приверженность 'новому научному духу' и власти нового типа.
с.248 эпистема ()[греч.] - понятие, которым Фуко пользуется почти исключительно в Словах и вещах, называя таким образом особую конфигурацию 'слов', 'вещей' и 'представлений', которая задает условия возможности взглядов, знаний, наук, характерных для определенной исторической эпохи. В европейской культуре Нового времени Фуко выделяет три эпистемы: ренессансную (XVI век), классическую (XVII век - конец XVIII) и современную.
с.260 Именно то, что у Фуко мы находим радикальную проблематизацию не только идеи 'сексуальности', но и самого 'секса как такового', и заставляет нас в русском переводе остановиться на слове 'секс', хотя французское le sexe может передаваться по-русски не только как 'секс', но и как 'пол'. Употребление в переводе не одного - сквозного - термина, но двух, лишало бы позицию Фуко ее последовательности и радикальности, оставляя лазейку для привычных натуралистических смыслов.
Комментарий к 'Использование удовольствий' Введение
Публикуемый в сборнике перевод выполнен по тексту 'Введения', помещенному в начале второго тома Истории сексуальности. Первоначально текст этого 'Введения' под названием 'Использование удовольствий и техники себя' ('Usage des plaisirs et techniques de soi') появился в 27-м номере журнала Le Debat в ноябре 1983 года, то есть за несколько месяцев до выхода самой книги. Различия между этими текстами немногочисленны и несущественны. Существенно, однако, то, что первоначальная журнальная публикация выступала - о чем говорят как сохранившиеся в книге начальные строки, так и само содержание текста, - в качестве 'Введения' ко 'всей серии исследований', составивших последние тома Истории сексуальности. И именно как таковое текст статьи циркулировал и цитировался до выхода самих книг в мае и июне 1984 года.
Как мы помним, план шеститомной Истории сексуальности предполагал, помимо Воли к знанию, публикацию еще пяти томов, а также книги, не входящей в эту серию:
Le Pouvoir de la verite. Сбыться ему было не суждено. Почему? Об этом Фуко часто говорил в последние годы: в интервью и беседах, в лекциях в Коллеж, де Франс и в университетах разных стран. Говорит он об этом и в интервью, опубликованном в настоящем сборнике, равно как и в самом 'Введении' к Использованию удовольствий. Есть, однако, и что-то, о чем или вовсе, или почти ничего не говорится здесь, что остается за кадром, но что представляет собой важные вехи в этом многолетнем поиске.
Первоначальный замысел Истории сексуальности складывался на пересечении нескольких линий. Прежде всего, это критика общепринятого представления о том, что секс на христианском Западе долгое время рассматривался как нечто греховное и подавлялся, не имел 'права голоса' и стал 'выходить на свободу' лишь с конца XIX века, главным образом благодаря психоанализу. При этом полагают, что Фрейд и психоанализ знаменуют радикальный разрыв с предшествующей традицией понимания секса и отношения к нему, что суть этого разрыва, далее, - 'сексуальное освобождение' и что, наконец, за это освобождение нужно бороться. Словом - 'сексуальная революция'. Своей Волей к знанию Фуко камня на камне не оставляет от этих, столь убедительных для современного сознания идеологом 'освобождения подавленного секса'. Во-первых, никакого разрыва. Сила психоанализа - не в обнаружении 'подавленной сексуальности', а в открытии особой логики бессознательного. И основополагающая работа Фрейда - не Три очерка по теории сексуальности, но его Толкование сновидений (Dits et ecrits, t.III, p.315). Фуко прослеживает зарождение и трансформацию феномена 'признания', начиная с исповеди и покаяния в христианстве и кончая развитыми формами признания, которые сложились в рамках судебной, психиатрической, медицинской, педагогической и других практик. Место психоанализа, настаивает Фуко, - в этом ряду. В той мере, в какой признание было специальным устройством, призванным, кроме прочего, вызывать и подпитывать постоянное говорение о сексе, постоянное к нему внимание и интерес. Линия рассмотрения признания как особой техники 'производства дискурсов' о сексе и линия 'археологии психоанализа', говоря словами Фуко из Воли к знанию, сходятся в этой точке, точно также, как сами признанием психоанализ пересекаются в точке, где, собственно, и складывается 'диспозитив сексуальности'
История диспозитива сексуальности как линия критики и направление атаки нацелена не столько против психоанализа и психоаналитиков, сколько против всевозможных 'движений за сексуальное освобождение' (движение за освобождение женщин, движение гомосексуалистов, движение фрейдо-марксистов и многие другие). Весьма двусмысленно, снова и снова предостерегает нас Фуко, искать освобождения в том, что связано с сексуальностью, - стоит только отдать себе отчет в том, что 'сам этот объект 'сексуальность' на самом деле является инструментом, и давно сформировавшимся, который составлял тысячелетний диспозитив подчинения' (Dits et ecrits, t.III, p.321). Итак, вместо того, чтобы быть подавляемой, 'сексуальность', как инструмент контроля и подчинения, 'производится' соответствующим диспозитивом, и потому бороться за ее 'освобождение' - означает просто-напросто участвовать в игре образующих этот диспозитив сил. Дискурс о сексе, говорит Фуко в беседе 1977 года с выразительным названием 'Нет - сексу-королю', - 'это есть потрясающее орудие контроля и власти. Он, как всегда, пользуется тем, что люди говорят, тем, что они чувствуют, на что надеются. Он эксплуатирует их соблазн верить, что достаточно - дабы быть счастливыми - переступить порог дискурса и снять несколько запретов. И, в конечном счете, он огораживает и зарешечивает любые движения мятежа и освобождения...' (Dits et ecrits, t.III, р.259).
С темой секса и дискурса о сексе, таким образом, оказывается сопряженной еще одна тема: тема власти. 'Здесь мы касаемся более общей проблемы, - говорит Фуко в интервью 'Запад и истина секса' от 5 ноября 1976 года, то есть до выхода Воли к знанию, - проблемы, которую следовало бы рассматривать как контрапункт к этой истории сексуальности, проблемы власти. Говоря о власти, мы спонтанно представляем ее себе как закон и запрет, как запрещением подавление, и оказываемся весьма безоружными, когда речь идет о том, чтобы проследить ее в ее позитивных механизмах и эффектах. Некая юpuдuчecкaя модель довлеет над анализами власти, предоставляя абсолютную привилегию форме закона. Следовало бы написать историю сексуальности, которая упорядочивалась бы не идеей власти-подчинения, власти-цензуры, но - идеей власти- побуждения, власти-знания, следовало бы попытаться выявить такой режим принуждения, удовольствия и дискурса, который был бы не запрещающим, но конститутивным для такой сложной области, каковой и является сексуальность' (Dits etecrits, t.III, pp. 105-106).
Новая 'аналитика власти', согласно Фуко, должна включать, во-первых, противопоставление 'технического и позитивного' понимания власти 'юридическому и негативному' (Dits et ecrits, t.III, p. 150), а во-вторых - различение двух форм власти: той, что связана преимущественно с государством и его аппаратами (система правосудия, армия и т.д.), и той, что - располагаясь на ином уровне и представляя собой особого рода сеть властных отношений, которые реализуют себя по самым разным каналам, - является относительно независимой от государственной власти. (В одной из бесед 1975 года Фуко отмечает, что наличие этих двух форм власти обнаружилось при анализе феноменов фашизма и сталинизма.) Это - тот уровень анализа, который в
