— А-а-а, так это тот самый парень, который так долго скрывал свое имя? — вдруг рассмеялся Оуен. — Ну, тот, помнишь, который когда-то был рабом?
Тогда Бран откашлялся, прочистил горло, поудобней устроился в кресле и объяснил гостям, что шум поднят освобожденными рабами в честь своего избавителя. Все успокоились, хотя поначалу приняли этот крик за военный клич.
Наше празднество всю ночь спорило с ревом набегающих волн, но наутро воины оказались бодры как никогда. Так же свежи и бодры оказались и те, кто пировал в цитадели.
Наутро пришли Бран и Оуен в сопровождении нескольких бретонских вождей и командира цитадели по имени Кинан. Он собирался сам проводить нас к королю Родри, великому королю Кимра, который в это время находился со своей могучей армией в Лланголлене на границе Мерсии. Там в любой момент могла разгореться битва между этим одним из самых богатых королевств и Хальфданом, который намеревался захватить его и свергнуть короля Бурхеда.
Норманны снова нарушили все свои обещания, на этот раз данные Бурхеду, — несмотря на ту щедрость, что он проявил, отдав им в обмен на мир Ноттингем. Увы, им этого оказалось мало! Им показалось мало забрать себе все золото и серебро, мало изнасиловать всех женщин в городе — ничто не могло унять их ярость! И теперь только сила противника могла бы остановить их. Если враги Хальфдана окажутся слабыми, их уничтожат. Но если проявят достаточную силу для того, чтобы дать отпор, — их начнут уважать. Норманны устанавливали деловые отношения только с сильными противниками, как это и произошло, например, в случае с могущественными халифатами на востоке.
Но сейчас мы шли навстречу великому королю Родри Мауру, чтобы объединиться с ним. Мне казалось, с потерей базы в Дублине на острове Эрин положение норманнов сильно ухудшилось. Кроме того, и Айвар, считавшийся правителем всей Британии и Эрина, и его союзник Олаф, которого Айвар сам провозгласил великим королем Эрина, теперь мертвы, а их армии разбиты нами и союзом королей. Причем королей, являющихся настоящими правителями зеленого острова; королей, чьи владения простираются далеко в глубь страны, а не сосредоточились лишь вокруг одной базы на побережье, как у норманнов.
Нам предстояло не очень далекое путешествие, верхом мы могли бы добраться до Лланголлена к концу дня. Однако поскольку у большинства наших людей не было лошадей, шли мы медленно. Бран, Оуен, Кинан, Хагарт и я возглавляли колонну, за нами двигались отряды бретонцев, за ними шагали пикты и скотты. Весь свой флот мы отправили в Морганвг, поскольку суда могли еще нам потребоваться в дальнейшем.
Утром следующего за выступлением дня мы уже добрались до Лланголлена, и Кинан отправился передать наше предложение королю. Мы ждали ответа неподалеку от города, и скоро Кинан вернулся вместе с небольшим отрядом короля, который тоже явился поприветствовать нас.
Королевская свита встретила нас радушно, прихватив с собой пищу и воду. И вскоре мы разместили свои войска в бараках, которых оказалось немало вокруг города. Их специально построили по приказу короля, чтобы в случае необходимости иметь возможность собрать в одном месте большое количество войск. Узнав об этом, я подумал, что король серьезно готовится к войне и, значит, действительно, достойный король. Впрочем, кто я такой, чтобы судить об этом? Я едва только одержал первую свою настоящую победу, хотя и очень значительную. А уж в том, что касается науки управления государством, я и вообще профан. Особенно в сравнении с королем Родри, объединившим свои королевства, унявшим страсти подданных, сломившим их зависть, научившим их подчиняться, так что все их разногласия смирились перед великой целью объединения. Он смог все поставить на службу победе! И объединение королевств с целью борьбы против общего врага — самое прекрасное деяние и самый значительный плод трудов великого короля.
Люди мои находились в отличном состоянии. Отдохнувшие после несчастий, они жадно ждали любого сражения, в котором могли бы выказать свою преданность. Но пока они все еще лишь набирались сил, наслаждаясь едой и отдыхом. В глазах моих пиктов и скоттов горело мужество, и я искренне гордился этими людьми, людьми одной со мной крови.
В нашу честь снова дали пир, на котором на сей раз присутствовал и я, поскольку не мог отказаться от возможности видеть великого короля. Это событие я и по сей день считаю одним из самых значительных в жизни.
