бизнеса таких проблем не существовало. Решимость, с какой Маккартни передал управление своими делами в руки Истманов, тогда как остальные трое предпочли Клейна, в продолжение всех 70–х неоднократно оправдывалась. Когда Ли Истмана, стремящегося повыгоднее разместить капиталы Пола, спросили, что его во всем этом интересует, он ответил: «Музыка». И добавил, что особенно любит Бадди Холли, и поэтому они приобрели авторские права на каталог его песен. Маккартни не собирался бездеятельно взирать, как растет прибыль от его нового вложения, он решил увековечить приобретенные хиты, устроив в начале сентября 1976 года «Неделю Бадди Холли», совпавшую с его днем рождения. Почетным гостем на торжественном открытии праздника был Норман Петти, продюсер Холли. В дальнейшем Неделя Холли стала проводиться ежегодно. В 1978 году в ее рамках состоялась премьера фильма The Buddy Holly Story, имевшая печальное последствие. После посещения вечеринки, устроенной по случаю премьеры, произошло нечто ужасное — скончался Кейт Мун.
А приобретенный однажды каталог Холли исправно приносил дивиденды (Денни Лэйн, например, на этом материале записал целый альбом, продюсированный Полом Маккартни). В общем, Истманы проявили известную проницательность, скупая музыкальные издательские каталоги, так что Маккартни вскоре стал обладателем целой коллекции весьма доходной продукции, включая Grease и Annie.
Успех сопутствовал и на другом фронте. Линда Маккартни, помимо фотографии, решила попробовать себя в области создания мультфильмов, и в 1978 году один из них, короткометражка The Oriental Nightfish (художник Ян Эмис), официально представлял Великобританию на кинофестивале в Каннах. Другой ее фильм, Seaside Woman (художник Оскар Грилло), был представлен на этом фестивале в 1980 году и завоевал главный приз — Пальмовую ветвь.
«Мы решили, — сказал Джон Леннон в октябре 1977 года на пресс–конференции в Токио, — что будем сидеть с нашим малышом как можно дольше, пока не почувствуем, что можем позволить себе заняться чем–нибудь вне дома».
Это было чуть ли не единственное публичное заявление Леннона, сделанное, чтобы объяснить свою позицию на время с 1975 по 1980 год, когда, несмотря на растущее негодование публики по поводу молчания своего героя, он ровным счетом ничего не делал. С точки зрения профессиональной. На самом деле Джон был очень занят.
Даже в мире грамзаписи мало кто был посвящен в его планы.
«В 1975 я встречался с ним в очень ответственный для него момент, — вспоминает Боб Мерсер. — В начале года я приехал к нему, потому что был уполномочен вести с ним переговоры о новом контракте. Мы уже обсудили дела с Полом, и позиция Джона была: я требую таких же условий, что и для Пола. Ну, мы переговорили с его юристами. Когда в какой–то момент я сказал Джону, что, кажется, мы близки к согласию, он спросил: «Правда?» А на следующий день позвонил и сказал, что уволил своих юристов. Он проделывал это дважды. Он был уже по горло сыт контрактами и договорами.
В общем, я находился в Нью–Йорке, и Джон и Йоко, очень счастливые, объявили мне, что утром врачи подтвердили беременность Йоко. К тому времени я как раз обсуждал с Джоном его новый контракт, и мы были на полпути к завершению переговоров, когда он сказал, что не собирается работать, пока Йоко беременна. Он хотел ухаживать за ней.
Итак, когда человек говорит тебе, что не собирается работать, потому что боится, что у его жены случится выкидыш, ты не можешь, глядя ему в глаза, сказать: «Hy, знаешь, сейчас важнее закончить новый альбом и заключить контракт с EMI. Кроме того, он прямо сказал, что его меньше всего волнует контракт с фирмой грамзаписи.
Если уж совсем точно, он сказал, что, пока не знал о беременности, его не интересовали контракты, но интересовала музыка. Теперь его не интересуют ни контракты, ни музыка.
В следующий раз я увидел Джона случайно после того, как Йоко вернулась из больницы с малышом Шоном. И он сказал: «Я не собираюсь работать в течение пяти лет. Я буду сидеть с ребенком. Я уже упустил одного, Джулиана, и не хочу упустить этого». И опять очень трудно сказать человеку: «Так нельзя, твоя карьера важнее.» Особенно, если этот человек – Джон Леннон.»
