Она ушла в гостиную и прилегла на диван, закрывшись с головой пледом.
– Мама! – немедленно прозвучал рядом голос Костика. – Там какой-то дядя приехал, я ему открыл. Веселый! С дедушкой на рыбалку собрался!
Ольга откинула плед и посмотрела на Костика, у которого в глазах засветилась надежда.
И как, как ему объяснить, что дедушки больше нет, несмотря на то что его зовут на рыбалку?..
Гость оказался шумным и действительно веселым.
А еще – невысоким, пышноусым, с седыми непокорными вихрами, выбивающимися из-под шляпы.
Он пристроил рюкзак и удочки в углу, снял широкополую шляпу с москитной сеткой и накрыл ею телефон на тумбочке с таким видом, словно добычу поймал.
– Оля? – воскликнул гость. – Угадал? Здравствуй, дочка! – Он обнял ее – крепко, по-родственному, и даже в щеку поцеловал, обдав терпким запахом табака и пропахшей костром одежды.
– Здравствуйте… А вы?!.
– Дядя Гена я! – радостно сообщил гость. – Слышали, наверное? Сергеич рассказывал?
– А, да! Проходите, пожалуйста.
Сказать прямо здесь, в коридоре, что Сергеич умер, Ольга не смогла.
Дядя Гена скинул камуфляжную куртку, стянул длинные «болотные» сапоги и, залихватски присвистнув, направился в кабинет.
– Дядя Гена… – попыталась упредить его Ольга, но не успела, не смогла произнести страшные слова «Леонида Сергеевича больше нет»…
– Сережка! – увидев за столом Барышева, радостно завопил гость. И бросился обнимать Сергея, и тискать его, словно маленького, и щипать за щеки, и похлопывать по плечам. – Ох, и раскормила тебя жена! Ох, и раскормила! Да где Сергеич-то? – огляделся он по сторонам, не замечая ни траурного портрета, ни каменного лица Сергея, ни растерянности Ольги.
– Сергеич! – приложив рупором руки ко рту, закричал гость. – Готовность номер один!
– Вам Марина разве ничего не сказала? – тихо спросила Ольга.
– Так я дома ее не застал! – захохотал дядя Гена. – Я вещи кинул, помылся с дороги – и к вам! Леонид и так, наверное, на меня обижен, что я на юбилей не приехал. Ну, не мог! Зато теперь два месяца дома буду! Всю рыбу выудим! А… – Он наконец заметил, что никто не радуется его веселью и не зовет Леонида Сергеевича. – А что случилось-то?!
Дядя Гена растерянно посмотрел на Ольгу, на Сергея, на Машу и Костика, которые стояли в дверях, прижавшись друг к другу.
Вместо ответа Ольга поставила перед ним на стол портрет с траурной лентой. Улыбка у старого друга Барышева-старшего дрогнула. Он, словно не веря глазам, пощупал черную ленту и кусок черного хлеба, которым был прикрыт стакан водки.
– Нет, – прошептал дядя Гена и, закрыв руками лицо, всхлипнул по-детски: – Нет, Ленька, нет… Как ты мог!
Надя возвращалась из небытия медленно и тяжело.
Если бы можно было не возвращаться, если бы можно было выдернуть из вены капельницу, она бы выдернула, положив конец этому ненужному, тягостному воскрешению.
Но как она ни пыталась пошевелить рукой – ничего не получалось. Сил хватало только на то, чтобы страстно желать – пусть ее не спасут, пусть вколют неправильное лекарство, пусть вообще забудут, что ее надо спасать… Ведь жалуются же часто на черствость и непрофессионализм врачей…
Лекарство капало, исправно попадая в вену, и Надя ничего не могла с этим поделать.
Самым отвратительным было то, что она все помнила – Славку, водку, свою пьяную откровенность, а главное – она не успела как следует накормить Димку. И похвалить его динозавров.
