– Томочка, ну все же хорошо, мы возьмем учеников, не пропадем, да много ли нам надо, старикам? – говорил он, но жена его не слышала из-за гудящего пылесоса. Она, чтобы успокоить нервы, пылесосила часами. Водила по ковру, как заведенная. В этом шуме, за монотонным занятием, она могла спокойно думать о своем сыне и о том, как жить дальше. Или не жить.
Тамара Павловна на нервной почве слегла – пенсия стала для нее ударом. Сначала она пластом лежала дома, потом в больнице, откуда ее отпустили умирать. Дали месяц на все про все. Но Тамара Павловна умирать отказывалась.
Израиль Ильич бегал с судном, таблетками, полотенцами. Исхудал, почернел, почти не спал.
– Да что ж такое-то? – воскликнула однажды тетя Рая, столкнувшись с Израилем Ильичом в подъезде. Он возвращался из булочной.
– Вот так… – ответил он и заплакал.
– Как дети, ей-богу, – всплеснула руками тетя Рая и стала Тамаре Павловне сиделкой, профессиональной, заботливой и терпеливой. Она делала уколы, ставила капельницы, выносила ее на балкон подышать воздухом. Успевала и приготовить, и покормить. Израиль Ильич всегда оставлял для тети Раи денежку на тумбочке в прихожей. Та неизменно бурно возмущалась, но денежку брала – маленькую, но очень нужную.
Тамаре Павловне тетя Рая продлила жизнь еще на год. Во всяком случае, она умерла на чистых простынях, в отутюженной ночной рубашке, на сильных, покрытых цыпками руках тети Раи.
– Ой, боюсь я за Израиля! – переживала тетя Рая на похоронах Тамары Павловны.
Но Израиль Ильич держался молодцом. Он был даже рад, что его любимая Томочка отмучилась. Жаль, что нельзя было сообщить Мише о смерти матери – некуда было сообщать.
Как ни странно, смерть жены принесла Израилю Ильичу облегчение. Он наконец вздохнул и даже начал улыбаться. Сначала возобновил свои ежевечерние концерты на радость Светланке и Танюше, да и Ольге Петровне, которая лежала на кровати, закрыв глаза, и не без удовольствия слушала музыку. А потом взял несколько учеников. Но даже Ольга Петровна не возмущалась. Ученики были талантливые, играли замечательно, и она, выучив расписание Израиля Ильича, ложилась перед уроком на кровать, закрывала глаза и наслаждалась классической музыкой.
Израиль Ильич был почти счастлив. Ученики его радовали, он ими гордился, они заменили ему и пропавшего за границей сына, и умершую жену. Ради них он вставал, умывался, брился, надевал костюм. Деньги, которые вдруг появились у Израиля Ильича – для него стало откровением, что на частных уроках можно заработать больше, чем в оркестре, – были не так важны.
– Понимаете, Раечка, я востребован, я нужен! Я еще кому-то нужен! Только вдумайтесь, какое это счастье! Эти мальчики меня держат! Это я им должен платить, а не они мне. Жаль, только Томочка с ними не знакома, не слышит, как они играют… – говорил он тете Рае.
Тетя Рая продолжала приходить к Израилю Ильичу, варила ему суп, мяла вилкой пюре, мыла полы, стирала белье, гладила и уходила. Она была за него искренне рада. Работа – это спасение. Да и деньги, чего уж скрывать. Кому когда лишняя копейка помешала?
Соседки, правда, хмыкали.
– Рай, ты чего, в Красный Крест записалась? – спросила однажды Лида.
– Ну не могу же я его бросить! – по-бабски, со всей душой, возмутилась тетя Рая.
– Он вам хоть платит? – уточнила Ольга Петровна.
– Да хоть не платил бы! – почти ударила себя в грудь кулаком тетя Рая, из чего соседки заключили, то Израиль Ильич платит тете Рае прилично, и успокоились.
И даже когда тетя Рая позвонила им и пригласила их в гости к Израилю Ильичу, ничего не заподозрили. И главное, никому и в голову не пришло спросить, по какому случаю праздник. Мало ли поводов…
Тетя Рая сидела за столом в свежей завивке, Израиль Ильич был увлечен разговором со своими учениками – тремя молодыми людьми с буйными шевелюрами и тонкими пальцами. Один – с тиком, второй – с мамой, которая смотрела на сына влюбленным взглядом и поправляла ему воротничок рубашки, третий – уже сильно нетрезвый. Стол ломился от еды – тетя Рая наготовила на весь дом.