Мне довелось увидеть великого правителя. Но то положение, в котором я оказался при его дворе, одновременно и возносило, и пугало меня. Я не обладал никакими навыками в умных дипломатических разговорах, и это напомнило мне Гвент. С болью в сердце я вспомнил о том, как унизил и опозорил меня Идвал при дворе принцессы Гвинет.
А каково же тогда быть правителем?! Быть великим правителем означало объединить под своей властью совершенно различные земли и разрозненные королевства в единый народ, как это и произошло в Кимре. Король Родри оказался уже стариком, с длинной седой бородой, но силы его не уменьшились от старости. Наоборот, это сплетение в одном человеке умудренного жизнью старца и могучего воина приносило ему еще больше уважения и значимости.
Зал, где он нас принял, мало походил на королевский, да и весь дворец с прилегающими постройками — тоже. Скорее даже он походил не на дворец, а на лагерь, выстроенный просто и даже несколько грубовато, но зато отлично защищенный. В зале стояло три длинных стола, и я оказался за одним из них, совсем неподалеку от короля. Все вокруг казались крайне возбужденными возможностью увидеть короля Родри. И вот, наконец, он вошел и заговорил:
— Сыны Британии! Все вы знаете, как велик и важен год 874 от Рождества Христова и насколько решающими являются происходящие в нем события для будущего острова и всех наших королевств! Король Бурхед Мерсийский разбит наголову. Три года беспощадной борьбы полностью уничтожили его королевство. Я слышал, что он намерен покинуть Мерсию и уехать в Рим, — так велики разрушения, причиненные его стране датчанами, возглавляемыми Хальфданом и вторым королем по имени Багсак. И король Альфред Уэссексский, хотя и является Бурхеду зятем, не спешит ему на помощь. Что ж, он тоже сражался с норманнами столько, что у него нет больше сил ни на то, чтобы перегруппировать свои отряды, ни даже на то, чтобы спасти свои города. Но с падением Мерсии падет и наш щит. А с падением нашего щита язычники попытаются захватить весь Кимр. Поэтому сейчас, как никогда, мы должны сражаться бок о бок. Насколько я знаю, Хальфдан намерен поставить правителем Мерсии одного из предателей — советника Бурхеда — Цеовульфа, который станет марионеткой в его руках и будет делать все, что пожелает новый господин.
«Король-кукла», — подумал я, и почему-то представил себе вождя-куклу, идущего во главе кукольных войск, как две капли воды похожих на предводителя. Но в следующий же момент настоящий король вырвал меня из мира грез и вернул обратно к серьезности происходящего на земле:
— Я уже разослал гонцов по всем землям Кимра, призывая собраться под одно военное знамя. Мы соберем основные силы на севере Поуюса, поскольку ясно, что Цеовульф нападет на нас сразу же, как только сможет перегруппировать войска. У Хальфдана остается Нортумбрия, и потому руки его связаны, но, увы, мы до сих пор ничего не знаем о силе и количестве его отрядов, под ударами которых пало такое сильное королевство, как Мерсия. И все мы теперь оказались перед лицом ужасной возможности полного порабощения Британии. И это произойдет, если только мы не поставим преграду нашему чудовищному врагу. То же самое должен сделать король Альфред на юге по всему Уэссексу. Два наших королевства должны выстоять, выстоять во что бы то ни стало — иначе Британия прекратит свое существование!
Король закончил говорить, а я вдруг понял, что чем выше авторитет правителя, тем меньше нужно ему говорить. Родри нужно только объяснить, чего он хочет, направить умы — все сразу же бросятся предпринимать необходимые действия, стремясь как можно точнее исполнить его пожелания.
Но у присутствующих возникло много вопросов, люди принялись обсуждать различные планы, разрабатывать всевозможные тактики, спорить. И вдруг в этих жарких спорах умный и тонкий план короля стал постепенно тускнеть и забалтываться. Неужели народ Британии обречен на вечные раздоры? И видя, как постепенно и прямо на глазах гибнут лучшие намерения, я решился все-таки тоже вмешаться в разговоры этих знатных вождей:
— Ваше Величество, я, Энгус МакЛахлан, покорнейше прошу меня выслушать.
В зале наступило гробовое молчание. Что мог молодой и неопытный чужеземец сказать великому королю?!
Все посмотрели на меня с удивлением.
