международной изоляции Германии, к ее столкновению с Англией, причем и Россия тоже оказалась в стане ее врагов. Не следовало, цепляясь за больную, пестрокровную Австрию, ловить призрак всеобщего мира, чтобы ввязаться в войну при наименее благоприятной обстановке: «мирно-хозяйственное завоевание мира» — заведомая невозможность и вреднейшая иллюзия. Не следовало гнаться за непосредственными клочками земли в Африке, когда можно было с гораздо меньшим риском обеспечить себя ценнейшими землями тут же в Европе.
Но даже если и признать для Германии целесообразным путь промышленной агрессии и торговой экспансии, империализма заморских владений, — нужно было, вступая на него, иначе ориентировать внешнюю политику государства: нужно и можно было в борьбе с Англией, неизбежно связанной с этим курсом, опереться не на Австрию и Италию, а на Россию. Иначе говоря: если не с Англией против России, то с Россией против Англии. Старая Германия пошла по третьему, бессмысленному и злополучному, пути тройственного союза. И пришла к версальской катастрофе.
Третья империя должна исправить эту тяжкую историческую ошибку второй и построить международную политику Германии на существенно иной основе. «Мы, национал-социалисты, — заявляет Гитлер, — сознательно ставим крест на внешней политике предвоенной Германии. Мы продолжаем путь, прерванный шесть веков тому назад. Мы останавливаем вечный германский поход на юг и на запад Европы и поворачиваемся лицом к стране на востоке. Мы расстаемся наконец с колониальной и торговой политикой военного времени и переходим к территориальной политике будущего».
Русские не принадлежат к числу высших рас. «Духовный и моральный уровень русского народа потрясающе низок». Всегда бросалась в глаза глубокая пропасть между образованным слоем этой страны и широкими народными массами, безграмотными, нищими, первобытными. Историческое русское государство не было плодом государственной одаренности славян, — скорее, оно являлось замечательным документом государственного творчества германцев в среде ниже стоящей расы: правящий слой исторической России был в значительной мере германского корня, да и русское образованное общество в большей своей части не было русским по национальности и славянским по своему расовому характеру.
Революция целиком уничтожила прежнюю элиту, заменив ее новой: евреями, ужасной еврейской тиранией. Но евреи способны лишь разрушать, а не созидать, они фермент разложения, распада. С неслыханной жестокостью истребили они русскую интеллигенцию, извели террором и голодом около тридцати миллионов русских людей, дабы закрепить за шайкой еврейских литераторов и бандитов биржи власть над громадной страной. «Восточный колосс созрел для гибели. И конец еврейского владычества в России будет вместе с тем и концом России как государства. Мы предназначены судьбою стать свидетелями катастрофы, которая послужит лучшим подтверждением нашей расовой теории».
Эта краткая, но выразительная философия русской истории и русской революции (по теоретическому уровню ее одной уже можно судить о культурно-историческом кругозоре расистского вождя!) позволяет Гитлеру точнее определить международно-политическую ориентацию Третьего рейха.
Не должно быть и речи о союзе с Советской Россией. Большевистское правительство безусловно несоюзоспособно: мировое еврейство, в нем воплощенное, является злейшим врагом всякого национального государства, а следовательно и национальной Германии. «Нынешние властители России, — пишет Гитлер, — забрызганные кровью, подлые преступники, изверги человеческого рода… Нельзя также забывать, что эти властители принадлежат народу, представляющему собой редкостную смесь звериной жестокости с невероятной лживостью и ныне мечтающему распространить свою кровавую тиранию на весь свет… Не заключают договора с субъектом, которого единственная цель — уничтожение своего партнера».
Помимо того, с точки зрения чисто военной, в случае совместной войны Германии и России против Западной Европы, а вероятно и против всего остального мира, — обстановка сложилась бы совершенно катастрофически. Дело в том, что технически и Россия, и нынешняя Германия будут бессильны перед врагами. Напротив, союз Германии с Англией за счет России — вполне возможен и целесообразен. Что касается Франции, то она пребывает извечным, смертельным врагом немецкого народа. Однако разгром ее не является целью германской внешней политики — он может стать лишь ее средством, поскольку парижское правительство будет препятствовать расширению Германии на восток: земель на востоке придется искать вооруженной рукой в Париже. Подлинное и славное историческое будущее Германской империи — именно там, на востоке Европы. По стопам рыцарей древних орденов Прибалтики двинется новая Германия добывать себе достойную ее территорию, упорно работать германским плугом на земле, которую завоюет германский меч.
