сердце.
— Тут везде экскурсоводы, — успокоила ее Моника, — нам на каком языке надо?
— Вообще-то, я говорю по-английски. Если ты не в курсе.
— Я же тебе не русский аф-ф-тобус предлагаю, — старательно выговорила непривычное слово Моника.
— Душа моя, я ни слова по-…
— Англоязычные автобусы битком забиты японцами, — авторитетно заявила офранцузившаяся мисс Каннингем.
И действительно, возле автобуса с гидом-англичанином суетились японские туристы. Белинда согласно кивнула, и подружки пристроились в самую короткую очередь, наплевав на языковые пристрастия. Так они оказались среди французов. Автобус, куда они взобрались и уплатили, был довольно удобный, прохладный, оборудованный кондиционером. Ни ту ни другую никогда не укачивало, поэтому они уселись в конце салона — подальше от экскурсовода. Минут десять изучали своих немногочисленных попутчиков — парочка ветхих старушек, какой-то дряхлый мсье с чудовищным бургундским акцентом, возмущенный дороговизной проезда на метро, два бритых наголо джентльмена в очках, с киплинговскими бородками и в одинаковых бледно-зеленых полотняных костюмах; два священника, обсуждающих обеденное меню, стайка молоденьких болтушек, похоже, выбравшихся за город развеяться. Но стоило водителю завести двигатель, как в автобус ввалилась толпа пестро одетых, галдящих итальянок, также жаждущих зрелищ. Гидша, с уныло свисающим носом, похожим на клюв, и тугим пучком крашеных черных волос на затылке, объявила в микрофон, что вместе с ними поедет молодежный миланский клуб. Соответственно, экскурсия будет вестись одновременно и на французском, и на итальянском.
— Хорошенькое дело! — воскликнула леди Мейсон, когда Моника перевела ей эти слова.
— А тебе необязательно слушать. Посмотри, какой дивный лес.
И правда. В такой день лучшего места для прогулок было не сыскать. Даже то, что добираться до него пришлось несколько извращенным, то бишь сугубо урбанистическим способом, не портило впечатления. После бесконечных удушливых пробок на Монпарнасе здесь восхитительно дышалось. Несмотря на автобус и двуязычную скороговорку экскурсовода, можно было просто бездумно и безмятежно катиться по прямой дороге, пересекающей де Бри. Изредка доносилось монотонное бормотание микрофона, например, когда проезжали деревню, вдохновлявшую художников XIX столетия. В Барбизоне их выпустили проветриться. Молодежь кинулась за мороженым. Святой отец и старушонки выстроились в очередь в туалет, один из обладателей киплинговской бородки торопливо фотографировал другого — в мечтательной позе прислонившегося к дверному косяку студии Коро. Потом их озабоченно пересчитали по головам — это напомнило всем школьную перекличку, и они загрузились обратно в автобус, восхищенно озираясь по сторонам — уж больно хорош был лесной пейзаж. Не верилось, что существует такая красотища. Куда только мог достать взгляд, повсюду тянулись бесконечные темно-зеленые, прихотливо подсвеченные солнечными лучами аллеи.
— Здесь охотились французские короли, — сообщил скучный бесцветный голос по-французски и по- итальянски.
Мысли подруг все еще были заняты недавней беседой — о взаимоисключающих достоинствах одиночества и семейной жизни. И то и другое было принято как данность. Пробираясь к своему креслу, леди Мейсон снова начала удивляться, как это Монике удается избегать всяких треволнений и личных передряг.
— Я ничего такого специально не делаю. Но со мной уже сто лет ничего не происходило.
— Вот в этом-то и есть твое отличие. Ты просто сама этого не хочешь.
— Отличие от кого?
— От нормальных людей. От Ричелдис, например.
— Ричелдис и вправду нормальная. Тут и спорить нечего. Но разве в ее жизни что-то происходит интересное?
— Ангел мой, смотря что считать интересным! Ричелдис слишком счастлива, чтобы ей было нужно что-то интересное. Это таким овцам, как я, приходится из кожи лезть вон, чтобы обратить на себя внимание. У Ричелдис есть дети, дом, Саймон.
— Да уж, — у Моники дрогнул голос.
— А по-моему, это здорово, — ничего не заметив, заявила леди Мейсон. — Чего только не придумают злые языки. Мол, замужняя женщина превращается в клушу, если сидит дома и не занимается карьерой. А сами при этом откровенно завидуют нашим Саймону и Ричелдис.
— Да уж. — Трагические нотки в голосе Моники стали пронзительней.
— Только держи свои шуточки при себе. Я не люблю, когда ты наезжаешь на Ричелдис.
— Когда это я на нее наезжала? Я люблю ее не меньше твоего.
— А кто говорил, что она не прочла ни одной книги?
— Так это было сто лет назад.
Года полтора назад Моника позволила себе усомниться, что Ричелдис в своей жизни прочитала хоть одну книгу.
— Чтение — это еще не все, — начала горячиться Белинда.
— Я никогда и не говорила, что все.
— Она далеко не дурочка.
— Верно, — кивнула Моника. — Потому и жаль, что она с головой ушла в домашнее хозяйство. Ведь когда-нибудь ее дети вырастут, и она станет им не нужна. И что тогда?
Белинда не ответила. Ясновидение никогда не было ее сильной стороной. Потом издала короткий смешок.
— Что тебя развеселило?
— Да вот, подумала про Оукеры.
— Вечно ты об одном и том же. Три дурехи, сожженные кастрюльки, перебранки из-за выпитых остатков молока.
— Ну, Моника, ведь было не только это. Помнишь того красавчика, который волочился за Ричелдис, когда я первый раз привела Саймона?
— Джонатан Мартиндейл, — отозвалась Моника. Она помнила все (или ей казалось, что все), что происходило на Оукмор-роуд. А уж появление Саймона забыть было просто невозможно. — Погоди, а разве это ты его привела?..
— Как он был хорош! Помнишь?
— Да. И помню, чем это закончилось.
— Мон, ты неисправима! — расхохоталась Белинда. — Он так обхаживал Ричелдис. Без слез не взглянешь.
— Кто был с большим приветом, так это Седрик, — произнесла Моника с таким выражением, словно чуднее этого Седрика никого не было. — Послушай, Бел, ты ничего не перепутала? Разве это ты познакомила Саймона с Ричелдис? Впервые об этом слышу.
— А кто же еще? Я об этом сто раз говорила. — Белинда на мгновение запнулась. — Мы познакомились на какой-то вечеринке.
— Хорошее название для мемуаров.
— Саймон предложил мне прогуляться. Помнишь, каким он был красавцем тогда?.. Он и сейчас чудо как хорош, постарел слегка, но это ему даже к лицу.
— Но ведь он не был… Вы с Саймоном никогда не были…
— Мы пару раз ходили то ли в кино, то ли к кому-то в гости, — решительно пресекла Белинда возможные вопросы. — Помнишь, какими мы тогда были? Ни о чем не думали, кроме как о своих романах.
— Не обобщай. Не все, а только некоторые.
— Короче, я пригласила его в Оукеры… Но ты же все это знаешь. Чтобы ты да что-нибудь позабыла… Тем более такое событие. Ну вот, значит, глаза их встретились, и они, конечно же, полюбили друг друга, — смешно сморщив нос и старательно выделяя каждое слово, Белинда процитировала фразу из какого-то фильма, явно подражая кому-то из актеров.
