могущий ехать в Петроград из-за своего грешного австрийского происхождения, были назначены заграничным представительством ЦК (это назначение должно было быть подтверждено из Петрограда). Ильич давал последние советы о постановке связи с нашими единомышленниками в других странах и связи с русским ЦК. Наконец, он торжественно вручил нам весь капитал заграничной группы ЦК, кажется, 300 шведских крон и какие-то шведские бумаги государственного займа той же стоимости. Смутно вспоминаем, что наши капиталы в этих займах помещал Шляпников, когда сидел в Швеции в качестве агента ЦК.
Приближается момент отъезда. Мы совместно с шведскими товарищами и частью русской колонии в Стокгольме отправились из гостиницы «Регина» на вокзал. Когда наши уже погрузились, какой-то русский, сняв шляпу, начал речь к Ильичу. Пафос начала речи, в которой Ильич чествовался, как «дорогой вождь», заставил Ильича приподнять немножко котелок, но «оратель» перешел в наступление. Дальнейший смысл его речи был приблизительно таков: смотри, дорогой вождь, чтобы ты там в Петрограде не наделал никаких гадостей. Смущение, с которым Ильич прислушивался к первым лестным фразам речи, уступило место лукавой улыбки. Поезд тронулся, мы еще момент видели эту улыбку…
К. Радек
IV
ПРИЕЗД ТОВ. ЛЕНИНА ИЗ ШВЕЙЦАРИИ В РОССИЮ
(1917 г.)
«Ильич должен во что бы то ни стало скорее добираться в Россию», — вот рефлекс после первых сообщений о февральской революции… Помню, когда я на вызов тов. Пятакова и Коллонтай приехал к ним из Стокгольма в Христианию*, мы, помимо всяких других планов, в первую голову коснулись этого вопроса. И длинную телеграмму к Владимиру Ильичу, где мы представили нашу оценку положения и просили Владимира Ильича высказаться, заканчиваем: «Вашу поездку в Россию считаем необходимой, поезжайте хотя бы в Финляндию»…
Наша телеграмма была довольно наивной. Вопрос поездки не меньше волновал самого Владимира Ильича. Но как его провезти — вот самое главное. Вначале казалось, что Владимиру Ильичу следует ехать, как и всем эмигрантам, — на Англию. Ведь дана амнистия, политические дела ликвидированы, приезжают свободно эмигранты, возвращаются каторжане… Но то, что казалось ясным для многих, не всегда удовлетворяло Владимира Ильича. На сделанное в этом направлении предложение и от нас из Скандинавии, и от товарищей из Питера Владимир Ильич прислал мне 30 марта из Цюриха следующую телеграмму в Стокгольм:
«Англия никогда меня не пропустит, скорее интернирует.
Милюков надует. Единственная надежда — пошлите кого-нибудь в Петроград, добейтесь через совет рабочих депутатов обмена против интернированных немцев. Телеграфируйте.
Ульянов».
(Телеграмма составлена на немецком языке.)
Вскоре мы убедились, как прав был Владимир Ильич. Тов. Троцкого, возвращавшегося из Америки, англичане задержали в Галифаксе. И только благодаря сильному напору красного Питера удалось добиться его освобождения и пропуска в Россию после месячного заключения.
Но план Владимира Ильича не так легко было провести. Не так легко было убедить почтенное Временное правительство «помочь» приезду Владимира Ильича, при этом через Германию: — что сказала бы на это ее величество Антанта?
Время проходило, а Владимир Ильич все томился в Швейцарии. Да, томился, — и эти муки подсказали ему довольно курьезный план поездки. Получаю вдруг телеграмму от Владимира Ильича с сообщением, что выслано мне важное письмо, получение которого просит подтвердить по телеграфу. Через три дня приходит конспиративное письмо. В нем маленькая записка Владимира Ильича и 2 фотографии — его и тов. Зиновьева. В записке приблизительно следующее: «Ждать больше нельзя. Тщетны все надежды на легальный проезд. Нам с Григорием необходимо во что ни стало немедленно добраться в Россию. Единственный план следующий: найдите двух шведов, похожих на меня и Григория. Но мы не знаем шведского языка, поэтому они должны быть глухонемые. Посылаю вам на всякий случай наши фотографии…» Прочтя записку, я почувствовал, как томится Владимир Ильич, но, сознаюсь, очень хохотал над этим фантастическим планом. Только отчаяние и горе могли создать подобный план… Да зачем были фотографии? Обоих я знал с 1903 года, мы весьма часто встречались, а два года подряд жили в одном городе, в Кракове… Однако, фотографию Владимира Ильича я сейчас же использовал. Через два дня она красовалась в ежедневной газете наших шведских товарищей «Политикен», а под ней передовица: «Вождь русской революции».
А пока в швейцарской колонии шли горячие дебаты, — можно ли ехать через Германию и на каких условиях. Из Питера же приходили сбивчивые инструкции по вопросу о приезде Владимира Ильича. Так, 5 апреля я получаю от тов. Шляпникова следующую телеграмму:
«Ульянов должен приехать немедленно. Все эмигранты приезжают свободно. Для Ульянова имеется специальное разрешение.
Беленин»**.
А на следующий день, 6-го, получаю от него же такую:
«Не форсируйте приезда Владимира Ильича. Избегайте риска.
Беленин».
Когда оказались напрасны все надежды на помощь Временного правительства обеспечить проезд через Англию, швейцарские эмигранты решили приступить к переговорам с германским правительством. Переговоры вел швейцарский товарищ Платтен. Выработанные всей колонией условия были приняты германским правительством. Условия эти были следующие:
1. Едут все эмигранты, без различия взглядов на войну.
2. Вагон, в котором следуют эмигранты, пользуется правом экстерриториальности, никто не имеет права входить в вагон без разрешения тов. Платтена. Никакого контроля, ни паспортов, ни багажа.
3. Едущие обязуются агитировать в России за обмен пропущенных эмигрантов на соответствующее число австро-германских интернированных.
Несмотря на эти условия, меньшевики, хотя и сами их приняли, не решались выехать. Они все ждали благословения на поездку от совета депутатов.
6 апреля я получаю от Владимира Ильича из Берна следующую телеграмму:
«У нас непонятные задержки. Меньшевики требуют санкции совета рабочих депутатов. Пошлите немедленно кого-нибудь в Финляндию или Петроград для выяснения с Чхеидзе, осуществимо ли это. Желательно мнение Беленина. Телеграфируйте народный дом Берн.
Ульянов».
(Текст на немецком языке.)
Но, не дожидаясь ответа, Владимир Ильич, очевидно, убедил меньшевиков, и 7 апреля я получил следующую срочную телеграмму:
«Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген и Стрем*** пусть обязательно ожидают в Треллеборге****. Закажите срочно Беленина, Каменева в Финляндию.
Ульянов».
