Тогда она открыла перчаточный ящик и извлекла оттуда парик. Это был мужской парик, светлый и кудрявый. Повернувшись к пассажиру, который по-прежнему сидел неподвижно, как окоченевший, она водрузила парик ему на голову. Затем поправила несколько локонов сбоку и расчесала острыми ногтями челку так, чтобы та ровнее легла на лоб. Откинулась назад, чтобы оценить общий эффект и внести кое- какие поправки. Впрочем, пассажир выглядел точно так же, как выглядели до него все другие, а когда она переоденет его, он станет совсем от них неотличим.
Иссерли выгребла все из того же ящика несколько пар очков, выбрала наиболее подходящие и водрузила их мужчине на переносицу.
В завершение она взяла с заднего сиденья теплую куртку с капюшоном, скинув при этом на пол ту, которая принадлежала пассажиру. На самом деле это была не совсем куртка: спина у нее отсутствовала. Она накинула на мужчину отороченный мехом перед, заткнула края рукавов за его плечи и прикрыла их рассеченным посередине капюшоном.
Можно было ехать домой.
Иссерли снова нажала на кнопку, и янтарная окраска стекол начала бледнеть, пока совсем не развеялась, словно туман. Мир за окном был по-прежнему стылым и солнечным. На дороге установилось временное затишье – машин почти не было. У Иссерли в наличии имелось еще два часа до того, как кончится действие икпатуа, а езды до дома было не более пятидесяти минут. К тому же часы показывали всего тридцать пять минут десятого. В конце концов, ей все же повезло.
Иссерли повернула ключ зажигания. Как только двигатель завелся, она снова услышала то же самое постукивание, которое обеспокоило ее в самом начале дня.
Вернувшись на ферму, надо будет посмотреть, в чем там дело.
2
На следующий день Иссерли пришлось колесить не один час под снегом и дождем, прежде чем она нашла хоть что-нибудь. Казалось, погода разогнала по домам всех представлявших потенциальный интерес особей мужского пола.
Иссерли так долго вглядывалась в пейзаж, развертывавшийся за лобовым стеклом, что движения стеклоочистителей постепенно вогнали ее в гипнотический сон. Но сколько она ни смотрела, впереди не было видно ничего, кроме призрачных огней других автомобилей, пробирающихся под проливным дождем в сумерках, наступивших среди бела дня.
Единственные живые существа вообще – не говоря уж об автостопщиках, – которых она видела сегодня утром, были двое щекастых, коротко подстриженных мальчишек с пластиковыми ранцами, которые возились в канаве у въезда в туннель возле Инвергордона. Это были явно школьники, то ли опоздавшие на уроки, то ли прогуливавшие школу. Они заметили красную «тойоту» и крикнули ей что-то вслед, но у них был настолько сильный местный акцент, что Иссерли ничего не поняла. Их промокшие под дождем головы выглядели как две очищенные картофелины, политые сверху коричневым соусом, а на руки, казалось, были напялены варежки из блестящей зеленой фольги – пакеты из-под чипсов. В зеркале заднего вида Иссерли наблюдала, как их бредущие вразвалку фигуры постепенно уменьшаются, превращаясь в два цветных пятнышка, постепенно растворившихся в сером вареве зимнего неба.
Проезжая мимо Алнесса в четвертый раз, она все никак не могла поверить, что и там никого нет. Обычно это было очень бойкое место, поскольку большинство водителей проезжали мимо не останавливаясь, только бы случайно не взять в машину
Сегодня она проезжала мимо Алнесса снова и снова, в надежде, что кто-нибудь из населяющих его изгоев выползет на дорогу в своей неизменной черной кожаной куртке и ткнет большим пальцем в небо, решившись перебраться в более приспособленное для жизни место. Но эта надежда так и не оправдалась.
Иссерли подумала, не поехать ли ей дальше и не попытать ли счастья по ту сторону моста, в окрестностях Инвернесса. Там, вероятно, ей удастся отыскать автостопщиков с ясными, конкретными намерениями, которые уже отъехали от дома довольно далеко и теперь стоят под дождем, сжимая в одной руке термос, а в другой плакат с надписью печатными буквами «АБЕРДИН» или «ГЛАЗГО».
Обычно она не боялась даже очень длинных по ездок – лишь бы найти то, что нужно; иногда она добиралась до самого Питлохри, прежде чем поворачивала назад. Сегодня, однако, она почему-то испытывала суеверный страх перед одной только мыслью о далекой поездке. В такую сырую погоду следовало опасаться многих вещей. Она не хотела бы застрять в какой-нибудь глуши с заглохшим, залитым водой двигателем. В конце концов, кто сказал, что она должна каждый день кого-то привозить домой? Одного в неделю вполне достаточно, если трезво рассуждать.
Ближе к полудню Иссерли сдалась и повернула на север, тайно надеясь, что если ей удастся убедить вселенную в своем полном поражении, та все же, может быть, сжалится над ней и подбросит хоть что- нибудь напоследок.
И действительно, неподалеку от знака, призывавшего автолюбителей насладиться видами живописных приморских деревушек вдоль шоссе В-9175, она увидела какого-то жалкого вида двуногого, безрезультатно пронзавшего мглистую атмосферу оттопыренным пальцем. Автостопщик стоял на противоположной по отношению к Иссерли стороне дороги, ярко освещенный фарами проезжающих мимо машин. Иссерли была уверена на все сто, что, когда она развернется и возвратится к этому месту, он будет все еще мокнуть под дождем.
– Садитесь! – крикнула она, распахивая перед ним дверь со стороны пассажирского сиденья.
– Ну вот, слава богу! – воскликнул автостопщик, держась одной рукой за край дверцы и просунув мокрую голову внутрь салона. – А я уже начал думать, что нет правды на земле!
– Почему? – спросила Иссерли. Руки у него были очень грязные, но большие и холеные. Впрочем, грязь легко можно отмыть моющим средством.
– Я всегда останавливаюсь, когда голосуют, – сообщил автостопщик, словно почуяв в этом вопросе какой-то подвох. – Всегда. Ни разу не проехал мимо, если только у меня в фургоне было место.
– Я тоже всегда останавливаюсь, – заверила его Иссерли, гадая, сколько он еще намеревается стоять так, заливая дождевой водой салон ее «тойоты». – Садитесь.
Он залез в машину и шлепнулся мокрой задницей на пассажирское сиденье с таким громким звуком, словно под ним был спасательный плот. Пар начал подниматься от его промокшей насквозь одежды еще до того, как он успел закрыть за собой дверь; мокрая ткань скрипела, как замша, пока он устраивался в кресле.
Мужчина был старше, чем ей показалось на первый взгляд, но в хорошей форме. Морщины? Ну и что – дело-то не в коже, в конце концов.
– Представьте себе, один-единственный раз в жизни мне понадобилось, чтоб меня подвезли, – продолжал бушевать он, – и что бы вы думали? Я прошел чертову милю по шоссе под проливным дождем, и ни одна сволочь не остановилась.
– Ну, зачем вы так? – улыбнулась Иссерли. – Я же остановилась.
– Да, конечно, но вы были двухтысячной с хвостиком, вот что я вам скажу, – пояснил он и покосился на Иссерли, словно проверяя, дошло до нее или нет.
– А вы что, считали? – решила она, из спортивного интереса, подразнить его.
– Ага, – вздохнул он. – Не то чтобы считал, но прикидывал. – Он помотал головой, стряхивая дождевые капли с кустистых бровей и густой челки. – Можете выбросить меня где-нибудь около Томих- Фарм.
