Только Фиале — награда искусства приученных к ласке
Губ, что года продавались в каморке публичного дома.
Кажется, мы нашли источник, который цитирует Гамлет. Здесь вам и морщинистые лица, и слабые ляжки, и слабоумье стариков. Но зачем Шекспир отправляет нас к этим строкам? Может быть, разгадка в слабоумии, из-за которого старики могут лишить наследства своих близких?
Вспомним странное предложение, с которым Полоний внезапно обращается к Гамлету: «Не хотите ли покинуть этот воздух, мой лорд?».
В переводе на русский ответ принца, видимо, звучит, как «мое наследство/замок получите только через мой труп».
Но, может быть, Шекспир хочет сообщить нам еще о чем-то важном? Продолжаем чтение 10-й сатиры. Дальше (с 240-й строки) говорится о том, что долгая старость чревата многими потерями, и умереть лучше вовремя. Ювенал приводит пример:
258 Без разрушения Трои Приам бы к теням Ассарака
Мог отойти при большом торжестве; его тело бы поднял
Гектор на плечи свои с сыновьями другими при плаче
Жен илионских, тогда начала бы заплачку Кассандра
И Поликсена за ней, раздирая одежды, рыдала,
Если скончался бы он во время другое, как строить
Не принимался еще Парис кораблей дерзновенных.
Что принесла ему долгая жизнь? Довелось ему видеть
Азии гибель, железом и пламенем ниспроверженной.
Дряхлый тиару сложил, за оружие взялся, как воин,
Пал пред Юпитера он алтарем, как бык престарелый,
Что подставляет хозяйским ножам свою жалкую шею,
Тощую, ставши ненужным для неблагодарного плуга.
Всякому смерть суждена, но по смерти Приама супруга
Дико залаяла, точно собака, его переживши.
Так как мы уже читали пьесу, то не можем не обратить внимания на этот отрывок, в котором повествуется о гибели последнего троянского царя Приама. Он напоминает нам о монологе Энея — вернее, предваряет этот монолог, — который по просьбе Гамлета будет читать актер в конце этого акта. Наверное, не зря Гамлет попросил актера вспомнить именно этот монолог — ведь он только что читал 10-ю сатиру Ювенала! Таким двойным обращением к троянской теме Шекспир указывает нам на ее важность, и теперь мы просто обязаны отнестись к Приаму и его жене Гекубе внимательнее, чем в первое чтение.
Отметим и то, как Ювенал заканчивает свою сатиру:
Нету богов у тебя, коль есть разум; мы сами, Фортуна,
Чтим тебя божеством, помещая в обители неба.
Здесь вам и атеизм, декларация превосходства разума над религией, здесь и Фортуна, с которой мы встретимся в самое ближайшее время…
А пока идем по тексту дальше.
Полония сменяют милые читательскому сердцу Розенкранц и Гильденстерн — друзья детства Гамлета, которых он впоследствии (в пьесе Горацио) пошлет на казнь. Вот самое начало встречи старых товарищей. (Обратите внимание на переводы двусмысленностей):
1269-70
(…как твои дела, Гильденстерн? Розенкраус,
1272
(Как
1273-4
(Счастливы, в том, что не сверхсчастливы в объятиях Фортуны/на коленях у Фортуны, Мы не большая шишка)
1275-8
(Но и не подошвы ее башмаков) (…)
Then you liue about her wast, or in the middle of her fauours.
(Тогда вы живете возле ее
1279
(В действительности мы ее
1280
(В тайных частях Фортуны, о это наиболее верно, она шлюха…)
Интересный разговор, полный непристойных намеков. Да и Фортуна, римская богиня, покровительница благопристойных матрон выглядит подозрительно приземленно — как реальная женщина, имеющая достаточно интимное отношение к нашей двоице.
Еще одна двусмысленная фраза Гамлета, обращенная к двум его друзьям:
1425-6 Ham. I am but mad North North west; when the wind is Sou-
(Я безумен при Норд-норд-весте; когда ветер с юга,)
1426 therly, I knowe a Hauke, from a hand saw.
(я отличаю ястреба от кукушки.)
Но
После встречи с актерской труппой Гамлет снова ведет туманный разговор с Полонием:
1451-2
(О Иеффай, судия израильский, какое у тебя было сокровище?)
И следом Гамлет поясняет, что сокровище Иеффая — его единственная дочь. Откроем Книгу Судей и узнаем, что Иеффай обещал Господу за победу над Аммонитянами принести в жертву первого, кто выйдет навстречу ему из ворот дома. Навстречу вышла его единственная дочь. Он отпустил ее на два месяца в горы с подругами «оплакать девство ее» а потом сдержал слово, данное Господу. Мы помним, что в поэтической пьесе со времени смерти старого Гамлета прошло именно два месяца — значит, время на «оплакивание девства» у Офелии уже вышло.
Итак, Гамлет обвиняет Полония в том, что тот принес (или собирается принести) честь своей дочери в жертву — не Богу, конечно, но, как мы заподозрили выше, неизвестному пока лицу королевской крови. Соблазн обвинить в растлении Офелии короля Клавдия велик, но мы должны быть осторожны, и не разбрасываться обвинениями до тех пор, пока наше следствие не подойдет к своему завершению.
А пока мы имеем следующие предварительно-промежуточные итоги. Выясняется, что образ невинной