ни она, ни Фидель – не повышали голоса. Да, обижались, ссорились, спорили, но не скандалили.
Фидель утверждал, что она, Таисия, серьезно больна и ее надо лечить. А Таисия Георгиевна была не согласна. Пусть она больна. Но лечиться – ни за что! Отказалась от всех обследований:
– Не дамся. Ты считаешь себя доктором? Тьфу на тебя. Никакой ты не доктор. Ты меня не спасешь.
– Тася, ты невозможна… Это называется – назло кондуктору пойду пешком! Это самоубийство.
– Убийство. И убил меня – ты, – злорадно возражала она.
– Тася! Ты идиотка!!!
Вот так они спорили несколько недель.
Была ли она на самом деле больна? Да, наверное. Таисия определенно чувствовала, что что-то происходит в ее организме. Не очень хорошее. Но она старалась об этом не думать. Потому что наконец добилась своего – сумела причинить Фиделю боль. Заставила мужа корчиться от мук. Пусть не от мук ревности, но заставила же…
Три для назад Фидель все-таки заставил ее сдать анлизы, сделать рентген – чуть ли не силой принудил. А потом, после рентгена, весь сник, стал тихим и молчаливым.
– Тася, что ты наделала… Метастазы везде. Тебя не спасти. Это все, понимаешь – все. Безнадежно! Тебе осталось всего ничего… Это еще хорошо, что ты боли пока не чувствуешь.
Новость эта поразила Таисию Георгиевну, но не удивила. Она пришла на короткое время в отчаяние («Что же я наделала!»), но потом быстро успокоилась («Если ничего сделать нельзя, то и переживать глупо!»).
После того как Таисия Георгиевна смирилась с близостью собственной смерти, наступила новая фаза в ее жизни.
Женщина часами сидела на балконе, любовалась небом, дышала воздухом. Дышать, правда, было тяжеловато – мешал кашель. Как поняла Таисия Георгиевна, это оттого, что и в легких они уже были, эти метастазы.
– Ночь тиха… – шепотом повторила женщина. – Ночь тиха.
– Тася, – услышала она сзади, из комнаты, голос мужа.
– Ночь тиха.
– Тася, прости меня.
– Поздно, – равнодушно ответила она. – Я слушаю ночь, я говорю со звездами. Не мешай.
– Тася, я виноват. Но я ничего не мог с собой сделать. Я такой, какой есть. Меня нельзя переделать. И ты знала, что меня нельзя переделать. Но ты все равно выбрала меня! Это твой выбор, понимаешь? Я тут ни при чем…
– При чем.
– И теперь ты меня казнишь… ой, как ты жестоко меня казнишь! Я сыну позвонил. Он будет через неделю.
– Зря. Я бы не хотела, чтобы мой мальчик мучился, глядя на меня. А ты – мучайся, – сурово произнесла Таисия Георгиевна. – Это тебе наказание.
– Тася…
– Как часто ты мне изменял? Вот честно скажи, покайся. Честно!
Фидель замолчал.
– Ага, не можешь… – Женщина засмеялась, потом закашлялась.
Но муж ее неожиданно произнес:
– Часто. Может быть, каждый день. Нет, не каждый, но… Иногда получалось, что каждый. Или даже несколько раз в день. Иногда и неделями ничего не было. Не знаю! Ой, Тася, что же ты со мной делаешь!.. – завыл он и убежал куда-то, в другую комнату.
«Вот так-то, – подумала Таисия Георгиевна. – А мне каково было?» И она застонала тихо – не от физической боли, а от душевной. Конечно, она знала, что муж часто ей изменяет. Но не
Хочешь правды – вот она. Только выдержишь ли ты ее…
Тихонько постанывая, женщина встала, с трудом добрела до дивана. Чудесный вечер со звездами был безнадежно испорчен. Каждый день, каждый день…
Она уже вроде освободилась от всего. От сплетен и подглядываний за другими. От наслаждения, которое давала еда. От собственнической радости, которую Таисия получала, любуясь своими драгоценностями. И от любви к мужу, как ей казалось.
Но, выходит, она еще не до конца свободна.
– Каждый день… – просипела Таисия Георгиевна, стараясь удержаться от кашля. Она легла, уставилась в потолок.
Минут через пять дверь скрипнула, в комнату вошли. Позвякивание сервировочного столика на колесиках. Муж, наверное, опять хотел ее накормить.
– Чего тебе? – прошелестела женщина, не поворачивая головы. – Я не голодна.
– Тася, я очень виноват перед тобой. Я должен искупить свою вину.
– Как ты ее искупишь, Фидель? – с тоской, с раздражением отмахнулась Таисия. – Три десятка лет брака. В году – триста шестьдесят пять дней. И почти каждый день ты мне изменял. Посчитай. Получится такая огромная цифра…
– Не каждый день, не каждый! – зарычал Фидель. – Первое время я тебе вообще не изменял!
– Зато были дни, когда – по нескольку раз. Ты сам сказал. Если взять средний показатель, то получится – каждый день, – упрямо, надменно возразила женщина. – Ты не сможешь искупить свою вину.
– Смогу.
– Ой, не смеши меня, у меня от смеха опять кашель… – Она повернулась, взглянула наконец на мужа. Перед Фиделем стоял сервировочный столик на колесиках. А что на нем?
Вместо тарелок и стаканов на столике, на белом полотенце, лежали медицинские инструменты. Скальпель, шприц, еще что-то…
– Хочешь меня оперировать? Разрезать меня, вытащить опухоль? Против моей воли?
– Нет, Тася. Тебя уже не спасешь. Я много чудес видел, но в твоем случае чуда точно не будет… – покачал головой муж. – Я не онколог, но тут и специалистом не надо быть. Поздно.
– А зачем тогда все это?
– Я себя резать буду, – спокойно произнес Фидель. – Не бойся, это быстро и не слишком больно. Видишь, я приготовил обезболивающее.
– Чего это ты себе резать будешь? – пробормотала женщина. – Ой…
– Ты правильно угадала. Чем виноват, от того и избавлюсь. Я думаю, только это может искупить мою вину перед тобой.
– Ты спятил?
– Не более, чем ты.
– Зачем тебе резать себя? Скоро я умру, и будешь уже без всяких угрызений совести… с кем угодно, когда угодно и где угодно, – насмешливо произнесла Таисия Георгиевна, тем не менее чувствуя, как мурашки бегут по спине.
– Но вина моя останется, – спокойно возразил муж. – Это я тебя довел. Сколько лет ты из-за меня переживала, изводилась от ревности. Ты права – из-за меня ты умираешь.
Он расстегнул рубашку, потом взялся за ремень. Он по-прежнему не играл. Был серьезен.
– Ты хочешь сделать это при мне?
– Да. Это казнь. Но я не умру, не бойся. Все заживет быстро. И я никогда ни с одной женщиной больше…
– Погоди! Ты хочешь сделать это при мне? На моих глазах?
Секунду Фидель раздумывал, потом согласно склонил голову:
– Хорошо. Я тебя понял. Не слишком приятное зрелище. Я тогда сделаю это у себя в кабинете. – Он застегнул ремень, шагнул к двери, двигая за собой столик.
– Погоди, – громко сказала Таисия Георгиевна. – Погоди, пожалуйста.