Все расселись, налили, положили на тарелки закуску, фирменный тети-Раин холодец с фигурно вырезанной морковкой, и, только подняв рюмку, Петька спросил:
– А за что пьем-то, Ильич?
Петька сразу стал называть соседа по отчеству. Он считал, что «Израиль» – не имя, а какая-то кличка, поэтому остановился на понятном «Ильиче».
– За нас с Раечкой, – объявил торжественно, встав и подняв бокал, Израиль Ильич. – Мы сегодня расписались.
Тетя Рая, не чокаясь ни с кем, первая хлопнула стопку водочки, закусила соленым огурцом собственного посола и уставилась в тарелку. Сидела красная, распаренная и очень гордая.
– Чего сделали? – не понял Петька.
– Поженились они, – ткнула его локтем в бок Валентина и тоже выпила, не чокаясь, чтобы справиться с эмоциями.
– Опаньки! – захохотал Петька. – А ты, Ильич, не промах! Молодца! Уважаю! – Петька подскочил, подошел к Израилю Ильичу, расцеловал его в обе щеки и даже чмокнул нервно захихикавшую тетю Раю.
Петька выпил водки, все остальные тоже и застучали вилками.
– Это очень неожиданно, – сказала Лида, когда пауза за столом затянулась.
– Ну почему же? Очень закономерно, – отозвалась Ольга Петровна, что прозвучало двусмысленно, хотя она ничего не имела в виду.
Тетя Рая опять глотнула водки и закашлялась. Израиль Ильич кинулся стучать ей по спине и наливать компот из графина.
Через час обстановка разрядилась. Тетю Раю все поздравляли с замужеством, отмечали, что Израиль Ильич прямо расцвел и помолодел, и соглашались с тем, что все правильно, очень верное решение. Для обеих сторон.
Израиль Ильич сел за рояль и сыграл что-то веселое и бравурное. Все хлопали и просили еще. Потом играли его мальчики, мама ученика расплакалась, и все кинулись ее успокаивать и говорить, что это счастье – иметь такого талантливого сына. От этого мама плакала еще горше, но все равно все смеялись, веселились и рвались танцевать. Лида танцевала с тем учеником, который с тиком, пока ее не перехватил Петька, а тетю Раю уговорили на тур вальса с Израилем, отчего та еще больше раскраснелась, засмущалась и быстро кинулась собирать грязные тарелки и выставлять чистые. В паузах между горячим и десертом она рассказывала, как тяжело вытирать пыль с рояля полиролью – разводы остаются. И как Израиль Ильич не любит, когда она перекладывает ноты на другое место, так что она теперь, наученная, сначала запоминает, как лежат ноты, вытирает пыль и кладет точно так же. Израиль даже ничего не замечает. Этим фактом тетя Рая особенно гордилась.
Потом она принесла из кухни свой фирменный торт, который быстро все умяли и взяли по куску домой, детям.
Прощались бурно, собираясь встретиться вновь – отметить годовщину молодой семьи и все прочие годовщины тоже – и бумажную, и фарфоровую, и ситцевую свадьбы. Израиль Ильич провожал гостей, тетя Рая скрылась на кухне, намывая посуду.
Ольга Петровна с Лидой ушли вместе, остановились на лестничной клетке в ожидании лифта, хотя Ольге Петровне нужно было спуститься всего на один пролет.
– Нет, на самом деле все правильно, всем хорошо, – нарушила молчание Ольга Петровна.
– Ну да, – хмыкнула Лида. – Наша Рая оказалась не такой дурой, как мы думали.
– Лида, ну почему вы всегда ищете подвох? – возмутилась Ольга Петровна.
– Потому что жизнь такая, с подвохом.
– Перестаньте. Тут все так, как должно быть. Израилю одному плохо, ему женщина в доме нужна. И Рае тоже в этих отношениях есть смысл.
– Ага. Я про это и говорю. Израиль ей должен квартиру отписать, за труды.
– Лидочка, не хочу с вами даже спорить сейчас! – возмутилась Ольга Петровна. – При чем тут
