требованиям.
— Последнее из них я выполнить не могу.
Неужели он не чувствует, что разрывает ей сердце своими высокомерно-насмешливыми словами? Она вовсе не желает оказаться перед необходимостью выбора между дедушкой и Брэдли.
— Я больше не намерен обсуждать с тобой этот вопрос, Ромэйн. Тебе известно мое требование, и я верю, что ты подчинишься моей воле. Надеюсь также, что у меня не будет необходимости обращаться к мисс Грэндж, чтобы убедиться в том, что ты не своевольничаешь.
Герцог опустился в кресло и углубился в чтение очередного документа. Девушка смахнула нависшие на ресницах слезы и подняла глаза на старика. Дедушка не может быть таким бесчувственным. Прежде, когда ей надо было открыть ему душу, он не отказывался выслушать ее. Должно быть, она недостаточно ясно дала ему понять, как ей хочется стать женой Брэдли. И Ромэйн несмело вымолвила:
— Дедушка, Брэдли хочет жениться на мне.
— Это невозможно, — отрезал герцог, даже не оторвавшись от бумаг. — Если тебе непременно хочется замуж и ты решила пренебречь жизненной мудростью и не выходить за Джорджа Ньюмэна, обещаю, что подыщу тебе подходящую партию во время следующего свадебного сезона.
— Мне нужна не «подходящая партия» и не мужчина, которого ты подыщешь для меня, — я хочу стать женой человека, которого выбрала я и который мне подходит.
Старик горько усмехнулся, и Ромэйн вздрогнула. Он отложил в сторону недочитанный документ и устремил взгляд на внучку.
— Хорошо, Ромэйн, я согласен на твое замужество, но выбери себе другого. Монткриф не подходящая для тебя партия.
— Почему?
— Причины этого не предназначены для девичьих ушек.
— Дедушка…
Герцог сжал губы и нахмурился.
— Я не собираюсь более выслушивать твои неприличные просьбы. Я запрещаю тебе видеться с Монткрифом. Ты поняла меня?
Ромэйн кивнула. В глазах ее стояли слезы. Она поняла, что у нее нет другого выбора, кроме как встретиться сегодня с Брэдли и сбежать с ним в Шотландию, чтобы там выйти за него замуж. Надежда уговорить дедушку проникнуться ее желанием стать женой Брэдли умерла.
Старый Вестхэмптон молча наблюдал, как внучка, напомнив ему порывистого ребенка, каким она была раньше, стремительно выбежала из комнаты. Да, она уже не дитя, но он продолжал нести ответственность за нее. Дверь за девушкой захлопнулась, и герцог нахмурился. Будь проклят Монткриф за то, что тревожит и смущает пылкое сердечко его внучки своими хорошо отрепетированными соблазнительными обещаниями. Старик встал, подошел к окну и выругался про себя. Этот никчемный Монткриф совсем заморочил бедной девочке голову. Совершенно ясно, что он не осмелился рассказать Ромэйн о своей провалившейся попытке испросить разрешения у герцога Вестхэмптона посещать его внучку. Будь проклят этот низкий человек! Он вынуждает Ромэйн обычную прихоть, женский каприз принимать за нечто более важное. Молодой распутник, повеса, прожигатель жизни, Монткриф не любит Ромэйн, а вот она, как начинал подозревать старик, испытывает пылкое и искреннее чувство к своему искусителю. С тех пор как осиротевшая малышка попала в дом к деду, Ромэйн не часто сражалась с ним с такой решительностью.