Пусть не ссылаются на Бисмарка, завещавшего Германии дружбу с Россией: не говоря о том, что нынешняя Россия весьма мало похожа на прежнюю, — самая устремленность германской внешней политики теперь должна быть иной. Тогда еще были возможны два пути; теперь остался один. «Вопрос не в том, что делал Бисмарк в свое время, а в том, как поступил бы он теперь. И на этот вопрос легко ответить: при его политической мудрости, он никогда не связался бы с государством, обреченным на гибель». Бисмарк хотел опереться на Россию, чтобы развязать себе руки на Западе. Но то, что тогда могло принести Германии пользу, теперь способно лишь ей повредить. Впрочем, даже и тогда, согласно изложенному уже выше мною Гитлера, ориентация на Россию была ошибкой: нужно было в союзе с Англией против панславистской и германоненавистнической России закрепить раз навсегда континентальную позицию немецкого отечества германизацией территории на востоке.
Любопытно отметить еще одну сентенцию вождя на этот счет: «германизировать можно лишь земли, а не людей». Очевидно, заселение немцами громадных русских пространств предполагает предварительное их очищение от русских: высшая раса не должна загрязнять свою кровь общением с низшей. Каким образом избавиться от славянского населения на этих громадных пространствах, прямо не говорится. Но апелляция к древним германцам и доблестным меченосцам отлично заменяет прямые рецепты: разумеется, тут ставится вопрос об истреблении и порабощении в прямом и подлинном смысле этих слов. Древние германцы очищали свои земли от славянских старожилов поголовным уничтожением населения при помощи меча и огня. Третье царство, вероятно, сумеет применить более современные способы — скажем, газы и бактерии. Но в существе дела оно пребудет верным расовым традициям и славным историческим воспоминаниям.
Свои размышления по поводу внешней политики Гитлер сопровождает кратким «Политическим завещанием Германской Нации», содержащим формулировку как бы общих основных принципов желанного поведения Германии в мире. Вот это завещание:
«Никогда не допускайте возникновения двух континентальных держав в Европе. Каждую попытку создать рядом с Германией вторую военную державу, или хотя бы государство, способное стать таковой, рассматривайте как нападение на Германию и считайте, что Германия в таком случае имеет не только право, но и обязанность всеми средствами, включая вооруженную силу, помешать образованию такого государства, а если оно уже возникло — то сокрушить его.
Заботьтесь о том, чтобы сила нашего народа опиралась не на колонии, а на территорию нашего отечества в Европе. Не считайте Империю упрочившейся до тех пор, пока она не в состоянии представить каждому отпрыску нашего народа собственного участка земли; и это — на столетия. Никогда не забывайте, что священнейшее право на этом свете есть право на землю, которую хочешь обрабатывать сам, и священнейшая жертва — кровь, проливаемая за эту землю».
Таковы международно-политические установки Гитлера. Ясно, что в них возрождаются наиболее исключительные и заносчивые притязания довоенного германского национализма, огрубленные и вульгаризированные во вкусе эпохи масс. Провозглашается нескрываемой целью — германская гегемония в Европе, а затем и во всем мире: «или Германия будет мировой державой, или ее не будет вовсе». Старый пангерманистский максимализм, раз уже так дорого обошедшийся немцам, словно снова воодушевляет их, увлекает широкие круги молодежи, становится правительственной программой: в этом безумии есть система, и в этом историческом анахронизме чувствуется исторический рок.
Восточные планы вождя разрабатываются и уточняются в его штабе, встречая особое сочувствие в «балтийском» секторе последнего. Нередко говорится о желательности возвращения к Брест-Литовскому трактату, «безграничную гуманность» которого сам Гитлер демонстративно оплакивает в своей книге. «Версаль минует, а Брест-Литовск будет жить», — повторяют его сподвижники. Тщательно исследуются украинский, белорусский и лимитрофный вопросы: расчленение России — естественная предпосылка
