палате. Тимонин и тот убитый мужик примерно одного роста и одной комплекции. Значит, и одежда должна подойти.
А что, если в одежде находились и документы покойника? Шанс невелик, но чем черт не шутит. Итак, нужно выяснить личность больного, убитого в четырнадцатой палате. И на всякий случай узнать, не покупал ли кто по его паспорту билет на поезд или самолет в течение последних двенадцати часов.
Фомин сказал, что немедленно свяжется с информационным центром ГУВД и ответит на все вопросы от силы через два часа. Девяткин лег на кровать, накрылся газетой и стал ждать. Боков занял свою койку, уставился в потолок. Меланхолия вновь посетила его истерзанную душу. В течение ближайшего получаса он десять раз повторил, что ничего у них не выйдет, а искать Тимонина по чужому паспорту – дохлый номер.
Ровно через два часа Фомин сообщил следующее: человек, убитый в больнице выстрелом в пах из ружья двенадцатого калибра, – полковник пожарной службы Белобородько Василий Антонович. Сорока девяти лет от роду, был прописан в Московской области, паспорт – серия, номер… Женат вторым браком, имеет взрослого сына от первой жены… Короче, рутина, но дальше – интереснее. Покойный Белобородько нынешним утром купил билет на самолет до Волгограда. Рейс 1299 вылетел из аэропорта Домодедово по расписанию, в девять пятьдесят пять утра. Белобородько зарегистрирован среди пассажиров данного борта.
«Ну, как тебе информация? – спросил Фомин. – На бутылку тянет?» – «Я буду у тебя в ближайшую неделю, поставлю ящик, – ответил Девяткин. – Только не поднимай шума. Человек с паспортом Белобородько – не преступник, а мой друг, вместе в Афгане воевали. Это недоразумение». – «Я по природе молчун, – ответил Фомин. – Но насчет ящика – ловлю на слове…»
После долгой паузы Казакевич вздохнул.
– Конечно, это решать вам, возвращаться или остаться здесь, – сказал он. – Но, по правде говоря, Ирина Павловна на вас очень рассчитывала. И я надеялся. Вы – та соломинка, за которую она хватается. Вы – единственная надежда. Понимаете?
– Понимаю, но боюсь…
– Ничего не бойтесь, – посоветовал Казакевич. – Деньги на расходы и на все прочее – не проблема. Главное – постарайтесь найти Леню. Кстати, Саша вам помогает? – Он кивнул на застывшего в кресле Бокова.
– Без него я, как без рук.
– Вот и прекрасно, – обрадовался Казакевич. – Ведь у вас уже есть какие-то новые мысли, зацепки?
– Я так устал после вчерашних приключений, – развел руками Девяткин. – Возможно, мысли появятся завтра. А пока…
– Понимаю, понимаю. Вы отдыхайте.
Казакевич еще минут пять поохал, повздыхал, заявив, что, будь его воля, он Девяткина наградил бы медалью «За отвагу». После чего решил, что его миссия выполнена, и откланялся. Хлопнула входная дверь, по дороге зашуршали шины отъезжающего джипа.
– А знаете что? – неожиданно заговорил Боков, долго хранивший молчание. – Пока вы тут беседовали, я кое-что вспомнил насчет Волгограда. Еще совсем недавно фирмой владели три компаньона: Тимонин, Казакевич и Виктор Окаемов, который умер от лейкемии. У Окаемова не было близких родственников – ни сестры, ни брата, ни живых родителей. Только родич дядя Коля Попов в той самой деревне, где мы были. И вот я вспомнил один давний разговор между Тимониным и Окаемовым. Дело было перед Новым годом. Окаемову в кабинет принесли почту, он вытащил из стопки открытку с поздравлениями. Очень удивился и говорит, мол, Зудин нашелся из Волгограда. Давно не писал – и, на тебе, выплыл, с Новым годом поздравляет. Но открытка – это только прелюдия к настоящему разговору. Спорю, говорит, на рубль, Зудин со дня на день позвонит и попросит денег взаймы. Естественно, без отдачи. И засмеялся.
– Зудин, говоришь? Что это за личность?
