— Как — зачем? Для выразительности, для красоты и разнообразия. Существуют разные стили речи. Можно сказать, например, «жрать хочу», а можно — «вожделею вкусить яства…». Чувствуешь разницу?
— Угу, — кивнула боец Оллесдоттер. — Первый раз понятно, второй нет.
Меридит сердито фыркнула:
— Да ну тебя! Тьма сехальская! Неучем была, неучем и осталась.
— Ничего подобного! — обиделась девушка. — Я грамоту лучше Рагнара знаю, а он принц!
— Нашла эталон для сравнения, ничего не скажешь!
Слова «эталон» Ильза не знала, а потому, чтобы лишний раз не демонстрировать невежество, сочла разумным промолчать. Меридит тоже не стала развивать данную тему, имелись проблемы более насущные, чем недостатки образования отдельных участников событий.
Что делать дальше, встал вопрос. Куда идти, какие подвиги вершить?
Предложение Рагнара бесцельно «бродить туда-сюда, пока подвиг, по воле Судьбы, сам не подвернется» никому не понравилось. Энка решила подойти к делу по-научному. Нашла на дороге медный гвоздь и соорудила из маленькой дощечки, большой бусины и тонкой щепки прибор, который Ильза назвала «вопрошалкой». Неологизм заставил Меридит содрогнуться, но прижился. Работало устройство просто. Произносилась стандартная формула призыва Сил Судьбы, стрелка-щепочка раскручивалась на дощечке наподобие рулетки, острие указывало нужное направление. Три раза щелкала девица по стрелке, и каждый раз выпадало идти на северо-северо-восток. Хельги ликовал. Именно в этом направлении лежала родина его предков, которую много столетий спустя нарекут Замерзшим Архипелагом.
Шесть дней занял переход от границ Ольдона до побережья. Местность вокруг была глухой, первозданно дикой. Шли по бездорожью, через сосновые чащи, буреломы и болота. Средневековые болота оказались весьма густонаселенными. То тут, то там из трясины высовывалась лысая голова болотника, таращились глупые желтые глазищи. Ильзу, обычно кроткую и неконфликтную, земноводные создания почему-то раздражали до крайности.
— Чего уставились? — бесилась девушка. — Щас как плюну промеж глаз!.. Чего тебе надо? — напустилась она на ближайшего.
— Милостыньку бы мне! — проквакал болотник, растягивая в умильной улыбке лягушачью пасть.
Ильза нашарила в кармане штанов мелкую разменную Монетку трегератской чеканки, невесть с каких пор завалявшуюся, швырнула, целясь в лоб:
— На, подавись! — Промахнулась. Монета упала в топь. Довольный болотник нырнул за добычей и больше не показывался. Вместо него вынырнули несколько новых.
— Ты их не приваживай! — напустился на девушку гном. — На всех медяков не хватит! Вон их сколько, пучеглазых, и все денег хотят. Попросят-попросят, потом возьмут и кинутся.
Болотников было много, а человечий поселок встретился всего один, да такой убогий, что даже собственного имени не имел. В нем Орвуд, несмотря на возражения спутников, очень выгодно выторговал большой кусок старой солонины. И правильно сделал. Кноттена, в котором путники рассчитывали пополнить запасы, на месте не оказалось. Пришлось потуже затянуть пояса. Опять стало скучно.
— Что за Средневековье такое? — жаловался Эдуард вслух. — Глушь и тоска. А в книгах про него чего только не понаписано! И герои, и колдуны, и чудовища всякие разные! И где они все? У нас и то веселее!
— Чудовищ нам не хватало, — одернул осторожный гном. — Сплюнь, накличешь!
— Ничего, — многообещающе усмехался Хельги. — Скоро начнутся земли фьордингов, там повеселишься.
Но «веселье» началось раньше. Не иначе принц в самом деле накликал.
Они как раз вышли к восточным отрогам Безрудных гор и стали лагерем, когда это произошло.
Что-то неуловимо изменилось в природе. Потянуло холодным ветром, туча скрыла луну, стихли вечерние шорохи, и в наступившей тишине слышен стал неясный, быстро нарастающий гул. Нечто угрожающее, жуткое, но в то же время странно знакомое послышалось Эдуарду в этом звуке…
— Не может быть! — прошептал принц в ужасе. — Дикая Охота является существу только раз в жизни!
