Андрей Троицкий
Братство выживших
Глава 1
Предприниматель Виктор Окаемов доживал последние часы в онкологическом центре на Каширке. Острая лейкемия, сразившая молодого мужчину три месяца назад, прогрессировала слишком быстро, чтобы надеяться отбить, выцарапать у болезни хотя бы еще одну неделю жизни.
Вечером буднего дня навестить Окаемова пришел его старый друг и компаньон Леонид Тимонин. Одноместная палата в конце коридора, которую занимал Окаемов, была не самой уютной, но чистой и светлой. Тимонин разложил на столе гостинцы, хотя знал, что больной не возьмет в рот ни крошки, кормят его принудительно, через капельницу.
Окаемов вызвал Тимонина, чтобы переговорить с ним один на один, в отсутствие Сергея Казакевича, третьего партнера и совладельца фирмы.
– Я только что разговаривал с врачом, – бодро начал Тимонин. – Он говорит, что ты держишься молодцом. Кажется, постепенно идешь на поправку. Анализы очень даже неплохие, почти как у здорового человека. Возможно, потребуется пересадка костного мозга…
Окаемов вяло махнул исхудалой рукой, давая понять, что времени слишком мало и жалко тратить эти последние крохи на вранье.
– При моей форме лейкемии пересадку костного мозга не делают. Такая операция не имеет смысла.
– Ну, не строй из себя великого специалиста, – улыбнулся жалкой улыбкой Тимонин. – Тоже мне, мировое светило.
– Оставь! Врачи искололи меня капельницами, высосали всю мою больную кровь на анализы. Честно говоря, мое место в анатомическом музее, среди формалинных трупов. Да и оттуда меня скоро выбросят на свалку. Впрочем, в одном мне повезло – меня не убили бандиты, я умираю от болезни.
Окаемову понравился собственный черный юмор. Он даже улыбнулся. Тимонин хотел что-то сказать, возразить, но промолчал. В эту минуту дверь в палату открылась, на пороге появился дежурный врач. Он посмотрел на часы и объявил, что время, отпущенное Тимонину на визит, закончилось.
– Пожалуйста, еще пять минут, – попросил Тимонин.
– Хорошо, но только пять, ни минутой больше. – И врач закрыл дверь с обратной стороны.
Окаемов снова заговорил, но быстро выдохся, его голос сделался совсем тихим, и Тимонину пришлось придвинуть стул к кровати и наклониться вперед, чтобы разобрать слова.
– Я составил завещание, – сказал Окаемов. – Все подробности узнаешь совсем скоро, когда я отброшу копыта. Завещание тебе понравится. Деньги не уйдут из нашей фирмы, а ты станешь богаче. Ты один. И еще… В сейфе у меня лежит кое-какая наличка. Раскидай ее между моими дальними родственниками, потому что близких родственников у меня нет. Адреса на бумажке. – Он показал пальцем на тумбочку.
Тимонин увидел на крышке исписанный листок, сунул его в карман.
– Все сделаю, как ты скажешь. Я думал, ты захочешь что-то оставить своей любовнице. Как там ее? Катерине…
– Нет, отдай наличку из сейфа родственникам, – заупрямился Окаемов. – Катя в деньгах не нуждается. Она приходила ко мне один раз. Была такая нервная, напряженная. Любовница… Красиво сказано. Она живет с другим человеком. По правде говоря, я сам давно уже ни на что не гожусь.
Дверь снова открылась. Врач безмолвно посмотрел на наручные часы и покачал головой.
– Уже ухожу, – ответил Тимонин, поднимаясь, но Окаемов остановил его.
– Подожди, – прошептал он. – Еще я хотел сказать про Казакевича. Он задумал одну аферу. Хочет двинуть наши деньги за границу, перевести их в какой-то банк для покупки несуществующих товаров. Он предлагал мне союз против тебя.
– Я знаю обо всем, – кивнул Тимонин. – Я уже разговаривал с Казакевичем и сказал «нет». Пока я жив, у него ничего не получится. А умирать я не собираюсь.
Окаемов протянул руку, но, так как сил на пожатие у него не осталось, просто положил ладонь на колено Тимонина. И через минуту заснул.
