на какой-нибудь старомодной клавиатуре. В левом углу улыбается солнце. В правом хмурится луна. В нижних углах облака, и прежде он не замечал лиц в этих облаках. Расплывчатые, без определенных черт, они медленно выплывали из неких потусторонних миров. Ждали там, за пределами, когда кто-то их вызовет.
— Ты же знаешь, что я здесь, с тобой, для тебя, — сказал Джей. — Я, в конце концов, твой отец. Если захочешь поговорить.
— Знаю, — сказал Райан.
Выпили еще несколько банок, покурили кальян, передавая друг другу трубку, и Райан вскоре начал осознавать идею. Он умер. Оставил позади свое прежнее «я». Взял в рот трубку, пока Джей раздувал угольки. Понимание приходило медленно, как замедленные кадры документального фильма о жизни природы, где из-под земли пробиваются семена, вырастают тонкие стебли, разворачиваются листья, головки медленно описывают круги вслед за движением солнца на небе.
Джей тем временем продолжал мирные, успокаивающие речи. У него очень много историй, и Райан сидел и слушал.
Видимо, Джей однажды сам пробовал сымитировать свою смерть.
Это было в те времена, когда он рос в Айове, прежде чем встретил девушку, которая со временем зачала от него Райана.
Это было летом после окончания девятого класса, и он долго вынашивал план. Одежду и обувь найдут в парке на берегу реки, и надо позаботиться, чтобы его крики о помощи кто-то услышал. Он спрячется до наступления темноты, потом поедет на юг на попутках, скрытно, пока не уберется подальше от города, а дальше автостопом, ловя грузовики на стоянках, пока не доберется до Флориды, прошмыгнет зайцем на судно, отплывающее в Южную Америку, в какой-нибудь крупный город на побережье рядом с дождевыми тропическими лесами или Андами, где будет мошенничать, злоупотребляя доверием туристов.
— Когда сейчас думаешь, звучит весьма глупо, — сказал Джей. — А в то время план казался довольно хорошим.
Джей фыркнул, по — прежнему легонько обнимая Райана за плечи, любовно прижавшись щекой к его щеке, так что Райан чувствовал на шее горячий темный растительный запах дымного дыхания Джея.
— Не знаю, — сказал Джей. — Наверное, я был тогда в полном отчаянии, и в школе у меня были тяжелые времена. Не такой уж хороший я был ученик. В отличие от Стейси. Мне было все время так скучно, казалось, все мной недовольны, я жутко ненавидел свою жизнь…
Родители вечно возносили Стейси на пьедестал. Знаешь, будто она всем служит примером, как жить. Не хочу принижать ее успехи и прочее, но, понимаешь, трудно перенести. Мама с папой относились к ней как к какой-то богине. Стейси Козелек! Стейси Козелек всегда учится на «отлично»! А какая старательная и прилежная! Спланировала свою жизнь! А я должен был подвывать: «О-о-ох, потрясающе! Впечатляет!»
Он неуверенно пожал плечами.
— Не хулю твою маму. Знаешь, она не виновата, в самом деле усердно старалась. Молодчина, правда? А я этого никогда не хотел. Никогда не хотел дойти до той точки в жизни, когда точно знал бы, что будет дальше, и думал, что почти все ждут не дождутся, когда все сложится в рутину, пойдет знакомой чередой, не придется задумываться о завтрашнем дне, о следующем годе или десятке лет, потому что для них все спланировано.
Не пойму, как люди довольствуются всего одной жизнью. Помню, на уроке английского мы обсуждали стихи того самого… как его… Дэвида Фроста.[20] «Две дороги расходятся в желтом лесу…» Знаешь, да? «Две дороги расходятся в желтом лесу, жаль, нельзя пойти одному по обеим, я стою и стою, и смотрю на одну, сколько видно до поворота в высокой траве и кустах…»
Мне этот стих нравится. Но помню, я про себя думал: почему? Почему нельзя пойти по обеим дорогам? Мне это кажется абсолютно неправильным.