От злого бессилия она опять потеряла сознание, а когда очнулась – капельницы уже не было. Рядом жужжал аппарат, рисуя на мониторе какую-то диаграмму. Скачущая кривая, очевидно, показывала, что Надя все еще жива, сердце ее бьется, дыхание есть. Только диаграмма не могла показать, как она себя ненавидит. За то, что Димку не покормила, а на динозавров даже не взглянула.
Если бы Грозовский об этом узнал, он бы…
Надя понятия не имела, что бы сказал и сделал Дима, узнав, что она запойная алкоголичка, а Дим Димыч питается тем, что найдет в полупустом холодильнике.
Наверное, он бы ее убил. Задушил бы собственными руками, а Дим Димычу нашел новую маму – красивую, стройную, умную, а главное – всегда трезвую…
Надя попробовала встать – и у нее получилось. Попробовала идти – получилось тоже. И ничего, что тошнило и голова кружилась, главное – она шла и шла, с каждым шагом приближаясь к Дим Димычу.
– Димочка, я больше не буду, – шептала она, обращаясь к Грозовскому и к сыну одновременно – ведь имена-то у них одинаковые, и глаза, и характер, и вообще, Дим Димыч это Грозовский и есть, только пока очень маленький и беззащитный.
– Грозовская! – окликнул ее кто-то в пустом коридоре.
Надя решила не оборачиваться – плевать, ей к сыну надо, а не разговоры пустые вести, – но ее догнала молодая сестричка в белом халате.
– Ну что же вы? Вас Константин Андреевич ищет! – Хорошенькая медсестра бережно взяла Надю под руку. – Пойдемте…
– Я не знаю никакого Андреича. Мне домой надо! – Надя попыталась освободить руку, но сестричка оказалась неожиданно сильной.
– Конечно, надо, – ласково сказала она. – Вот над этим мы все тут и работаем. Пойдемте! – Она попыталась развернуть Надю.
– Я никуда не пойду! Я хочу домой! Сколько я тут у вас? С утра? – Надя все-таки выдернула руку и отошла от сестрички подальше, чтобы та не вздумала снова хватать ее и вести, куда вздумается.
– Вы у нас три дня.
– Сколько?!
– Давайте присядем, – медсестра кивнула на кушетку. – Я за вами по всей больнице бегала, все никак не отдышусь. Да и вам бы двигаться поменьше… пока. Вас привезли без сознания. Сильное алкогольное отравление.
Три дня…
Три дня Димка сидит в запертой квартире один. И никто не обратит внимания на его плач, потому что всем соседям известно – мамаша его алкашка, ребенок плачет почти постоянно.
Надя опустилась рядом с медсестрой на кушетку.
Таких, как она, лишают родительских прав. Стоит только кому-нибудь пожаловаться в опеку…
Или нет, вспомнила вдруг она. Димка не один, не заперт и не голодный.
С ним Ярослава!
Девчонка, перед которой она вывернула душу, которая ею восхищалась, а Дим Димыч нашел с ней общий язык!
– Кто меня привез? – воспрянув духом, спросила Надежда.
– «Скорая», – улыбнулась сестричка и погладила ее по руке. – Да вы не волнуйтесь, с вами дома свекровь ваша была, Ангелина Васильевна.
– Она мне не свекровь…
При чем здесь Ангелина? Как она оказалась рядом? Когда сознание помутилось, рядом Слава была… Гладила по голове, говорила хорошие, правильные слова…
– Не свекровь? – удивилась медсестра. – Странно. А врач сказал, такая хорошая женщина, волновалась за вас. Сказала, что сыночка вашего к себе заберет. Да вы сами ей позвоните!
– А Ярослава?!
– Я не знаю… Да вы позвоните, Наденька, и сами все узнайте!
Она помогла Наде подняться и повела в палату, приговаривая нежно, тихо и почти умоляюще:
– Пойдемте, пойдемте, Наденька. Позвоните сейчас родным, покушаете, Константин Андреевич вас посмотрит. Это врач ваш, очень хороший доктор, он вас почти с того света вытащил…
И кто говорит о непрофессионализме и черствости врачей? Заботой замучают, помереть не дадут… Надя, с благодарностью оперевшись на руку сестрички, шла в палату и думала только об одном – Димка
