– Святая Дева, конечно! А разве вы приехали не для того, чтобы найти здесь убежище?
…Она ничего не может знать о тебе и о том, что ты прячешься тут от своей несуществующей нынешней жизни и от обломков старой, которые все продолжают сыпаться тебе на голову, как в замедленной съемке!
Она говорит так просто потому… что говорит, только и всего.
– Во всем этом деле нужно разбираться, Нателла Георгиевна, – сказал Плетнев и неожиданно для себя совершил следующее: подпрыгнул, подтянулся и уселся на перила, совсем как Федор Еременко!.. Он никогда не сидел на перилах в присутствии… дам.
Впрочем, дама не обратила на его вольность никакого внимания.
– Я вам толкую как раз противоположное, – произнесла она с нажимом. – Не надо ни в чем разбираться, нельзя!.. Любые разбирательства приведут к потерям. Восстановить статус-кво будет невозможно. Нужно ей заплатить и поставить точку.
– Вы ничего не поняли, Нателла Георгиевна, хочу вас огорчить. – Плетнев закинул голову и посмотрел на небо. В последнее время ему нравилось смотреть на небо. – Поздно платить. И восстановить ничего не удастся. В вашем прекрасном идиллическом мире произошли необратимые изменения. Количество перешло в качество. Он перестал быть идиллическим. Один человек убит при загадочных обстоятельствах. Другого обокрали. Это сделали свои! Доброжелательные соседи, как вы их называете. Здесь же нет чужих! – И добавил, вспомнив Витюшку: – Чужие здесь не ходят. Или вы не смотрели такой фильм?
Она помолчала, а потом спросила любезно:
– Вы одолжите мне денег?
– Сколько?
Конечно, она понятия не имела! Растерялась и сделала неопределенное движение рукой.
– Нет, некоторая сумма у меня есть, но я еще не знаю, сколько назначит Тереза Васильевна…
– Давайте так решим. – Плетнев спрыгнул с перил и зачем-то отряхнул собственную задницу – тоже совсем как Федор. – Когда Тереза Васильевна… назначит сумму, мы снова проведем совещание.
– Не дадите? – жалостливо уточнила Нателла. – Не заставляйте меня выпрашивать!
– Дам, – пообещал Плетнев. – Не заставляйте меня злиться.
Под вечер Алексей Александрович надумал следующее: Нателла Георгиевна на самом деле, должно быть, блаженная. Деревенская молва не врет. Тянет ее в идиллию и нирвану, а ни той, ни другой нет и быть не может, любая идиллия по определению вранье. Уж это он знает совершенно точно.
То, что происходит в Острове, делится не на две, а на три части: убийство собаки минувшей зимой, недавняя гибель егеря и сегодняшняя кража из дома «газпрома», то есть Терезы Васильевны.
Если разбираться, то нужно начинать именно с первого происшествия, то есть с собаки. О ней все давно забыли, а это неправильно. Плетнев из своего опыта знал совершенно точно, что, прежде чем что-то предпринимать, следует подумать.
Подумать, прикинуть, оценить. Сопоставить все факты, начиная от сотворения мира, ничего не упуская, и тогда получившуюся картинку можно считать более или менее достоверной.
Пока нет фактов, никакой достоверной картинки не получится.
…И где я возьму деньги для Нателлы?.. У меня никогда не бывает с собой наличных! Если мне нужны наличные, их приносит помощник или водитель, в зависимости от того, кто рядом.
Рядом никого. Ни помощника, ни водителя, где взять наличные?.. Позвонить секретарше, сказать, чтоб везла? Так ведь и не позвонишь особенно. Спутник за сараем, телефон не принимает. И не ловит.
Итак, для того чтобы написать широкомасштабное полотно под названием «Быт и нравы деревни Остров» – автор уж точно не Моне и не Васнецов, а, пожалуй, кто-нибудь из передвижников, – надо начать с Федора и его собак. Вроде бы Витюшка, а может, Валюшка говорили, что он держит дорогих собак. Зачем ему дорогие породы? Бизнес такой? Элитное собаководство в Острове! Занятно.