Ночь с субботы на воскресенье Леонид Тимонин провел в своем загородном доме на Рублевском шоссе в двадцати километрах от Кольцевой дороги. Как и в предыдущие дни, он сильно напился, но и после обильных возлияний плохо спал, один за другим переживая нелепые ночные кошмары, словно чувствовал приближение большой беды. Часто просыпался, уголком наволочки вытирал с лица холодный пот и через минуту проваливался в новый ужас. На самом деле ночные кошмары преследовали Тимонина всю неделю, пока он пьянствовал. Но вот ночь заканчивалась, и утром сердце снова билось ровно и спокойно.
Леонид Степанович представления не имел, что после смерти Окаемова решена и его судьба. Смерть уже заказана. Мало того, гибель Тимонина тщательно спланирована и срежиссирована, последние часы и минуты жизни расписаны.
По задумке убийц, Тимонин должен трагически погибнуть послезавтра, в понедельник, примерно в девять тридцать утра. В это время он, как обычно, переступит порог офиса, поднимется лифтом на седьмой этаж, где расположен его рабочий кабинет, но не успеет положить портфель, как снизу, с первого этажа, позвонит деловой партнер и совладелец фирмы Сергей Казакевич.
Он попросит Тимонина срочно спуститься вниз по важному и неотложному делу. Тимонин выйдет на площадку, вызовет кабину лифта. Двери откроются, но кабины не окажется на месте, в шаге от Тимонина будет глубокая пустая шахта. Тут вступят в дело армяне, охранники фирмы, две недели назад нанятые Казакевичем. Они дежурят на этаже, стоят у лифта и уже успели примелькаться, поэтому присутствие армян не вызовет у Тимонина настороженности.
Охранники помогут Тимонину упасть в шахту лифта. Оглушат его и сбросят тело вниз. У Тимонина не останется ни единого шанса на спасение. Высота шахты, уходящей глубоко, на технический этаж, – без малого тридцать метров. Внешне трагедия будет выглядеть пристойно и достоверно, как несчастный случай. Досадный, даже дикий, но все-таки несчастный случай.
И следствие вряд ли свернет с этой удобной накатанной версии. Лифт был неисправен, Тимонин вызвал кабину, но она не пришла. А когда автоматические двери открылись, он шагнул в шахту. Шагнул в свою смерть.
В воскресенье, лежа в кровати, Тимонин смотрел на незашторенное окно. Солнце, как вчера, как неделю назад, нещадно палило, а на небе не маячило ни единого облачка. Громким хриплым голосом он трижды позвал жену, но не услышал ответа. Тогда Тимонин встал, накинул на себя шелковый халат, расписанный цветными драконами, и глянул на часы. Уже полдень.
Тут он вспомнил, что жена Ирина Павловна еще вчера в первой половине дня уехала к подруге на крестины годовалого сына. А повара и прислугу сам Тимонин отпустил к полудню, чтобы никто не видел, как он напивается до поросячьего визга. Он вышел из комнаты, прошелся по коридору второго этажа, заглянул в спальню жены – может, вернулась. Никого. Кровать застелена.
«Могла бы и позвонить», – подумал Тимонин, уже готовый обидеться. Ах, да, он отключил телефоны вчера вечером. Прогулявшись по второму этажу, Тимонин завернул в ванную комнату, сполоснул лицо холодной водой. Спустился вниз, вставил в розетку телефонный шнур. Затем прошел в каминный зал, повернул к стойке бара, достал из холодильника и поставил на круглый поднос пару пива и литровую бутылку водки. Вспомнив о закуске, вытащил завернутые в фольгу бутерброды с белой рыбой и плошку креветочного салата.
Неся перед собой поднос, вышел на середину комнаты, к низкому стеклянному столику, и упал в кресло. Опрокинув в себя первую утреннюю дозу, он уставился в темное чрево камина, облицованного голубой, в белых прожилках, керамической плиткой. Бездумное созерцание потухшего очага продолжалось долго, может, четверть часа или больше, но было прервано телефонным звонком.
Незнакомый мужчина спросил: «Это фирма «Юнион-Плей»? Вместо ответа Тимонин бросил
