серебряные кометы, во второй — скалилась зеленая тигриная голова. Другой герб был маловыразительным, и я не знал его; вероятно, современная выдумка: чередующиеся четверти лазоревого и серебристого.
Мои попутчики начали оживленно разговаривать. Центаврианам очень не нравится быть в замешательстве — у них сразу же обостряется чувство собственной неполноценности. Сейчас же к ним вернулась их обычная высокомерность.
Они уверенным шагом направились к двери, рядом с которой красовались гербы, а я неохотно последовал за ними. Подойдя ближе, я прочел вывеску, расположенную между двумя сияющими фонарями: «Марсианский институт геральдики. Зонд, король геральдической палаты…». Неужели за этой дверью находится Тодер? Неужели, покинутый своими учениками, он занялся этой неинтересной и бесполезной наукой?
Я не мог поверить!
Дверь открылась, и на пороге появился незнакомый человек. Мне показалось, что он был ростом шесть — семь футов. Однако, увидев гостей, незнакомец тотчас же сложился пополам, пытаясь в унизительном, заискивающем поклоне скрыть свой благородный марсианский рост. Видеть это было ужасно стыдно. В полном смятении я стоял перед дверью, которая только что захлопнулась за вошедшими внутрь центаврианами.
6
— Тодер? — резко переспросил мужчина, внимательно рассматривая меня. — Нет, он не живет здесь уже давно. Кто вы, во всяком случае?
Он уже распрямился, и я увидел, что ростом он выше меня.
Мы стояли в вестибюле, я быстро огляделся. Я хорошо помнил жилище старого учителя и теперь не узнавал его: интерьер стал совсем другим. Стены были обвешаны подделками под древние гербы землян, по углам валялись кучи журналов по генеалогии, безвкусно оформленных цветастыми эмблемами и наверняка набитых псевдонаучными статьями.
Из соседней комнаты послышались голоса центавриан. Как обычно: они были здесь не более трех минут, но уже выражали недовольство, что им приходится ждать.
Наконец я сказал:
— Я был его воспитанником. Я… э… Я хотел бы увидеться с ним, вот и все. Он еще жив?
Мне ни разу не приходила в голову мысль, что он мог умереть за мое столь долгое отсутствие, но сейчас, когда все так изменилось, эта мысль стала реальной и очень угнетала меня.
— Что там, Юма?
Из боковой комнаты вышла женщина — марсианка необыкновенной красоты, но одетая весьма странно. Ее длинное платье свободного покроя было украшено полосками геральдических цветов, вырез и манжеты отделаны горностаевым мехом.
— Спрашивают Тодера, — ответил мужчина, — бывший его ученик.
Ученик? Необычное слово. Тодер никогда не называл своих студентов иначе как «воспитанник». Но у меня не было времени подумать об этом. Женщина смотрела мне прямо в лицо.
— Я, вероятно, смогу сказать вам, где его можно найти, — ответила она после тщательного изучения моего внешнего вида, которое, казалось, удовлетворило ее. — Вы давно не приходили сюда?
— Случилось что-нибудь серьезное? — нетерпеливо спросил я.
— Нет, просто он удалился от активной работы, и я слышала, он…
— Болен?
— Не думаю. Просто занялся другими делами. Как ваше имя?
Я колебался, но подумал, что нет никаких причин скрывать свое имя.
— Рэй Мэлин, — ответил я.
Женщина взглянула на Юма — тот стоял с закрытыми глазами, казалось, что-то вспоминая. Наконец сказал:
— Это настоящая марсианская фамилия! О, четыре, пять, шесть поколений марсиан. Последней земной ветвью была прапрабабушка по отцовской линии. Хм… Интересно!
Он посмотрел на меня с явным любопытством, которое, конечно же, нельзя было сравнить с моим изумлением. Я всегда относился с недоверием к геральдике, но сейчас был потрясен, узнав от незнакомого человека подробности своего происхождения. Я спросил:
— Как вы узнали это? Я никогда не прослеживал свою генеалогию!
— Юма обладает эйдетизмом, — сказала женщина. — Неоценимое качество в нашей профессии. Вероятно, ваш двоюродный брат или какой-нибудь другой родственник консультировался у нас. — Она вопросительно взглянула на Юму.
— Странно, — произнес тот, нахмурив брови, — я не думал об этом раньше, но… — он прикусил губу. — Обычно я долго не держу в памяти данные о непрямых родственниках, следовательно… О, конечно! — Выражение его лица смягчилось. — Это было всего пару дней назад, один человек интересовался родом Мэлинов.
Мой мозг мгновенно выдал сигнал тревоги. Я спросил, следя за интонацией своего голоса:
— Неужели? Вероятно, кто-нибудь из двоюродных братьев или других родственников?
— Совершенно верно, центаврианский офицер, некий майор Хоуск, с Леованды. — Юма несколько раз кивнул, довольный своей памятью. — Мы дали ему очень подробный список параллелей. Несомненно, он прибыл сюда, чтобы встретиться с вами, и очень хотел найти какой-нибудь след Мэлинов.
Несмотря на смертельную усталость — ведь еще утром я находился в тяжелом нервном шоке, — я все-таки попытался логически увязать этот факт с происшедшими событиями. Этот центаврианин, майор, по-видимому, уже встречался со мной. Прошлой ночью.
— Замечательно! — воскликнул я со всей горячностью, которую мог изобразить. — Я начинаю понимать, почему люди восторженно относятся к геральдике в наши дни — их привлекает идея укрепления семейственности, сближения представителей одного и того же рода. Вы не знаете случайно, как мне разыскать майора Хоуска?
— Кажется, он ничего не говорил об этом, — пожал плечами Юма.
Очень плохо, но я уже знал его имя, и это могло стать ключом к разгадке моей тайны.
Центавриане в другой комнате начали шуметь. Юма, поймав вопросительный взгляд женщины, резко кивнул в сторону места скандала. Она вздохнула и решила закончить нашу беседу:
— Тодер живет по адресу… Юма даст вам его. Извините меня, я должна заняться клиентами.
— Вы Зонд, король геральдической палаты? — спросил я.
— Вас это смущает? Вы бы предложили мне называться королевой? — Она усмехнулась. — «Король» — только геральдический термин, мой друг! Подобно «профессору». Король геральдической палаты есть король, невзирая на пол.
Подобная казуистика была темой многих интересных высказываний Тодера: он считал, что термин не раскрывает сущности вещи. И я отправился продолжать свои поиски.
Новый адрес Тодера смутил меня. Я плохо знал этот район, до которого отсюда было больше мили и который я всегда предпочитал избегать. Здесь жили привилегированные посетители из отдаленных миров, и, следовательно, давление в переходах и туннелях было пять или шесть единиц… Такое попустительство со стороны марсианских властей всегда раздражало меня. Я негодовал, почему они прилагали все усилия для поддержания дыхания людей с других планет, имеющих склонность смотреть на меня как на урода — верзилу.
А у землян наше давление десять единиц вообще не должно вызывать недовольство. Примитивные горные растения на их планете существуют при двенадцати (а некоторые и двадцати пяти) единицах без искусственной поддержки, и целые общины жили на высоте при давлении двенадцать единиц, в том числе и мои предки в Андах.
Я представил себе план города. Время бежало слишком быстро, и имело смысл взять такси: усталость росла, а мне нужна была ясная голова для разговора с Тодером.