Затем надо выяснить, что именно произошло зимой в лесу – случайность или преднамеренное убийство? Именно преднамеренное и именно убийство! Кому понадобилось убивать собаку? Браконьерам? Нужно выяснить, натасканы ли собаки Федора Еременко на отлов этих самых браконьеров. Впрочем, все равно получается какая-то ерунда. Федор не лесник и не егерь, в его обязанности не входят ни проверка лицензий, ни патрулирование леса, ничего! Человек, убивший пса, по словам Федора, был одет как Николай Степанович, из-за чего тот и решил, что стрелял егерь. Маскарад? Зачем такие сложности? Или Федор все перепутал? Мог перепутать или нет? Возможно, был пьян. Нужно выяснить, насколько он склонен к возлияниям.
…Что-то есть хочется. Причем хочется чего-то дикого и странного – картошки с грибами или жаренной на костре сосиски. Должно быть, у Валюшки еще остались сардельки из тех, что она купила в Твери за большие деньги. И Нателла обещала пироги. Как всякая порядочная грузинка, она готовит так, что можно умереть. Впрочем, это не Нателла обещала, а ее дочь.
Если Федор ничего не перепутал, значит, нарядиться в одежды егеря мог только его зять Виталий, городской житель, который, по словам все тех же Витюшки с Валюшкой, тестю особенно никогда не помогал, а, по его собственным словам, собирался купить ему иностранную машину взамен отечественной, которая ездит очень плохо. Плетнев, за последнее время проехавший на отечественном автомобиле несколько сотен километров, по праву мог считать себя знатоком таких машин и их… как бы это выразиться… недостатков. Выходит, зять заботился о Николае Степановиче, несмотря на то что, по большому счету, и родственником не являлся – дочь умерла, и их ничто не связывало! Зачем ему убивать собаку чужого мужика? Давняя вражда, месть, не поделили что-нибудь? Чего они могли не поделить, городской зять и деревенский собачник?!
И не просто это – убить! Да еще с одного выстрела. Если только этот зять не опытный охотник или, допустим, снайпер, прошедший специальную подготовку.
Хотя кто его знает, может, на самом деле снайпер?..
Кто и за что убил самого егеря? Кто приезжал к нему ночью на машине с протекторами «Микки Томпсон»? С кем он пил виски? Явно не с посторонним человеком! Опять напрашивается зять, но тот должен был приехать – и приехал! – только на следующий день. Что имел в виду Николай Степанович, когда утверждал, что фигуристая Женька все время врет?.. Кому она врет? Что из того, что она сказала, – вранье?..
И еще мотоцикл Федора Еременко.
Тут Алексей Александрович самодовольно улыбнулся. Мотоциклы, как и тяжелые внедорожники, он любил и разбирался в них. Казалось ему, что нет ничего более залихватского, ухарского и бестолкового, чем гонять на мотоцикле, и он даже немного гордился собой, что ему, такому умному и деловому человеку, может нравиться такое идиотское занятие!
Он даже намеревался купить себе такую штуку, а Маринка нежно отговаривала.
…Я буду беспокоиться о тебе, а мне не хочется. Я и так все время о тебе беспокоюсь!..
Плетнев помотал головой, прогоняя Маринку, но она уходила неохотно, поминутно оглядывалась, а он знал, что никак нельзя разрешить ей остаться и себе нельзя разрешать оставаться с ней! Он и так слаб, а если начнет думать о ней, ослабнет совсем, окончательно, и не спасут его сардельки с картошкой, мини- мойка и розовая плитка, знамения новой жизни!..
Федор Еременко может врать сколько его душе угодно, но его мотоцикл не врет. Машины честнее людей. Может, собак следует отнести туда же, к мотоциклам?.. Впрочем, для начала неплохо бы на них посмотреть.
Плетнев не задавался вопросом, зачем ему деревня Остров со всеми ее обитателями, их тайнами и загадками. Он уже понял, что нельзя разрешать себе и этого – тогда исчезнет, испарится даже та капля смысла, которую он насилу выжал из серого холодного камня, в который превратилась его жизнь, как выжимал какой-то великан в сказке.
Кажется, тот великан выжимал воду, а не смысл.
Впрочем, жизнь не сама превратилась, ты ее превратил!.. Оксана с ее бриллиантовыми реками на шее права в одном – ты сам во всем виноват и знаешь это.
Ты ведь умеешь думать, это получается у тебя лучше всего!.. Вот и думай, только не о Маринке, которая совсем недавно была важна и нужна тебе, а о жителях деревни Остров, которые еще недавно не имели к тебе вообще никакого отношения!..
