не засунешь. Аришке нужен отец. Какие еще разговоры, зачем?..
– Я тебе алименты и без этого плачу! Ты не внакладе!
– Этого мало.
– А, ты хочешь мою душу еще заполучить… – Лицо Руслана, и без того покрытое слоем пыли, стало совсем белым. Он повернулся к жене: – Дина… Не слушай ее. Я люблю только тебя. Мне нужна только ты.
Дина попыталась отмахнуться от него, отвернуться, но Руслан не дал, вновь схватил ее за плечи и сказал голосом хриплым, страшным, чужим:
– Дина. Мне плевать на Аришку. У меня была только одна дочь – Марьяша. Только ее люблю и помню. Я… позволил родиться Аришке – но от безнадежности. Из серии – чтобы было. Ты же понимаешь, я мужчина, я не могу совсем без детей. Аришка – лишь для того, чтобы сердце было спокойно. А на самом деле я только Марьяшу любил. Ты даже не представляешь, как мне было больно, когда все это случилось с нашей доченькой, Дина…
Дина с изумлением увидела на его запыленном лице, под глазами две вертикальных борозды. Руслан плакал?
Но и с Лилей творилось что-то не менее странное.
– Что? – сдавленным голосом просипела Лиля. – Тигр, ты… ты поэтому, да? Рожай, рожай – сказал тогда… А на самом деле…
Девушка не могла говорить, только сипела – словно горло ее было сжато невидимой рукой.
– Уходи, – бросил Руслан, не глядя на Лилю. Он смотрел только на Дину. – Уходи, Лиля. Вон из моего дома.
Лиля метнулась со двора.
Руслан с Диной остались одни.
– Дина. Ты видишь, я ради тебя на все готов. Я только что от Ариши отказался.
Дина вернулась к крыльцу, села на ступеньки. «Значит, вся моя жизнь была ложью. Я думала одно, а на деле происходило другое. Но почему? Если бы я знала о Лиле раньше… О Лиле и Арише! А она, Лиля? – Дина вдруг вспомнила, как демонстративно ласкала свою дочь Лиля тогда, в больнице, как насмешливо, вызывающе косилась при этом на Дину. – Ведь она дразнила меня, получается!»
Руслан сел на ступеньку рядом с женой, обнял ее за плечи.
– Дина, не пытайся меня понять. Это мир мужчин. Так надо было. Пусть Аришка родилась… Зато я выполнил свою мужскую миссию и теперь спокойно могу думать только о тебе.
– Но Лиля…
– Не люблю я Лилю, она стерва та еще, – с досадой перебил Руслан.
– Но ты к ней ходил. Столько лет ты к ней ходил…
– Это из-за дочери!
– То есть между тобой и Лилей ничего не было, ты хочешь сказать? Ты ходил к Лиле повидаться с девочкой, а к самой Лиле ты даже не прикасался во время этих свиданий?
– Прикасался, не прикасался… О, я так и знал, что ты ревновать начнешь, – со злостью произнес Руслан. – Я так и знал, что ты вот именно к этому все сведешь. Ревность! Дина, это мужской мир, ты все равно не в силах его понять. Думай только о главном. О том, что я люблю тебя, что я не собираюсь тебя бросать. Я тебе простил твоего гонщика? Простил. И ты мне Лильку прости. В конце концов, идеальных мужей не бывает…
Дина, облизывая пересохшие губы, смотрела в пространство перед собой. Потом сказала:
– А с чего ты взял, что я тебя ревную? Я тебя не ревную. Мне все равно… – Она встала.
– Ты куда?
– В больницу. Я обещала Фиделю, что выйду сегодня.
– Никуда ты не пойдешь, – Руслан дернул ее за руку, заставил сесть рядом. – К черту эту твою работу, от нее одни проблемы. Будешь дома сидеть. Я потому так мчался сейчас, чтобы именно это тебе сказать.