Герцог устремил взгляд на потолок. Но, думая о том, как горько, наверное, плачет в этот момент в своих покоях его внучка, он не видел ни прекрасного орнамента, ни херувимов, покачивающихся на грозовом облаке. Старик сердцем чувствовал горе девочки, но ни одна слезинка не увлажнила его глаза. Это внешнее равнодушие уязвило даже его самого. Когда-то давно он был способен растрогаться, как и она, его сердце разрывалось на части при виде произвола и несправедливости, и он был не способен на жесткие требования, даже если потакание слабости наносило ему вред, точно так же, как ослепление Монткрифом наносило непоправимый вред Ромэйн. На мгновение стариком овладела надежда, что от внутренней сухости и бессердечности его могут избавить слезы, но тотчас же эта мысль была отброшена как бесполезная. Когда-то дюк находил облегчение в слезах, но слишком много воды утекло с тех пор. Слишком много горя было в его долгой жизни, и все до одной слезинки испарились. Когда-нибудь Ромэйн поймет, что прав был он, но сейчас он не может разделить с ней ее страдания. Брак с Брэдли Монткрифом разрушит ее жизнь. Он, герцог, не должен этого допустить, даже если придется разбить надежды и сердце Ромэйн.
Глава 2
Скоро все это кончится. Слова эти, произнесенные голосом возлюбленного, странным образом вторглись в сновидения Ромэйн. Просыпаться не хотелось: ей грезилось, как они с Брэдли Монткрифом обмениваются клятвами верности перед алтарем. Она, в благоухающем ароматами платье белого шелка со струящимися по плечам кружевами, протянет руку Брэдли, а он наденет ей на пальчик кольцо. Ромэйн вздохнула. Видение исчезло.
Девушка открыла глаза и оказалась во власти холода и темноты. От усталости слипались ресницы. Как ей хотелось забраться поглубже под теплое одеяло в огромной, но уютной спальне Вестхэмптон-холла и забыться сном, пока Грэндж не отдернет тяжелые занавески, затканные золотом, и солнечный свет не хлынет в комнату.
От постоянной тряски ныла поясница. Неожиданно подушка, на которую облокачивалась Ромэйн, выскользнула, девушка ударилась головой о стенку и застонала.
— Ты не ушиблась? — Стараясь сфокусировать затуманенный взор на очертаниях человека, расположившегося рядом с ней, Ромэйн нахмурилась. Если ее не обманывают глаза… то что делает рядом с ней темной ночью Брэдли и где ее компаньонка?
— Брэдли, где мы?
Несмотря на то что Ромэйн с нетерпением ожидала дня, когда они с Брэдли смогут во всеуслышание объявить о своей любви, было бы крайне опрометчиво позволить бросить тень на свою репутацию добропорядочной девушки безрассудной поездкой без компаньонки, с мужчиной. Замужество… Свадьба… Внезапно ее словно осенило, и девушка, нервно улыбаясь, выпрямилась. Вчера вечером, когда Брэдли предложил побег, ничего более романтичного она и представить себе не могла, но долгая тряска в холодной, продуваемой всеми ветрами карете разрушила прежние иллюзии.
— Скажи, уверена ли ты, что все еще этого хочешь? — донесся до нее шепот Брэдли, как будто он подслушал ее мысли.
— Вполне уверена. — Голос девушки звучал радостно. Усталость была невысокой платой за счастье стать женой Брэдли. — А ты?
— Конечно уверен, — прошептал он, сжал в руке ее детскую ладошку в лайковой перчатке и улыбнулся.
Ромэйн положила голову на плечо возлюбленному. Даже пальто из очень плотной материи — защита от холода — не могло скрыть его завидного телосложения.
— Сии, моя дорогая, я разбужу тебя, когда мы доберемся до цели.
Ромэйн закрыла глаза и замерла, ожидая, когда ею овладеет дремота. Но стоило ей подумать, какой страх за нее почувствует дедушка, когда узнает о ее поспешном побеге, как радостное чувство улетучилось. Но ведь именно дедушка лишил ее возможности выбора, уговаривала сама себя Ромэйн. Она вовсе не желает оставаться в старых девах и превратиться в такое же высохшее и древнее существо, как Грэндж. Если бы дедушка так яростно не противился ее свадьбе с Брэдли, она была бы сейчас дома и они бы мирно обсудили планы на будущее.
Ромэйн любила дедушку каждой клеточкой своего существа. Именно поэтому она оставила ему записку.
Поглядывая из-под широкополой шляпы на Брэдли, она надеялась, что возлюбленный не будет сердиться на то, что она пренебрегла его требованием не оставлять в Вестхэмптон-холле ничего, что могло
