– Чего ты здесь сидишь? Пошли.
– Куда?
– В Нижний буфет.
– Я туда не хожу… А впрочем, идемте.
Он как-то безвольно поднялся, пошёл за Дмитрием. Они заняли тот самым стол, за которым познакомились несколько дней назад. Дмитрий купил водки, бутербродов, апельсинового сока для запивки. Наполнив рюмки, предложил с довольным видом:
– Со свиданьицем.
Петровский безропотно выпил водку, равнодушно пожевал бутерброд с копчёной колбасой. Последовал тост за его здоровье, потом – за литературу.
– Что, полегчало? – Астахов смотрел на него с теплотой.
– Немного.
– Сейчас добавим.
Дмитрий наливал сидевшему напротив человеку больше, чем себе – надо было помочь приятелю совладать со своей хандрой. Помогло. После четвертой рюмки Петровский ощутил необходимость сказать какие-то слова.
– Понимаете, со мной творится что-то неладное. То ли у меня отшибло память, то ли… даже не знаю, как назвать. Действительность кажется мне другой. – Он придвинулся к Дмитрию, перешёл на шёпот. – Мне казалось, что я разошелся с моей первой женой и женился на другой женщине. Вдруг выясняется, что моя жена по-прежнему Света. И всё остальное тоже спуталось. Я не работаю там, где, как мне казалось, я работаю.
– Ты работаешь в журнале. Рекламируешь дизайн и мебель. Ты ещё мне предлагал квартиру обставить.
– Ну вот, видите, – безнадёжность густела в голосе Петровского. – Какой-то журнал, мебель. Но мне прекрасно известно, где я работаю. В Союзе писателей СССР, секретарём. – Тут голос Петровского совсем поник. – Только его почему-то нет на прежнем месте. Союза писателей. Я спрашивал. Говорят – нет такого. Дом Ростовых есть. А Союза – нет.
Дмитрий понял: с Петровским действительно происходит что-то неладное.
– Может быть, ты переутомился?
– Может быть, – печально высказал согласие Петровский.
– Потом, ты писатель. Возможно, ты слишком увлекся тем сюжетом, который прорабатываешь. Я, конечно, литературой не занимаюсь. Пишу научные статьи. Но порой так влезешь в материал, что действительность просто ошарашивает и расстраивает. – Лирика – лирикой, а нельзя было забывать о главном. Дмитрий подпустил просительных ноток в голос. – Ты всё-таки просьбу мою не забудь. Спроси доброго ангела, кто из троих прав, Хойл, Хокинг либо Виленкин?
– Это физики? – растерянно осведомился Петровский.
Дмитрий кивнул.
– Космологи. Как и я. Неужто забыл? Я тебе столько про них рассказывал… Мне очень важно узнать, кто из них прав. А может, никто не прав. – Дмитрий развел руками.
– Хокинг, Виленкин… И кто ещё?
– Хойл. – Дмитрий не сдержал досаду. – Что же ты никак запомнить не можешь?
– Я только недавно услышал…
Астахову не хотелось вникать, почему его новый приятель делает столь странные заявления. Он лишь уточнил:
– Так ты спросишь?
Петровский осторожно кивнул.
– Я попробую спросить. Но учтите, добрый ангел не так часто является мне… во сне.
– А ты постарайся. Попроси явиться. У тебя это как-то получается. Да если бы у меня получалось, стал бы я тебя просить.
Петровский изобразил что-то неопределённое на лице. Потом оживился, произнёс торжественно:
– Жизнь слишком коротка для того, чтобы делать добро, но слишком длинна – чтобы творить зло. Это мне сказал добрый ангел. Я стараюсь делать добро: пишу общественно полезные романы.
По соседству шумели молодые люди. Астахов мельком глянул на них и отвернулся.
– Тебе полегчало? – спросил он.
– Да. – Петровский с важностью кивнул, после чего встрепенулся. – Я готов заплатить. Но у меня деньги не те.
– Что значит – не те?
– Я пытался купить газеты. И еще пиво. Мне сказали, что деньги не те.
– Покажи.
Петровский достал кошелек, вытащил несколько бумажек.
– Это советские деньги, – как само собой разумеющееся, проговорил Астахов.
– Ну вот, советские. Почему же их у меня не берут?
Дмитрий посмотрел на приятеля полными сочувствия глазами.
– Тебе надо отдохнуть. Ясное дело – перетрудился.
Он ещё раз наполнил рюмки, причем себе опять налил половину, а приятелю – полную. И вновь тот ничего не заметил.
– За то, чтобы у тебя всё было хорошо. – Чокнувшись, Дмитрий тут же опрокинул рюмку. Петровский последовал его примеру.
Бутылка опустела. Добавлять не было смысла – Петровскому хватило, а Дмитрий за рулем старался много не пить.
– Пошли, – сказал он приятелю.
Тот безропотно поднялся. На этот раз они уходили далеко не последними. Немолодой мужчина с пышной гривой седых волос, на которого Дмитрий обратил два дня назад внимание, пока не спал.
Вывалившись на свежий воздух, Петровский тут же направился в сторону Садового кольца, но был остановлен Дмитрием:
– Не туда. Машина в другой стороне.
– Какая машина? – оторопело поинтересовался Петровский.
– Моя.
Благосклонно кивнув, приятель отправился за ним. Едва они остановились подле творения немецких автомобилестроителей, Петровский сообщил:
– У меня тоже есть машина. – Подумав, добавил. – Была. Я думал, что у меня «Москвич» последней модели. Такой… красивый. А в ракушке всего лишь старые «Жигули». Вот так.
Он устроился поудобнее на переднем сиденье и тотчас уснул. Растрёпанная голова уперлась в дверцу.
Дмитрий довёз приятеля до его дома. Растолкал.
– Приехали.
Петровский открыл глаза, осмотрелся, ничего не говоря, вылез из машины и нетвердым шагом направился к дому.
– Ты не забудь про мою просьбу, – сказал ему вслед Астахов.
Движение остановилось. Гордый поворот головы. Туманный взгляд прищуренных глаз упал на Дмитрия. Что он выражал, Дмитрий не понял. Несколько секунд, и Петровский продолжил шествие к подъезду.
Послушный воле водителя, мотор принялся крутить колеса. «Гольф» покатил туда, где Астахов жил – в Чертаново.
Дмитрий размышлял о том, что на быстрый ответ со стороны Петровского надеяться нельзя. Слишком уж необязательные люди – писатели. Да и материя тонкая – разговор с добрым ангелом во сне. Разумеется, соблазнительно хоть как-то заглянуть за пределы доступного, пусть даже при помощи ненаучных методов. С другой стороны, пренебрегать традиционными путями изысканий недопустимо. Так что нечего расслабляться, надо продолжать работу. Каждодневно, ежечасно, ибо настоящий ученый должен работать
