Гете и Бетховен не могут быть причислены к «германскому типу»; Шиллер, Шуман, Лист, Ницше тоже весьма подозрительны по своему «расовому» корню. Еще более сложен вопрос о языке. Дойди дело до реального воплощения расистских планов, — можно себе представить, какой невероятный сумбур поднялся бы в стране, какая разгорелась бы вакханалия нелепых тяжб о «чистоте крови», об овцах и козлищах! Государство бы превратилось бы в сумасшедший дом.
Но возможно, что никто из расистских вождей и не думает всерьез о буквальном осуществлении соответствующих параграфов программы. Может быть, смысл расизма — в создании полезных настроений, в подъеме национальной гордости немцев?
Если так, то псевдорасовое самомнение — неумный путь для достижения этой цели. Едва ли расчетливо любовь к своему народу строить на презрении к другим. Опасно разжигать националистическую заносчивость там, где необходимо лишь чувство и сознание национального достоинства. Когда Гитлер тоном дешевого высокомерия говорит о негризации Франции, юдаизации Англии и Америки, монголизации славян и т. д. — он хочет внушить своим массам убеждение, что есть лишь одна высшая раса и один избранный народ: немцы. На всех остальных они могут смотреть сверху вниз, как на объект господства. Это ли не дурной самообман? Это ли не гибельный путь традиционного пангерманизма, ведущий не только к тяжким общеевропейским потрясениям, но также к изоляции самой Германии — и к изоляции вовсе не «блестящей», как это показал 1918 год.
Рискованность и дурная реакционность расистского пути еще и в том, что он обычно приводит к оправданию кастовой замкнутости носителей высшей породы. Не случайно германская «расовая наука» тяготела к родовой аристократии по преимуществу: «чистая кровь», мол, и спасительный «инстинкт власти» сохранились именно в нем, в этом биологически высшем и исторически торжествующем ведущем слое. Нет ничего более опасного для национального бытия, нежели подобные теории: искусственно поощряя в наше время сословную, кастовую спесь старого дворянства, они способны лишь подорвать, надломить сознание общенационального единства. Правда, Гитлер, массовый вождь, остерегается окрашивать свой расизм в сословно-аристократические цвета. Но история и логика расистской концепции с ее мистикой крови неудержимо льют воду на мельницу родовой знати, касты юнкеров, доселе вопреки рассудку не только уцелевшей в Германии, но сохранившей, как мы увидим далее, огромное влияние и на государственную ее политику.
Но, быть может, для Гитлера и гитлеровцев весь этот вульгарный «расизм» есть не что иное, как псевдонаучное прикрытие бешеного антисемитизма? — Практически за эти годы, в сущности, так и было. Движение насыщено площадным антисемитизмом, живо напоминающим собою стиль нашего русского дореволюционного черносотенства. Сами вожди упорно и демонстративно гнут эту линию, разжигают эти страсти. «Антисемитизм, — провозглашает Г. Федер, — является в известном смысле эмоциональной подпочвой нашего движения… Каждый антисемит, раз он признает в еврее носителя чумы и отравителя расового здоровья нации, выражает это чувство в личной ненависти к каждому отдельному еврею, а также в деловых своих отношениях».
Еврей противополагается арийцу, как низшая раса высшей. Борьба евреев с арийцами заполняет собой мировую историю. Еврей вторгается повсюду и, сохраняя себя, разлагает других. Еврейская религия — не что иное, как учение о сохранении еврейской расы. Еврейская политика — борьба за мировую гегемонию еврейства. Ариец обязан защищаться — иначе рухнет мировая культура.
Вся публицистика и вся большая пресса наци переполнена выпадами против евреев. Все беды Германии — плод «еврейской политики». Всякий противник Гитлера — либо еврей, либо подкуплен евреями. Нет, кажется, такого преступления против Германии, на которое не был бы способен еврей. Чувствуется прямо что-то болезненное, маниакальное в суждениях фанатиков антисемитизма. «Евреи для немецкого народа — то же, что туберкулезная бацилла для легких», — заявляет Геббельс. А. Розенберг, мининдел коричневого дома, прибалтиец родом и погромщик душой, — щеголяет эффектным рецептом: «Надо по дороге от Мюнхена до Берлина на каждом телеграфном столбе повесить по два еврея — тогда Германия сразу излечится от кризиса».
