другая, у Покровского, скажем, — третья. Что ж, спорь, защищай, отстаивай свое. Но не поступайте, как вот этот, — тычет он в сторону потупившегося командира. — Когда ему туго пришлось, он до меня прихилывся: «Спасай, Дед!» А когда на меня гитлеряки насели, он поднял свой отряд и пошел своей дорогой — вот, мол, бис с ним, с Дидом… Я вас спрашиваю, як така тактика называется? Трусость! От як!
Наконец, еще одно дело. Данные разведки свидетельствуют о сосредоточении на подходах к Брянскому лесу по меньшей мере трех вражеских дивизий. Намерение врага понятно всем: одним ударом покончить с партизанским краем и со всеми скопившимися здесь нашими отрядами. Что нам делать? Ждать этого удара или опередить его? Я оглядываю друзей.
— А какого ж биса, ты думаешь, мы к вам сюды приихалы?.. — смешливые искорки загораются в глазах Ковпака. — Ударим! А як же иначе? Так ударим, что гром пойдет по лису. Правильно, товарищи?
Все горячо соглашаются с ним… Договариваемся в ближайшее время собраться в штабе Ковпака и разработать план совместной операции по всей ширине Брянского леса».
«Мирный» период пребывания в Старой Гуте для ковпаковцев закончился. И вот уже первый бой, совместно с Хомутовским отрядом: в селе Жихов наголову разгромлен батальон 51-го венгерского полка. Противник бежал, потеряв убитыми почти двести человек, из них четырнадцать офицеров.
Совместно с другими отрядами ковпаковцы громят вражеские гарнизоны в селах Середино-Будского района, опорные пункты в селах Чернатское и Пигаревка. Пигаревский бой, проведенный в канун Первомая, стоил гитлеровцам только убитыми 360 солдат!
А 1 Мая Старая Гута отмечала праздник, который стал здесь, в партизанском крае, праздником непокоренных. Все село, как и положено на советской земле, заалело полотнищами флагов. Самый дорогой цвет, цвет жизни и правды, цвет революции и коммунизма, цвет Советской власти.
В 10 часов утра в селе Старая Гута Ковпак, Руднев и Базыма принимали парад своего соединения. В глубоком тылу врага партизанские роты торжественно шагали в парадном строю, и каждый из бойцов и командиров в душе маршировал по звонкой брусчатке Красной площади перед Мавзолеем Ленина. Это была железная поступь народа, нигде, никогда и никем не побежденного и не покоренного…
Состоялся и массовый митинг, в котором приняло участие все население Старой Гуты. На митинге произошло вроде бы неожиданное, а в сущности, закономерное и характерное, что растрогало Ковпака до слез. Узнав, что Советское правительство объявило о подписке на первый Государственный заем обороны, жители села тут же решили принять участие в ней! Собрали ни много ни мало 400 тысяч рублей, которые были позднее самолетом отправлены на Большую землю.
Прямо с митинга Ковпак, Руднев и Базыма отправились в подразделения проверить, как люди готовятся к новому походу. Куда — пока знали только они. Обошли все роты, взводы, отделения.
Оружие — прежде всего. Беспощадно выбрасывалось все, что не нужно в бою. Наблюдая за чисткой партизанских повозок со всевозможным имуществом, Ковпак невозмутимо комментировал:
— Партизан — это боец. Не тряпичник, а солдат. — Он значительно подымал обкуренный палец. — А что значит солдат, к тому же партизан? Это, хлопцы, значит, что ни поймать его, ни убить. Потому что проворность наша — это и оружие наше. А потому все лишнее долой.
Вот командир и комиссар, не сговариваясь, остановились у одной из множества повозок. Ездового, однако, это внимание совсем не радует.
— Твоя? — Ковпак мельком кивнул на повозку.
— Моя, товарищ командир…
— И лошадка?
— А как же!
— И тебе не совестно?
— А?!
— Вот тебе и «А!». Не видишь ты, что ли, животина твоя на одном честном слове держится. Кожа да кости. Куда же ты, парень, смотришь, если не на коня? Может, на спирт? — Ковпак хмурит брови. — Точно: спирт! Вон он у тебя, под барахлом, я же вижу.
Руднев откидывает какое-то рядно и… действительно извлекает из повозки бутыль с самогоном. Разгневанный комиссар готов уже был разбить бутылку о ближайшую сосну, но Ковпак задержал его руку.
— Не надо, Семен. Пусть снесет в санчасть. — И к ездовому зло: — Запомни, парень, спьяну воевать — немцу потеха. Вот и барахло твое… К чему натаскал его полную повозку? Вместо боеприпасов, что ли? Слышь, Кудрявский! — он окликает командира Кролевецкого отряда Василия Моисеевича Кудрявского именно потому, что видит, как тот прячет от него глаза. — У тебя большой обоз?
— Возов двадцать будет…
— А с боеприпасами?
— Да один всего… Ну, еще пулеметная тачанка.
— И это, по-твоему, правильно?
Молчание. Ковпак рубанул воздух ладонью.
— Ясно! Пятнадцать повозок — долой! Дядькам отдай, им пригодится. И вот что, ты же герой гражданской войны, ты же знаешь: все должно стрелять у партизана. Все! И обоз тоже. А если нет, то на кой черт он нам?
Миновав смущенных командира отряда и ездового, Ковпак и Руднев идут дальше. Осмотр продолжается.
Проверка готовности соединения к новым боям поставила Ковпака еще перед одной проблемой. Значительную часть его обоза составляли женщины и дети. Война усадила на партизанские телеги целые семьи, в том числе и семью комиссара Руднева.
— М-да, цыганский табор у нас получается, а не боевой отряд, верно, Семен Васильевич?
— По нужде, — вздохнул Руднев, — не бросать же детей да женщин…
— Вот и я говорю. Что-то недодумали мы здесь.
Додумали вдвоем. Дед горячо, хотя и скрытно, как это часто бывает с людьми, которым не дано собственное отцовство, любил детей. И понимал, каким опасностям подвергаются они, находясь в отряде. Приказ Ковпака был разумным и простым: дети и женщины остаются на месте. Их обеспечивают продовольствием. Матерям, имеющим совсем маленьких, выделили дойных коров — молоко ничем другим не заменить!
— А там и на Большую землю отправим, — такими словами завершил Ковпак свой приказ.
Отряду предстояло снова вернуться к Путивлю. Но в отличие от зимнего рейда этот поход совершался по прямому согласованию с командованием Красной Армии. Впервые! И это накладывало на всех командиров и бойцов особую ответственность. Ковпак писал:
«Мы шли выполнять задачу, поставленную перед нами командованием Красной Армии, — дезорганизовать движение на железнодорожной магистрали Конотоп — Ворожба — Курск и на параллельных ей шоссейных дорогах. Все эти коммуникации приобрели в то время особо важное значение. Немцы готовились к наступлению на Воронежском направлении».
15 мая Путивльский объединенный отряд численностью в 750 бойцов покинул Старую
