Один из парней тихо свистнул. Теперь все таращились на нее.
Я уже было подскочил – это было рефлекторное движение, – но, увидев, что она повернулась к столику этих пьяных парней и стала на них пристально смотреть, просто остолбенел. На ее лице появилась какая-то гримаса. Впрочем, она могла означать что угодно.
Или не означать ничего.
Она подняла руки вверх и повертела ладонями, продержав их в таком положении достаточно долго.
Затем из кухни материализовался менеджер. Он затянул свой пояс, подтянув живот, и что-то сказал Джин, слов я не расслышал. Пока он говорил, она все время кивала, а ее спина извивалась так, будто она тонула в его словах. Менеджер указал рукой на тот столик, потом что-то произнес, махнув рукой в мою сторону. Джин повернулась, и ее взгляд сконцентрировался на мне. Сначала я подумал, что Джин меня не узнала: ее рот исказился гримасой отвращения. Но когда она пошла ко мне, обходя столик пьяных парней и показав им палец, ее рука была прижата к сердцу, чего менеджер не мог видеть.
Парни рассмеялись и вернулись к своей выпивке. Она проскользнула в кабинку и села напротив меня.
– Что ты здесь делаешь? – заговорила она без предисловий и без тени улыбки. Ее глаза были пустыми.
Я рассматривал ее на близком расстоянии, пытаясь понять, отчего она показалась мне какой-то не такой. У нее была чистая кожа, очень бледная, словно просвечивающаяся, большие, несколько раскосые глаза, аккуратный подбородок и темные волосы, падающие на плечи беспорядочными волнами. Находясь рядом, она выглядела уравновешенной, как будто у нее все прекрасно, тем не менее это было заблуждением.
Может быть, что-то необычное было в глазах.
– Что он тебе сказал? – спросил я, имея в виду менеджера. Ее пристальный взгляд остановился на мне, и в нем не было теплоты.
– Это важно? – парировала она.
– Думаю, что нет.
Она подняла брови и положила на стол руки.
– Итак?
Я не знал, с чего начать, и тоже положил руки на красную клеенчатую скатерть.
– Ты никогда не приходил сюда, – произнесла она, – даже поесть.
В последний год я почти не видел свою сестру и не обвинял ее ни в чем. Неправильно было избегать ее, но это превратилось в привычку. Я не мог признаться себе в том, что ее глаза, глаза раненой лани, причиняли мне боль. В них было так много от материнских глаз!
Нерешительность свела мне губы.
– Они нашли тело Эзры, – заявила она. Это не был вопрос, но на какое-то мгновение я ощутил давление. – Вот почему ты здесь.
В ее лице появилась неожиданная сила, и вместо удивления или раскаяния я почувствовал еще большую нерешительность.
– Да, – ответил я.
– Где?
Я рассказал ей.
– Как?
– Они считают это убийством, – произнес я, изучая ее лицо. Ни одного намека на волнение. – Больше никто ничего не знает.
– Это Дуглас тебе сказал? – спросила она.
– Да.
Она наклонилась
– Им известно, кто это сделал? – прошептала она.
– Нет, – отозвался я. Неожиданно ее руки обхватили мои, и я почувствовал теплую влажность ее ладоней. Ее взгляд блуждал по моему лицу, и она все сильнее сжимала мои руки. Затем она откинулась на потрескавшийся и упругий винил.
– Итак, – произнесла она. – Как ты ко всему этому относишься?
– Я видел тело, – проговорил я, потрясенный собственными словами. Вопреки тому, что я обещал Дугласу, я не планировал говорить ей этого.
– И…
– Он мертв, – ответил я, погружаясь в молчание, которое продлилось чуть больше минуты.
– Король мертв, – промолвила она наконец, и ее взгляд застыл на мне. – Надеюсь, он разлагается в аду.
– Это жестоко, – заметил я.
– Да, – отреагировала она решительно и стала ожидать от меня чего-то еще.
– Кажется, ты не удивлена, – наконец обронил я.
Джин пожала плечами.
– Я знала, что он мертв, – сказала она, и тут наступила моя очередь пристально посмотреть на нее.
– Почему? – спросил я, чувствуя острые колики в желудке.
– Эзра никогда не оставил бы без присмотра свои деньги и престижную практику на столь долгое время. Ничто другое не могло удержать его в этом мире.
– Но его убили, – напомнил я.
Она посмотрела в сторону, потом перевела взгляд на ковер.
– У нашего отца было очень много врагов.
Я стал потягивать пиво, чтобы выиграть несколько секунд и попробовать понять ее позицию.
– У тебя все в порядке? – в конце концов произнес я.
Она беззвучно засмеялась. Веселье никак не отразилось в ее глазах.
– Нет, – возразила она, – у меня не все в порядке. Но это ерунда по сравнению с его смертью. Для меня он умер в ту же ночь, что и мама, а то и раньше. Если ты считаешь иначе, нам не о чем больше говорить.
– Я не знаю, о чем ты.
– Знаешь, – проговорила она таким голосом, которого я никогда не слышал прежде. – Насколько я понимаю, он умер в ту же ночь, в ту же секунду, когда мама упала с лестницы. И если ты не воспринимаешь этого так, то это твоя проблема, а не моя.
Я ожидал увидеть слезы, а наткнулся на гнев, который был направлен на меня, так же как на Эзру, и это меня беспокоило. Как далеко разошлись наши пути за столь короткое время?
– Слушай, Джин. Мама упала с лестницы и умерла. Я чувствую эту боль не менее сильно.
Она снова разразилась смехом, но на этот раз он был отвратительным.
– Упала, – эхом отозвалась она. – Вот он, богатенький Ворк. Дерьмовый богач. – Она хлопнула рукой себя по лицу и громко зашмыгала носом. – Мамочка… – запричитала она. В уголках ее глаз неожиданно появились скупые слезы – такого проявления эмоций мне не приходилось видеть в ней с тех пор, как мы похоронили мать. Джин взяла себя в руки, подняв на меня ничего не простившие глаза.
– Он умер, Ворк, а ты все еще остаешься его шутом. – Голос ее зазвенел. – Его правда тоже мертва. – Она высморкалась, скомкала салфетку и бросила ее на стол. – Чем быстрее ты придешь к той правде, которая имеет значение, тем лучше.
– Прости, Джин, что огорчил тебя.
Она устремила пристальный взгляд за окно, где повздорили два скворца. Внезапно она разразилась слезами, но если бы не цвет ее лица, никто и не догадался бы, что она расстроена.
Я почувствовал запах чеснока, и неожиданно на нашем столе появились две коробки пиццы. Я взглянул на менеджера, но он проигнорировал меня и стал разговаривать с Джин.
– Это твоя любимая пицца, – сказал он. – Извини. – Он повернулся и зашагал обратно в кухню, унося за собой большую часть запаха чеснока.