы не я, вы могли бы победить, – польстил Менон гостеприимцу.
– Едва ли, – не согласился Александр, – при самом благоприятном исходе у Полисперхонта осталось бы больше сил, только и всего.
– Возможно, так было бы лучше для всех, – задумчиво сказал фессалиец, глядя через распахнутые ставни царских покоев в ночь.
– Это еще почему?
– Антипатр потерпел слишком сокрушительное поражение. Тогда, в Фермопилах, единственным моим желанием было – уничтожить, растоптать, чтобы духу македонского не осталось. Позже, глядя, как небывало усилились Афины, я понял, что ошибался. Гораздо лучше для Фессалии, если бы, Македония не испытала унижения, а оставалась угрозой Афинам.
– Ты необычайно откровенен, Менон, – сказал царь, внимательно разглядывая собеседника, – чего ты хочешь?
– Союза, – ответил фессалиец.
– В последнее время я заключил слишком много союзов, – усмехнулся царь.
– Тебя вынудили сделать это. Я же предлагаю тебе союз не столь громкий, как те, которые ты заключил с Демосфеном, стоящим за спиной. Тайный союз против Афин, против любой лиги, которую они возглавят, добиваясь гегемонии над Элладой. И я готов скрепить наш будущий договор делом, а не пустой болтовней.
– Каким образом?
– Ты ведь женат, Александр? – спросил Менон.
– Да, – ответил царь.
– На дочери Антипатра?
Линкестиец кивнул.
– Ты любишь ее?
– К чему эти расспросы? – сдвинул брови царь.
– Не подумай плохого, – примирительно поднял руки ладонями вперед Менон, – я лишь пытаюсь понять, имеет ли смысл мое предложение.
– Люблю? – Линкестиец отвернулся, – я слишком мало времени провел с ней, чтобы вспыхнули какие-то чувства. Все время подле Филиппа, потом Александра. Оба они постоянно в походах, а меня и братьев, не доверяя нам, цари держали рядом с собой. На коротком поводке…
Линкестиец помолчал. Менон терпеливо ждал, не встревая.
– Меня женили без меня, почтенный Менон. До свадьбы я видел невесту лишь мельком. Она – дочь Антипатра и этим все сказано. Какая уж тут любовь…
– Да, – покивал фессалиец, – немногие, облеченные властью свободны в своем выборе. Когда мы молоды, жен нам выбирают отцы. Но сейчас ты уже не мальчик, Александр и можешь принять решение сам. Я предлагаю тебе свою дочь, Фтию.
Линкестиец посмотрел на Менона.
– Она только что расцвела, – продолжал фессалиец, – ей пятнадцать. Тебе скоро тридцать – самый возраст для женитьбы. С предыдущим браком твой покойный батюшка явно поторопился.
«С предыдущим браком…»
Александр задумался. А ведь это мысль. Он действительно уже не глупый мальчишка с горячей кровью, способный на безумства ради любви. Сейчас его разум холоден. Чтобы обладать женскими прелестями, совсем не обязательно жениться. Филипп никогда не отказывал себе в удовольствии затащить на ложе понравившуюся ему девку, не обращая внимания на законную жену, которую ненавидел. Царевна Миртала, в замужестве Олимпиада, нужна была ему для союза с Эпиром. А позже, когда он женился на Клеопатре, племяннице Аттала, это было сделано лишь для того, чтобы обеспечить верность ее дяди. Впрочем, ходили разговоры, что царь действительно влюбился. А тут значит, Фтия… Он даже лица ее не видел. Интересно, какая она? Вдруг страшная? А, собственно, какая разница? Красавица Олимпиада оказалась безумной вакханкой, ведьмой, вот и гляди после этого на красоту. Родится сын, которого можно любить и воспитывать наследником, даже ненавидя его мать, как уже продемонстрировал Филипп. Дочь Антипатра так и не принесла сыну Аэропа детей, может фессалийка окажется плодовитее?
Союз с Фессалией, это хорошо. В свое время именно фессалийцы устроили вмешательство Филиппа во внутриэллинские дела, когда он, давно искавший повод для этого, принял самое деятельное участие в войне дельфийских амфиктионов[48] против святотатцев-фокидян. Правда в тот раз фессалийская лига была раздроблена, каждый ее член думал: «Кто достойнее? Этот худородный Калликрат из Маллеи? А почему не я?» Договориться между собой фессалийцы оказались неспособны, поэтому и считали, что лучше пусть объединителем станет чужеземец Филипп.
Менон же явно мечтал о славе Ясона Ферского, так же как он, Линкестиец, о филипповой. Ну что же, от Александра зависит, станут ли эти мечты явью. А у Филиппа есть чему поучиться, он умело разделял врагов и бил их поодиночке.
– Твои слова запали мне в душу, почтенный Менон. Я подумаю. Хорошо подумаю.
Фессалиец удовлетворенно кивнул. Конечно, кто же дает согласие сразу. Нужно устроить смотрины. Они поняли друг друга.
