— Послушай, — начала она, затем съехала на обочину и остановилась. Я напряглась, но суетиться не стала. Что ей нужно?
— Если ты хочешь о чем-нибудь спросить, о чем-нибудь со мной поговорить, я всегда рядом.
«Как будто от тебя можно отделаться!» Я сжала губы и промолчала.
— Насчет парней, наркотиков или семьи…
— Я не принимаю наркотики.
— Конечно, — отозвалась мать. — Но у тебя явно что-то не ладится. Я беспокоюсь о тебе, Джой. Мне не нравятся твои оценки.
— Я же объяснила, что учусь по программе для отличников, а она намного сложнее.
— Если у тебя проблемы с уроками, мы наймем репетитора или обратимся к учителям. Это важно, Джой. Оценки в младшей школе важны для старшей, а оценки старшей школы — для колледжа. Это касается твоей судьбы! Будущей жизни!
— Мне не нужен репетитор. У меня все в порядке.
— Речь только о том, — повысила голос мать, — что, если захочешь обсудить школу, друзей, что угодно, да все на свете, я в любой момент готова тебя выслушать.
— Хорошо, — пробормотала я.
— Я люблю тебя, Джой, — надтреснуто добавила мать.
Я поморщилась от того, как слащаво это прозвучало… и еще от навернувшихся слез.
— Я тоже тебя люблю, — равнодушно произнесла я.
Мать вздохнула и покачала головой, но, по крайней мере, тронулась с места, прочь из города, на шоссе, к магазину.
Когда мы остановились на светофоре, мать погладила меня по волосам, и я не отстранилась. Внезапно ее рука замерла.
— Джой, — сказала она. — Где твой слуховой аппарат?
Я застыла. Я вынула его утром, как обычно, но после уроков забыла надеть. «Придумай что-нибудь, придумай что-нибудь, придумай что-нибудь!»
— Я…
Загорелся зеленый. Сзади засигналила машина.
— В моем кармане! — триумфально сообщила я, вспомнив «Правила вранья родителям» Эмбер Гросс: «Как можно проще. Как можно ближе к правде и покороче. Чем больше болтаешь, тем больше шансов, что тебя расколют».
Я вытащила из кармана вкладыш для левого уха и показала матери.
— Он не работал.
Я поздравила себя с удачной мыслью, потому что формально это чистая правда. Разумеется, он не работал, потому что я его не включила. Но об этом я промолчу.
— Ты его намочила? — допытывалась мать. — Батарейка села? Джой, это очень…
— …дорогая штука, — закончила я. — Он просто не работал. Не знаю почему.
Мать припарковалась перед «Мейси» и изучила вкладыш.
— Ха! Может, он не работал, потому что ты его не включила?
— Серьезно? — Получилось так же невинно, как у нее — саркастично. — Надо же!
— Надо же? Джой…
Тут мать проделала то, что прежде я встречала лишь в книгах: всплеснула руками.
— Что с тобой происходит?
— Успокойся. — Я распахнула дверцу машины. — Ну, ошиблась. Можно подумать, ты никогда не ошибалась.
Мать странно посмотрела на меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Неважно, — пробубнила я.
Наконец мать тоже выбралась из машины и с несчастным видом уставилась на вход в торговый центр. Тем временем я достала из кармана правый вкладыш и вставила его в ухо. Затем хлопнула дверцей. Мать протянула мне руку, но тут же отдернула. Я постаралась не застонать вслух — мне тринадцать лет, а она по-прежнему пытается водить меня по парковке за ручку.
Мать глубоко вздохнула.
— Хорошо! — жизнерадостно воскликнула она, как болельщица на стимуляторах. — Идем!
Я проследовала за ней в магазин. Мы прошли мимо стоек с косметикой и духами и поднялись по эскалатору. Я направилась в оду сторону — к дизайнерским платьям. Мать — в другую, к детским.
— Мама!
— Что?
— Тетя Элль сказала, что у меня четвертый размер. Давай выбирать среди нормальных размеров.
— Нормальных? Это которые не ненормальные?
— Не детские. — Я старалась сохранять спокойствие.
— Давай хотя бы глянем.
— Ничего не подойдет.
— Всего одним глазком, — настаивала мама.
Я вздохнула и поплелась за ней. Она сняла с вешалки льняное платье до колен.
— Правда, прелесть?
Невероятно!
— Мама, — протянула я. — У меня уже есть такое. Ты купила его на выпускной в прошлом году.
Она нахмурилась.
— Правда? Что ж, оно милое. — Мама с надеждой на меня посмотрела. — Оно еще впору?
Я прислонилась к колонне и промолчала. У платья были короткие рукавчики и широкая юбка. В таком Джули Эндрюс уехала из монастыря в «Звуках музыки».
— Мнё нужно вечернее платье, — пояснила я. — Модное, сверкающее, с тонкими лямками…
— Ни за что! — отрезала мать.
— С жакетом или накидкой, разумеется, которую я надену в синагоге, так что никто не рухнет в обморок при виде моих плеч.
— Ладно, хватит уже! — Мать пыталась быть веселой, но в ее тоне ощущалась угроза.
Она схватила с распродажной вешалки коричневый твидовый сарафан с короткой юбкой в складку. Из-под сарафана торчала белая блузка с круглым воротником. К рукаву был приколот коричневый бархатный берет в тон.
— Ну как? Может, для бат-мицвы не подходит, но разве не прелесть? Наденешь в школу на танцы.
Я в ужасе уставилась на платье, затем на мать. Сейчас она подмигнет, улыбнется и скажет, что пошутила. Но ничего подобного не случилось.
— Нет, — отозвалась я. — Нет… и точка.
Подошла продавщица в тесных черных джинсах и остроносых туфлях.
— Отнести что-нибудь в примерочную? — прокричала она сквозь грохот рок-музыки, звучащей в детском отделе.
Мама порылась в распродажных вещах (так и вижу, как тетя Элль визжит от ужаса), достала платье с длинными рукавами, сшитое из чрезмерно блестящего зеленого атласа, и протянула его продавщице.
— Слишком детское, — заметила я.
— Ну примерь, — попросила мама.
— Мне не нравится.
— Хотя бы выясним твой размер.
— Во-первых. — Я подняла палец. — Я уже знаю свой размер. Во-вторых: тема бат-мицвы Эмбер Гросс — «Голливуд», а не «Маленький домик в прериях».
Мать вздохнула.
— Я просто хочу, чтобы ты его примерила. Если подойдет, будем искать что-то похожее, если нет —
