— Ваша цель кажется мне величественной и благородной! — воскликнул он. — Клянусь, я готов следовать за вами до стен Туманного Замка! Даю вам слово офицера и джентльмена, слово барона фон Ритгофена!
— Мне достаточно вашего слова честного человека, — сказал Клеменс сухо.
— Что за странное трио мы представляем! — продолжал Лотар. — Гигантский получеловек — полуобезьяна, чей род вымер за сотню тысяч лет до начала цивилизации. Прусский барон и авиатор, живший в двадцатом веке. И величайший юморист Америки, родившийся в 1835 году! И наша команда, — Сэм иронически поднял брови при слове «наша», — норвежские викинги десятого века!
— Извините, — сказал Сэм, наблюдая за конунгом и его людьми, в мрачном молчании тащившимися сзади. Все они были покрыты грязью с ног до головы. — В данной ситуации я менее всего ощущаю себя юмористом. Собственно, я никогда не относил себя к этому сорту людей. Я был писателем.
— О, простите! — воскликнул Лотар. — Я причинил вам боль! Не обижайтесь на меня! Чтобы искупить свою бестактность, хочу сказать вам, мистер Клеменс, что еще мальчишкой я перечитал все ваши книги. И самой великой из них считаю «Гекльберри Финна». Правда, должен признать, мне не очень понравилось, как вы высмеиваете аристократию в «Янки из Коннектикута». Впрочем, там шла речь об английской аристократии, с чем, пожалуй, можно примириться.
Кровавый Топор издал хриплый крик, и они остановились. Поразмыслив, конунг решил, что люди слишком измучены, чтобы начать тяжелую работу по спуску корабля в воду. Команда должна поесть, выспаться и как следует отдохнуть. Он махнул рукой, и отряд направился к ближайшему грейлстоуну.
Люди поставили свои чаши в небольшие углубления на плоской вершине камня. Когда солнце коснулось иззубренных горных вершин на западе, они ожидали услышать привычный грохот электрических разрядов, сопровождаемый потоком тепла, исходящего от грейлстоуна. Так, в голубых вспышках молний, плоть камня-грааля, синтезатора материи, преобразовывалась в пищу и питье. По окончании этого процесса, каждый, сняв крышку, находил в своей чаше вареное или жареное мясо, овощи, хлеб и масло, фрукты, сигары, мед, напитки и Жвачку Сновидений.
Но хотя темнота уже опустилась на речную долину, камни-граали оставались холодными и мертвыми. На другом берегу Реки горизонт озарился голубыми вспышками и слабый грохот донесся до слуха людей. Здесь же, на западном берегу, синтезаторы не работали — впервые за двадцать лет с момента Воскрешения.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Мужчины и женщины почувствовали себя так, как будто бог покинул их. До сих пор благодеяния, источаемые чудесными камнями три раза в день, казались такими же естественными, как восход солнца. Теперь они могли надеяться только на остатки своих запасов — хлеб, рыбу и сыр.
Клеменс побледнел от ужаса. Но фон Ритгофен напомнил о том, что они могли перебраться на восточный берег Реки. Клеменс подошел к конунгу, чтобы обсудить с ним создавшееся положение. Кровавый Топор был в отвратительном настроении, но, истощив свой запас проклятий, все же решил, что нужно делать. Спустя несколько минут, Сэм, Джо Миллер и молодой летчик, забрав чаши, погрузились в челнок. На весла сел Токе Крокссон, рыжеголовый швед с мускулистыми руками гребца и воина. Доставив их на восточный берег, он погнал легкое суденышко обратно.
Шлепая по мокрой земле, троица дотащилась до серой гряды грейлстоунов. Они решили расположиться на ночь на плоской
вершине огромного камня. Его поверхность была чистой; по-видимому, мощные электрические разряды удалили всю грязь.
Клеменс лег на спину и, подложив руки под голову, уставился в ночное небо. Оно отличалось от земного; двадцать тысяч звезд, более ярких, чем Венера, сияли на нем, и светящиеся нити газовых облаков пересекали его из конца в конец. Некоторые звезды были настолько яркими, что их удавалось разглядеть даже в полдень.
