Птолемей смерил его взглядом.
– Ты наглец, как я погляжу. Это почему еще не способны?
– А ты попробуй поймать голыми руками угря.
Птолемей усмехнулся.
– Что-то ты на угря не очень похож.
– Как знать… – в свою очередь заулыбался Фратаферн.
Птолемей поманил молодого гетайра, одного из своих телохранителей.
– Ну-ка, ткни этого наглеца мордой в пол.
Гетайр подскочил сзади и схватил Фратаферна одной рукой за загривок, а другой за правое предплечье. Толкнул вперед. Фратаферн, послушно подаваясь, немного повернулся и… Птолемей не понял, как у лазутчика это получилась и какими словами можно описать то, что произошло, пожалуй, лучше всего подходит – «стряхнул». Да, именно стряхнул совсем не легонького воина с себя. Тот грузно шмякнулся на бок, откатился в сторону и мгновенно пружинисто вскочил. Чтобы опять отлететь в сторону от мощного удара ногой в живот.
– Ты, я смотрю, умелый панкратиаст, – хмыкнул Птолемей, – ну и что? Допустим, раскидаешь с десяток моих людей. Все равно далеко не убежишь.
– Я и не собирался убегать. Всего лишь хочу доказать тебе, что решил остаться вовсе не по принуждению. Своей волей.
– С чего бы это вдруг?
– Ты очень удачлив.
– Это я уже слышал.
– Разве этого мало? Хорошо. Ты не просто удачлив. Некоторые прыгнут с обрыва в море, надеясь на достаточную глубину и отсутствие подводных камней. Ты прыгнешь, зная, что их там нет. Ты осторожен, но вместе с тем дерзок. Иные не стали бы прыгать в любом случае, а поискали бы более легкий способ спуститься.
Птолемей помолчал немного, глядя лазутчику в глаза, потом сказал:
– И к чему ты мне все это говоришь?
– Я решил, что те тридцать мин, на которые ты меня недооценил, ты все же заплатишь, – спокойно ответил Фратаферн, скрестив руки на груди.
– Это с какой стати? – удивился Птолемей.
– За то, что я предостерегу тебя от опасности.
– Какой опасности?
– Там, в Милете, я не сказал тебе, что Тимонд, сын Ментора отплыл на Лесбос, дабы отозвать Мемнона и его войска сюда, в Азию.
– И ты умолчал об этом?! – вспыхнул Птолемей.
– Любые слова имеют цену. Ты отказался ее платить.
Птолемей сдвинул брови, поиграл желваками на скулах, но быстро успокоился. Фратаферн прищурился:
– Ты отлично владеешь собой, господин. Очередное подтверждение, что я не ошибся.
– А если я, отлично владея собой, сейчас сниму тебе голову за обман? – спросил Птолемей, – ты уверял, что рассказал все.
– Все, что стоило тридцати мин. И я открыто заявил об этом. Тебе не в чем упрекнуть меня.
«Да, верно… Вот ведь, пес! Что ж, наука. Слушая речи варваров, под каждым словом ищи еще три».
– Зачем сейчас рассказал? Я все еще не обещаю тебе дополнительной платы.
– Весь мир – доска для игры, – развел руками Фратаферн, – люди, лишь фигурки на ней. Большинство людей, – поправился сириец, – а единицы ведут игру. Кто-то играет хорошо, кто-то плохо. Я много лет уже служу советником в этой Великой игре. Служу разным игрокам. Тем, кто играет хорошо. Ты хорошо играешь.
– Мне уже приходилось слышать подобное сравнение. Но впервые кто-то под игроками понимает людей. Все в руках богов, сириец. Все в руках судьбы. Люди посмеются, когда ты скажешь: «Нет никаких Мойр». Особенно, когда Мойры скажут: «Нет никакого Фратаферна».
– Может и так, – улыбнулся Фратаферн, – может и так. Без сомнения, скромный купец, торговец самоцветами, должен быть богобоязненным, ибо никакие цари не защитят его от всевозможных бед, которые сулит столь опасное ремесло. Но я ведь не только купец. Я вхож ко многим сильным мира сего. Не боги играют в Великую игру, господин. Может быть, конечно, они иногда дергают за ниточки. Иногда.
– Да ты философ, сириец. Значит, служишь тем, кто нынче сидит выше? А если ножка у этого седалища подломится?
– Ты хорошо играешь, хилиарх, – повторил лазутчик, – играй так и дальше и я принесу тебе много пользы.
Птолемей задумался, подошел к распахнутому окну резиденции беглого сатрапа Арсама. За окном Кидн спешил к морю, бесконечно на одном месте, и всегда новый в каждое следующее мгновение.
«Играй хорошо. Проиграешь, не обижайся. Маски сброшены. Интересно, он со всеми своими хозяевами столь откровенен?»
– Хорошо. Ты получишь и тридцать мин и мое доверие. В некоторой степени.
Фратаферн кивнул. Уточнение «в некоторой степени» ему особенно понравилось. Македонянин не прост. Такой способен горы своротить и при этом спокойно умереть в своей постели в глубокой старости. Разумеется, без чужой помощи. Хорошо быть рядом с таким.
– Зачем царю Мемнон? – нарушил молчание Птолемей, – как горстка его людей усилит Дария? Персы и так собрали по твоим словам огромное войско.
– Великий царь испытывает сейчас некоторый недостаток в эллинских наемниках. Поскольку он считает их самыми лучшими воинами, то не будет чувствовать себя уверенно, даже командуя стотысячной ратью, если в ней нет эллинов.
«Значит сюда скоро нагрянет Мемнон… Сколько у него людей и кораблей? После Милета немного оставалось, но мог ведь еще набрать. На Тенаре они никогда не переводятся, а золото ему могли доставлять морем. Если хватало сил держать в осаде Митилену, значит, пожалуй, воинов не меньше, чем у меня».
Птолемей не горел желанием драться с родосцем в Киликии. В Ионии – другое дело, там можно было рассчитывать на поддержку, на крепкий тыл. Но здесь… Силы, по всей видимости, равны, а воевать Мемнон умеет. Дело отсвечивало неопределенным исходом. А скоро сюда вломятся Антигон и Дарий. Ситуация становилась непредсказуемой.
«Может, пора уносить ноги?»
Птолемей поделился этой мыслью с Демаратом.
– Не сочтет ли тебя Антигон предателем? – поинтересовался наемник.
– Это с какой стати? После всего того, что я для него сделал?
– Ну, он же наверняка будет рассчитывать, на наш отряд в предстоящей схватке с персами.
– Он, вообще-то оставил меня в Ионии. То есть, как бы, не предполагалось присоединение наших с тобой сил к нему.
– Он оставил тебя воевать с Мемноном. А родосец прибудет сюда.
– Антигон об этом не знает.
Эвбеец прищурился, глядя Птолемею прямо в глаза, но ничего не ответил.
Повисла пауза.
– Осуждаешь меня? – не выдержал хилиарх.
Демарат не сразу ответил.
– Нет. Не осуждаю. Сказать по правде, я поступил бы так же.
– Значит, уходим.
– Куда?
– На Кипр. Неарх и Менелай свое дело сделали, Солы Кипрские за нас. Теперь можно заняться Саламином, персидским флотом. Я думаю, что там мы гораздо больше пользы принесем Антигону. Все