— Теперь не совсем наша жизнь, — рассудил Хельги, поудобнее устраиваясь в канаве вниз лицом. — Значит, все возможно. Пережили один раз, переживем и другой. Главное — не открывайте глаз. И знаете что — дайте-ка мне все ваши куртки, я на голову намотаю, чтоб не оглохнуть. — Он был научен горьким опытом.
Предосторожности оказались напрасными. Охота прошла стороной. Но близко, очень близко. Отчетливо слышны были и ржание обезумевших коней, и воинственные вопли всадников, и бешеный лай своры разъяренных псов.
Поутру Ильза с Эдуардом пошли туда, откуда доносились зловещие звуки, — посмотреть из любопытства. Назад прибежали бледные и взволнованные. На этот раз охотники настигли свою добычу. Семь тел лежало на развороченной поляне среди поломанных ветвей, осыпавшейся хвои и сбитых на землю шишек. Четверо мужчин, одна женщина и один…
— А-а-а — заорал Хельги дурным голосом. Он только что извлек из-под тяжелой коряги тщедушное тельце одной из жертв ночного кошмара, перевернул лицом вверх и вдруг отпрянул. В другом времени сказали бы «будто привидение увидел». Но Хельги относился к нежити вполне равнодушно, потому уместнее использовать фьордингское сравнение «как троллем из-за угла напуганный».
— Ты чего?! — подскочила к нему Меридит. — Что стряслось?!
— Вот! — Хельги дрожащим пальцем указал на свою находку. — Скажи честно, я спятил, да? Ты видишь то же, что и я?
— Н… не знаю! — заикаясь, пробормотала в ответ сестра по оружию. — Лично я в… вижу Бандароха Августуса собственной персоной!
— И здесь от окаянного спасения нет! — объявила подоспевшая на шум сильфида.
Состояние магистра демонологии было плачевным. Целую ночь пролежал он без сознания, оглушенный ударом. Впрочем, если бы не коряга, вовремя свалившаяся ему на голову, он был бы давно уже мертв, как мертвы были пятеро его спутников.
Южане, они ничего не знали о Дикой Охоте. Как подобает истинным воинам, встретили опасность лицом к лицу. И застыли навеки с выражением безумного ужаса в широко распахнутых глазах. Тела их уже успели остыть. В волосах деловито копошились вездесущие муравьи, приоткрытый рот юного эльфа заплел паутинкой маленький пестрый паук. Такова оказалась их участь. Герои, так и не свершившие свой главный подвиг. Мелкая разменная монета в жестоких играх Судьбы.
Деву Эфиселию сначала тоже сочли погибшей. Острый сук глубоко вонзился ей в грудь, она лежала недвижимая и окровавленная. Но в тот момент, когда Энка склонилась над несчастной, позарившись на красивый аполидийский меч, из горла раненой вырвался жалобный стон.
— Живая! — констатировала сильфида без всякой радости, очень уж приглянулось ей чужое оружие. — Аолен, иди сюда.
— Рассказывай, — потребовал Хельги, как только решил, что Августус уже в достаточной мере оклемался. — Откуда ты взялся? Тебе было велено сидеть в Оттоне и поправлять здоровье, а не шастать по Средним векам! Какого демона ты тут делаешь?!
— П… подвиги вершу, — бестолково пролепетал магистр и закатил глаза.
Но демон-убийца был безжалостен:
— Подробнее!
Рассказ контуженого демонолога вышел сбивчивым и невнятным. Слушателям пришлось приложить некоторые усилия, чтобы уловить суть. Заключалась она в следующем. До конца июня Бандарох, как и было предписано, отдыхал в замке родителей Рагнара, и время это мог с полным основанием считать счастливейшим во всей своей жизни. Оно текло размеренно и незаметно, ничто не предвещало перемен. Как вдруг двадцать пятого числа он получил магическое послание с приглашением незамедлительно явиться в Эрринор на заседание Верховной Коллегии. Августус помчался туда как на крыльях, вообразив, что за научные достижения в области демонологии его решили посвятить в действительные члены