– Они между собой разговаривали, Окаемов и Тимонин. Я только слушал. Так вот, Леонид тогда тоже спросил, кто такой Зудин. А Окаемов ответил, мол, дальний родственник, седьмая вода на киселе. Держит какую-то забегаловку на окраине Волгограда и прогорает на всех начинаниях. Его фирменное блюдо: присылает открытку с поздравлениями, а спустя неделю звонит и просит выслать денег. Вот и весь разговор.
– Не ошибся, фамилия точно Зудин?
– В именах я не ошибаюсь.
– Саша, я всегда говорил, что у тебя светлая голова. Завтра, тем же рейсом мы вылетаем в Волгоград.
Тимонин приземлился в Волгограде поздним утром, когда солнце еще не достигло зенита, но жара обещала побить рекорд столетней давности. Плавился битум, женские каблучки сверлили дырки в мягком, как пластилин, асфальте. Над летным полем поднималось знойное марево, словно по бетону струила свои воды прохладная река.
Сойдя с трапа, он дошагал до здания аэропорта, вышел из него на улицу, взял такси и велел водителю гнать в какой-нибудь магазин, где продают одежду. Перед центральным универмагом Тимонин не отпустил машину, попросил подождать, а сам поднялся в секцию готовой одежды.
В примерочной кабинке он сбросил с себя ненавистную форму. Примерил легкие брюки, яркую рубашку с восточным рисунком и желтые сандалии. Глянул в зеркало. Собственное отражение ему не понравилось. Он решил, что выглядит паршиво – в этой яркой рубашке и ядовито-желтых сандалиях сильно смахивает на сутенера с Тверской улицы, но выбирать было не из чего.
Когда он снова садился в такси, по ступенькам универмага сбежала продавщица с большим прозрачным пакетом, в котором лежала свернутая полковничья форма.
– Гражданин, вы забыли свои вещи! – задыхаясь от бега, крикнула девушка. – В примерочной оставили.
– Вы ошиблись, – захлопывая дверцу, ответил Тимонин. – Это не мои вещи.
Такси умчалось, а девушка осталась стоять на площади, прижимая к груди огромный пакет.
– Куда дальше едем, товарищ полковник? – спросил таксист.
– В ресторан «Императрица», – приказал Тимонин.
Заведение с величественным названием «Императрица» помещалось на городской окраине, в старом кирпичном задании, занимая подвал и пристройку первого этажа. Тимонин расплатился с таксистом, вошел в ресторан, больше напоминавший рабочую столовую. Вдохнув неаппетитные запахи, он сел за круглый стол у витрины с видом на пыльную улицу и попросил официантку принести чего-нибудь повкуснее.
– У нас только комплексы. Советую комплекс номер два.
– Давайте номер два. И еще, я хотел бы видеть Зудина.
– Валентин Петрович будет после трех.
Тимонин проглотил «комплекс номер два», даже не почувствовав его вкуса, выпил стакан водки и покинул «Императрицу», не зная, чем себя занять. Он долго бродил по улицам, пока не наткнулся на витрину, заставленную манекенами в париках и надписью «Парикмахерская» по стеклу. Зашел в тесный мужской зал, где, читая газету, скучал один-единственный пожилой мастер. Занял кресло и велел побрить себя и сделать хорошую стрижку.
Через двадцать минут мастер закончил работу, помассировал гладко выбритые щеки Тимонина вонючим кремом. Тимонин встал с кресла, подошел ближе к зеркалу и повертелся перед ним.
– Модельная стрижка, суперлюкс. – Мастер поднял кверху большой палец и огласил цену.
– И за это дерьмо я еще и платить должен? – удивился Тимонин.
– Модельная стрижка, – повторил мастер. – Так стригутся…
– Лавочники с вашего поганого базара.
– Но как же, – попытался вставить слово мастер. – Я ведь…
– Пошел к черту, идиот! – пнул ногой кресло Тимонин, взял портфель и вышел из парикмахерской, хлопнув дверью так, что треснуло стекло в витрине.
Послонявшись по городу еще какое-то время, он уже знакомой дорогой вернулся обратно к