Уличная агитация партии стремится бить в одну точку: тем ударнее получается бой. «Искусство настоящего народного вождя, — учит Гитлер, — не рассеивать внимание народа, а сосредоточивать его на одном-единственном враге… Тем сильнее будет магнетическая привлекательность движения и крепче сила удара. Даже различных врагов гениальный вождь сумеет представить слитым воедино». Иначе глаза колеблющейся массы начнут разбегаться и воля развинчиваться.
Отсюда — с евреями увязываются все недруги национал-социализма. Марксизм, социал-демократия, коммунисты, международный финансовый капитал, масонство, парламентаризм, демократия — все это сплетается в один причудливый пестрый клубок, в одну гидру юдаизма.
В своей книге Гитлер довольно подробно останавливается на утверждении внутренней родственности марксизма и еврейства. Не случайно вождем и зачинателем социал-демократии был еврей. Не случайно ее лидеры, ее ораторы и газетчики, все эти Аустерлицы, Давиды, Адлеры, Элленбогены, — евреи. Еврейская доктрина марксизма отвергает аристократический принцип природы и заменяет извечное превосходство силы и крепости мертвым грузом числа. Она отрицает в человеке личность, оспаривает значимость народности и массы, отнимая тем самым у человечества наиболее драгоценные предпосылки его жизни и культуры, предавая его в жертву низшей расе, еврею. Основная цель марксизма — упразднение всех нееврейских национальных государств. Если еврей при помощи своего марксизма одолеет — его победный венец будет для человечества венцом смертным. «Отбиваясь от евреев, — восклицает вождь, — я ратую за Божье дело!»
Перед нами — самый банальный, дешевый антисемитизм дурного тона. Языком нового поколения произносятся заржавленные, пропыленные временем слова. Отдельные, подчас неоспоримые факты (например, хотя бы высокий процент евреев в социал-демократическом руководстве) произвольно стилизуются, бесшабашно схематизируются, дабы служить основою сенсационных домыслов и фантастических общих выводов. Вся концепция поражает идейной бедностью и убогой односторонностью. Удивляешься, что плененный ею человек пленяет такой народ, как германский. Опять-таки вспоминается Муссолини: в итальянском фашизме юдофобии нет места.
Но, быть может, она здесь не более чем тактический маневр? Нужно признать, что, читая Гитлера, такого впечатления не выносишь; напротив, проникаешься мыслью, что это заправский, «искренний», органический антисемит, для которого борьба с еврейством — идеологический императив, а не тактический только лозунг. Нельзя, впрочем, отрицать, что лозунг этот находит известный резонанс. Эксплуатирует он настроения, довольно распространенные в немецком студенчестве, мещанстве, даже частично интеллигенции: «литература, пресса, торговля, банки — в руках евреев; а евреи не способны ассимилироваться до конца, стать настоящими немцами». Антисемитизм — обратная сторона раздраженного, распухшего от ударов и слез патологического национализма людей с обнаженными нервами, едва не потерявших отечество. Вместе с тем, он, вернее его обострение, — плод безработицы, упадка торговли, когда человек человеку становится волком, когда нужно вытеснять ближнего, чтобы не погибнуть самому; тогда обостряется и классовая, и национальная вражда. Но нельзя также отрицать в этом явлении и самостоятельной роли нарочитой разжигающей пропаганды изуверов. И раньше националистические течения в Германии порой окрашивались в защитные против еврейства цвета. Но никогда соответствующие лозунги не достигали такой лубочной примитивности и агрессивности, в конечном счете далеко небезопасных для целей самого национализма. Как хорошо сознавал это Бисмарк, не допускавший антисемитских мотивов и до порога своей политики!
Враг один, враг должен быть один. Марксизм, коммунизм — функции еврейского духа. Но не в меньшей степени его детищем является и международный финансовый капитал! Борьба еврейского марксизма с еврейским капиталом — лишь внешняя, показная. Еврей банкир и еврей социалист, когда нужно, поймут и поддержат друг друга. Они враждуют лишь для того, чтобы теорией классовой борьбы вернее разложить ненавистный им арийский мир; на самом деле они взаимно сотрудничают. Когда в июле 1931 года прекратил платежи Данат Банк, наци на всех своих митингах уверяли, что его руководитель Яков Гольдшмидт перевел весь капитал за границу, о чем своевременно предупредил вкладчиков евреев, — немцы же разорены и обмануты. В разгоряченной атмосфере находилось немало охотников верить этой информации и делать из нее приличествующие случаю выводы.
Однако, когда представитель американской прессы спросил Гитлера о его политике по отношению к