— Очевидно, метеорит разбил несколько камней на западном берегу, — сказал Сэм. — Цепь синтезаторов разорвалась. Боже мой, какое гигантское сооружение! Мне доводилось встречать людей, которые подсчитали, что цепь включает как минимум двадцать миллионов камней!
— После катастрофы долина Реки может стать полем непрерывной битвы, — произнес Лотар. — Жители западного берега нападут на обитателей восточного, чтобы получить доступ к работающим грейлстоунам. Это будет чудовищная, небывалая война! У Реки живут тридцать пять—тридцать семь миллиардов человек, и все они будут бороться за пищу.
— Черт меня побери, если это будет иметь какой-то смысл, — заявил Джо. — Одна половина убьет другую половину, но через тсутки покойники оживут и все начнется тначала.
— Я в этом не уверен, — сказал Сэм. — Думаю, что количество воскрешенных как-то связано с производительностью синтезаторов. Трудно сказать, что произойдет сейчас, когда половина их вышла из строя, — Клеменс повернулся на бок и задумчиво добавил: — Да, натворил дел этот диверсант с небес!
— Я долго размышлял о причинах возникновения этого мира, — сказал фон Ритгофен, — и пришел к выводу, что он не является творением сверхъестественных сил. — Вам доводилось слышать эту дикую историю, что гуляет по долине от Низовья до Верхоречья? Рассказывают, что некий человек пробудился раньше Дня Воскрешения и обнаружил, что он находится в очень странном месте. Его окружали миллионы тел, нагие мужчины, женщины и дети, висящие в воздухе. Их головы были выбриты, и они медленно вращались под действием неведомых сил. Этот человек, англичанин по имени не по Перкинс, не то Бартон, умер на Земле в 1890 году. Он начал шевелиться, пытаясь попасть на пол, но к нему подошли два существа — как говорят, похожие на гуманоидов, — и снова усыпили его. Затем он очнулся, подобно нам всем, на берегах Реки.
— Кто бы ни стоял за всем этим, — продолжал летчик, описав рукой круг, — он — или они — не являются всеведущими. Они допустили ошибку с Бартоном. Ему удалось бросить взгляд на стадию, предшествующую Воскрешению, на которой после смерти на Земле людей подготавливают к жизни в долине Реки. История звучит фантастично, однако...
— Я слышал эту историю, — коротко сказал Сэм. Он подумал, стоит ли поведать своим спутникам о том, что он, кажется, видел Бартона на берегу в подзорную трубу за несколько минут до того, как заметил Ливи. Но воспоминание о ней снова пронзило его острой болью.
Он сел, выругался и погрозил кулаком равнодушным небесам. Слезы, поблескивающие в свете звезд, текли по его щекам. Джо Миллер, скорчившийся позади него, протянул гигантскую руку и мягко коснулся его плеча. Фон Ритгофен смущенно отвел взгляд. Затем летчик сказал:
— Надеюсь, утром мы сможем зарядить наши чаши. Очень хочется курить.
Клеменс усмехнулся и вытер слезы ладонью,
— Меня не так-то легко заставить плакать, — произнес он. — Но когда это происходит, мне бывает очень стыдно. Простите меня, барон.
Он снова посмотрел на яркие звезды, сияющие в небесах этой неведомой планеты, и продолжал:
— Мир, в который мы попали — печальный мир. Но горести его иные, чем на нашей старой Земле. Да, мы вечно молоды здесь, нам не надо тяжко трудиться ради пищи и крова, заботиться об оплате счетов, страдать от болезней. Наши женщины не знают тут тягот беременности. И если мы будем убиты или случайно погибнем, то на следующий день восстанем живыми и здоровыми в тысяче миль от того места, где с нами произошло несчастье. Все это совершенно не похоже на сказки о загробном мире, которыми нас потчевали на Земле проповедники. Но, может быть, все только к лучшему. Представьте себе, что вам пришлось бы летать с помощью нелепых крыльев или целый день бренчать на арфе и возглашать осанну?
Лотар засмеялся и сказал:
— Спросите любого китайского или индийского кули, и он заверит вас, что этот мир неизмеримо лучше ада, в котором подобный человек жил на Земле. Только наши избалованные современники,