У Лили в голове, точно заезженная пластинка, крутилась одна фраза. Та самая, которую Руслан сказал своей жене: «Я люблю тебя. Мне нужна только ты».
– Он ее любит. Ему одна она нужна… – бормотала женщина себе под нос. – Сволочь, скотина, негодяй. Сволочь, как он мог!
А потом Руслан (он, ее обожаемый Тигр!) заявил прямо в глаза Лиле, что ни в грош ее не ставит. Ни ее, ни Аришку. Аришку, родную дочь…
От подобной несправедливости, от невероятности произошедшего Лилю буквально мороз по коже пробирал. Хотя было градусов тридцать пять – сорок, не меньше…
Но самую страшную правду Лиля боялась впустить в свою душу – боялась поверить в нее, гнала прочь. Но разве уже забудешь? Вот они, слова Руслана, опять же обращенные не к Лиле, а к Дине: «Мне плевать на Аришку. У меня была только одна дочь – Марьяша. Только ее люблю и помню. Я… позволил родиться Аришке – но от безнадежности. Из серии – чтобы было. А на самом деле я только Марьяшу любил. Ты даже не представляешь, как мне было больно, когда все это случилось с нашей доченькой, Дина…»
Дина, Дина, Дина. Это же надо, как он о ней, о своей женушке, оказывается, беспокоится. Как он о ней сходит с ума… И кто бы мог подумать, что Руслан любит не Лилю – молодую рыжекудрую красавицу, родившую ему ребенка, а эту унылую, словно присыпанную песком Дину…
«Выходит, не зря раньше люди говорили: бьет – значит, любит? На меня-то Руслан руку ни разу не поднял!» – с ожесточением, озлоблением думала Лиля. Нет, битой она не хотела быть, но тот факт, что Руслан ни разу ее не ударил, получается, тоже шел в минус. Тоже был подтверждением его нелюбви.
– «Мне плевать на Аришку». Он сказал: «Мне плевать на Аришку». На родную дочь! – задыхаясь, прошептала Лиля. Она схватилась за волосы, потянула их – и только тогда, почувствовав боль, немного пришла в себя.
Огляделась. Оказывается, она забрела в старую часть города. Впереди маячили покосившиеся железные ворота, они уныло скрипели на ветру… За воротами на темном фоне выделялись разноцветные, яркие пятна. То были искусственные цветы, привязанные к оградам.
Городское кладбище…
У Лили здесь никого из родных не лежало, но однажды она была уже там вместе с Русланом. Давно. Руслан навещал могилу дочери, а Лиля тогда увязалась за ним.
Но почему – могилу? Дочь Руслана и Дины положили не в землю. Прах Марьяши находился в стене колумбария.
«Мне плевать на Аришку, – в голове у Лили опять прозвучал голос любовника. – У меня была только одна дочь – Марьяша».
Лиля провела по лицу, точно убирая от него невидимую паутину…
Женщина шагнула за ворота, огляделась. В углу, у входа, был свален нехитрый дворницкий инструмент – метла, грабли, еще что-то. И лом. Железный лом – он валялся тут же.
Решение, как всегда, пришло неожиданно.
– Сюда смотрите. Теперь сюда. Язык. Теперь встаньте и прикоснитесь пальцем к носу… Садитесь.
Никита послушно выполнил все команды Курбатова.
– Ну как? – буркнул Раевский. Он старался глядеть в сторону, на пол. – Опять черепушку придется вскрывать?
– Обычная ссадина, – Фидель Рауфович налепил на голову Никите пластырь. – Хотя, конечно, вам надо было еще вчера ко мне зайти. Чего сутки ждали? Ладно. Но нет сотрясения, ничего… Где это вы так, Никита?
– Споткнулся, упал.
– Гм… Удивительная ловкость. Так, минутку. А это что? – Курбатов оттянул майку на груди у Никиты вниз.
– Да ну.
– Здесь не больно? Здесь?
– Не больно… Я говорю – меня только плечо беспокоило, – досадливо поморщился Никита. – Спасибо, доктор.