При том, что Мерсер был уверен, что Леннон не будет работать в ближайшие пять лет, он не мог сказать, вернется ли он к работе по прошествии этого срока. Правда, широкая публика с трудом верила, что Леннон наложил пятилетнее эмбарго на собственную карьеру. И потому мир с интересом внимал всем его поступкам, поражаясь, почему он ведет себя, как он сам говорил, славно Ховард Хьюз или Грета Гарбо.
Однажды Леннон появился на людях 27 июля 1976 года, когда было формально подтверждено его право оставаться в США. Леннону, по этому случаю подстриженному, в костюме и галстуке, была, наконец, выдана долгожданная Зеленая карта. И это означало, что теперь он может пересекать границу Штатов, когда ему заблагорассудится.
После этого Джон снова ушел в тень, и публика вновь питалась только слухами. Иной информацией могли служить несколько фотографий в прессе их с Йоко в новогодней компании с Джеймсом Тэйлором и Карли Саймон, а также появление Джона и Йоко на церемонии инаугурации Президента Картера.
Дальше — тишина. Ходили слухи, что он стал домохозяином, затворником, сидит с ребенком и печет сам хлеб (правда) и что он решил отказаться от дальнейшей работы, поскольку уже внес свой вклад в развитие цивилизации (неправда). Из тех интервью, что Леннон дал к моменту выхода Double Fantasy и прервавших его длительное молчание, стало ясно, что он весь погряз в домашних заботах, в то время как Йоко занималась бизнесом.
Она действительно, с непревзойденным мастерством взялась за работу, увеличивая семейное состояние, главным образом, за счет удачных капиталовложений в недвижимость. К своим семи комнатам в Дакоте пара добавила еще кое–какую недвижимость в других частях США. Например, в феврале 1978 года они купили 1000 акров фермерских угодий в северной части штата Нью–Йорк, где намеревались разводить коров знаменитой холстейнской породы; позднее одну из них Йоко продала на ярмарке в Сиракузах за рекордную сумму — 265 тыс. долларов.
Пока Йоко торговала и вращалась в деловых кругах, Джон частенько ускользал из дома вместе с Шоном, отправляясь в какой–нибудь дальний уголок мира или просто заходил в нью–йоркскую студию Record Plant, где делал записи, которых никто кроме Йоко не слышал.
В мае 1979 года они пробили брешь в стене молчания, закупив рекламные полосы в крупнейших газетах (отголосок акции Джона и Йоко десятилетней давности), чтобы объявить всем, что они выходят из зимней спячки, т. к. наступило время для «весенней чистки наших умов». Многие были разочарованы этим посланием. Джон и Йоко снова казались им наивными со своей старомодной философией 60–х, особенно из–за напечатанного в конце примечания, что «три ангела заглядывали через наши плечи, когда мы это писали». Некоторые, прочитавшие послание, еще питали надежду, что Леннон вернется в музыку, но большинство с сожалением приходили к выводу, что он просто не заинтересован в дальнейшей работе, и даже если вернется, результаты будут плачевными. Многие смирились с тем, что Леннон исчерпал свои творческие силы. Он походил на эксцентричного, не по годам рано выжившего из ума миллионера, а его послание напоминало завещание, в котором он похоронил себя для всеобщего окружения. Вместе с тем он не изменился — оставался остроумным, энергичным, интеллигентным, и невероятно, чтобы кто–то мог сомневаться в этом.
Так случилось, что Леннон не стал дожидаться пока пройдут пять лет. Он вернулся к работе в августе 1980 года, чтобы выпустить новый альбом к пятилетию Шона.
Джон по–прежнему не желал подписывать никаких бумаг, но Йоко взяла все заботы на себя, и, в конце концов, они заключили контракт с недавно созданной компанией Дэвида Геффена Geffen Records. Альбом Double Fantasy, в равной мере Джона Леннона и Йоко Оно, вышел в свет в начале ноября.
Многие критики были ошеломлены; после такой длинной паузы они нашли его тихим и недостаточно смелым. Большинство, однако, готовы были признать, что теперь песни Йоко стали более вразумительными и выгодно отличались от тех, что она писала раньше. (На фоне появившейся британской «новой волны» ее стиль действительно казался более современным, чем Джона).
Тем не менее, Double Fantasy — это тот альбом, прелесть которого открывалась не сразу. Во многих отношениях песни Леннона должны бы были появиться после альбома Plastic Ono Band, поскольку в них он был в ладу с самим собой. Что придает им особую теплоту, так это то, что он, как обычно, предельно честен.