Джей помолчал, затягиваясь сигаретой, а сонно слушавший Райан ждал. На дворе шел снег, сердце тихо шумело в ушах.
— Впрочем, я недалеко ушел, — сказал Джей. — Копы отловили вскоре после полуночи, когда я топал по хайвею после комендантского часа, доставили домой, где меня ждали мама и папа. Кипятком писали. Никто не поверил, будто я умер. Даже не нашли одежду на берегу. На другой день я вернулся туда, там все так и лежало: ботинки, штаны и рубашка.
Слушая Джея, Райан откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
Облегчение. Такая смерть — настоящее облегчение, гораздо лучше, чем самоубийство, которое он обдумывал осенью до появления Джея. На протяжении всего семестра было ясно, что он вылетит из колледжа. Это будет называться «академическим отпуском», и, возможно, к тому времени родители узнают, что он растратил деньги со студенческого кредита, не заплатив за обучение. Всю осень чуял он скорое разоблачение, которое наступит в ближайшие недели или месяцы, унижение и беседы в начальственных кабинетах, наконец, удивление и разочарование родителей, услышавших о его жутком провале.
Однажды поздно ночью в спальне общежития он ввел в поисковую систему Интернета определение «безболезненное самоубийство» и нашел общество содействия самоубийцам, рекомендующее вдыхать гелий из пластикового пакета для удушения.
Особенно мешали мысли о том, как тяжело будет матери. Она страшно радовалась, что он попал в хороший колледж. Помнится, как переживала, пока шел процесс рассмотрения. С первого класса средней школы хранила все табели и свидетельства о средних баллах, без конца думала, как их повысить. Чем заняться, чтобы произвести наилучшее впечатление? Какие экзаменационные отметки приемлемы и как их улучшить с помощью летних курсов по успешной сдаче экзаменов? Каким учителям — потенциальным поручителям — он нравится? Как добиться, чтобы еще больше понравился? Как пройти тест готовности к обучению в колледже? Как пишутся удачные тесты?
Он долго боялся представить ее лицо, когда она в конце концов узнает, что он вновь облажался, — кислое настороженное молчание после его возвращения в свою прежнюю комнату, разговоры насчет местного колледжа[21] или временной работы на год…
Пожалуй, в каком-то смысле ей легче присутствовать на его похоронах.
Очень многим легче. Он нашел свой некролог в Интернете и, набрав свое имя, увидел соболезнования в блогах многих друзей, трогательные прощальные слова на своей страничке в Facebook. «Покойся с миром», — говорили они. «Мы тебя никогда не забудем», — писали они. «Как жалко, что это стряслось с таким парнем, как ты».
Надо признать, это, пожалуй, лучше, чем тягостное возмущенное отчуждение после позорного возвращения в Каунсил-Блаффс, где он все реже и реже общался бы с друзьями по электронной почте, утрачивая общие интересы, зная, что некоторые о нем сплетничают или прямо осуждают парня, исключенного за
Для всех лучше вот так закрыть дело.
Лучше, думал он, начать все заново с самого начала.
Он усердно работал, составляя новые личности. Одной был Мэтью Блертон. Другой — Казимир Черневский.
Джей называл их клонами. Иногда аватарами. Вроде как в видеоигры играешь, говорил Джей, уделявший много свободного времени блужданиям по бесконечным виртуальным ландшафтам «Воинствующих миров», «Чувства долга» или «Забвения».
«В принципе то же самое, — говорил Джей, не сводя глаз с широкоформатного телеэкрана, на котором нападал на врага с занесенным мечом. — В принципе та же идея, — сказал он. — Создаешь персонаж и вводишь его в мир. Внимательно смотришь, что делаешь, за это получаешь награду». — Тут пальцы быстро застучали по клавишам: он вступил в битву.
