гранат. Во время первой закладки он попросил десяток человек сымитировать продвижение партизан. В момент, когда передовой разведчик увидит мину, что будут делать другие? Вольфганг скрупулезно отмечал то, каким образом рассеивались солдаты, и, повторив эксперимент несколько раз, он понял, где заложить гранаты.
Коммандос подождали четыре-пять дней, перед тем как проверить свои ловушки и отметить число убитых партизан.
Хайнц, со своей стороны, неустанно отмечал все опасные места. Подобно морякам он разделил район на небольшие квадраты: отметки стали менее сложными, а радиосвязь с Фертером значительно упростилась.
Но оставалась другая насущная проблема. Частые осенние рейды, несомненно, лишили партизан важных источников продовольствия. К несчастью, коммандос косвенно тоже пострадали от этого. Более того, обеспечение продовольствием в деревнях сократилось до полуголода. И когда они останавливались в какой-нибудь деревне, сохранение лошадей становилось столь же важным, как и забота о людях. Придет время, когда им нужно будет расстаться со своими упряжками, меньше пользоваться санями. К тому же надо кормить животных.
Заукен, удрученный такой изнурительной жизнью, заметно похудел и во время остановок падал от утомления. Его обычная неловкость дошла до такой степени, что Клаус решил оставлять его в Алешенке до возвращения коммандос с задания.
Обстановка была неблагоприятной. Фактическими хозяевами ночи были партизаны, которые свободно перемещались по дорогам. И с наступлением сумерек все немецкие воинские подразделения укрывались в укрепленных деревнях и опорных пунктах, не выходя за их пределы. По утрам формировались обозы в крупных населенных пунктах, расходящиеся по разным уголкам района для доставки продовольствия и боеприпасов.
Не проходило и дня, чтобы партизаны не совершали диверсий на автогужевых или железных дорогах, не взрывали складов продовольствия и боеприпасов. Была взорвана комендатура Добрянки. Войска теснились в блокированных населенных пунктах, а солдаты, находящиеся в изоляции, подписывают себе смертный приговор.
Что могли поделать в этом водовороте четыре взвода коммандос с противником, который быстро и легко перемещался, который буквально растворялся среди местных жителей? Только благоприятный случай или чрезвычайно ценная разведывательная информация позволяли Клаусу и его команде проводить операции.
Когда Клаус, разочарованный скромными результатами долгого патрулирования, решил вернуться в Алешенку, он выбрал прямой путь. Его следовало проделать в один переход и ночью.
Между тем лагерь находился в двухстах метрах от дороги, в лесном выступе, откуда открывался великолепный обзор.
К десяти часам вечера часовые сообщили о прохождении в северном направлении десятка партизанских саней. В несколько минут коммандос приготовились к охоте. Последовал приказ преследовать партизан, открывая огонь лишь в случае крайней необходимости.
На последних санях Хайнц, сидевший рядом со съежившимся Заукеном, наблюдал за дорогой. Приглушенное восклицание одного из егерей вывело его из состояния беспечности.
— Черт! Позади нас какие-то типы.
Навострив слух, солдаты отчетливо услышали металлический скрежет полозьев многочисленных саней и топот копыт лошадей.
— Нас хорошо обслуживают сегодня вечером спереди и сзади!
— Имеется в виду сэндвич, — проворчал Людвиг.
— Может, партоши примут нас за своих дружков. В конце концов, не опознавать же себя светящейся свастикой.
— Заткнитесь, сейчас не время демонстрировать свое остроумие.
Заукен, встревоженный возбуждением людей, сильно испугался. Хайнц вовремя это заметил и отвесил ему удар кулаком, чтобы тот не закричал от ужаса. Перед тем как он вытянулся на санях, Хайнц запихнул ему в рот кляп. Один из егерей побежал предупредить сани, ехавшие впереди, а также другие, вплоть до головной упряжки.
Должно быть, прошло четверть часа, перед тем как новость узнал Клаус.
Пока он размышлял над тем, что нужно делать, впереди появилось темное пятно деревни, и Клаус приказал следовать с той же скоростью.
У въезда в деревню сани партизан остановились по обочинам дороги, образовав для коммандос что- то вроде почетного караула.
Клаус решил попытать счастья. В конце концов, партизаны знали, что за ними шла другая группа. Следовательно, можно тихонько проехать. Его сани достигли холма, где стояли первые русские. Он помахал рукой и произнес несколько невнятных слов.
Когда Большой Мартин понял, что нужно проехать, он начал насвистывать «Интернационал»: это стоило того!
Крайне удивленными выглядели Хайнц и его парни, проезжая, как на параде, под носом у партизан, в самой их гуще.
По выезде из деревни Клаус прикинул, что прошло пять — восемь минут до того, как вторая группа партизан достигла, в свою очередь, места, где остановилась первая группа, и обман открылся. Он соскользнул с саней на дорогу, пропустил мимо себя колонну и оказался рядом с Хайнцем, который похлопал его по плечу в восхищении.
— К счастью, никто не знал тех, кто приедет, иначе не думаю, что мы смогли бы удрать. Ну… а сейчас?
— Они начнут нас преследовать… Поэтому надо продолжить движение. Особенно потому, что их добрая сотня, по-моему, и сейчас они разобрались, в чем дело. Я не считаю разумным играть в солдатики. — Клаус повернулся к Вольфгангу Ленгсфельду: — В твоем вещмешке имеется какой-нибудь сюрприз для задержки Красной армии?
Ленгсфельд посмотрел на него с укоризной:
— Видите ли, господин капитан… Если спешиться, сделаем все, что хотите, но на марше мы взлетим на воздух вместе с моими изделиями.
Оханье Заукена привлекло внимание Клауса.
— В чем дело? — спросил он.
— Я думал, он начнет выть как собака, и заставил его притихнуть.
— Не делай больше этого.
Затем они услышали отдаленные крики, несколько выстрелов, и Клаус понял, что не ошибся в своих расчетах. Партизаны бросились в погоню ровно через шесть минут.
— Как ты думаешь, наши люди смогут немного побегать рядом с санями, всего лишь несколько минут? Тогда мы поедем гораздо быстрее.
Сейчас не надо было сохранять молчание. Хайнц прокричал приказы. Наиболее крепкие из егерей, ухватившись рукой за сани, побежали, и скорость движения увеличилась.
Затем установили на санях пулеметы и стали ждать.
Вольфганг Ленгсфельд повернулся к Клаусу:
— У меня идея. Если мы подожжем какие-нибудь из своих саней, пламя напугает лошадей партошей. Может, выиграем немного времени. Положим в сани все, что может гореть, и запас бензина. Я добавлю несколько гранат… Будет большой пожар.
Хайнц передал приказ доставить на последние сани одежду, которая не использовалась, охапки хвороста и соломы. Было нелегко перемещаться от передних саней к задним и стараться побыстрее занять свое место в колонне.
— Господин капитан, что делать с нытиком?
Клаус подошел к Заукену и рывком вырвал кляп из его рта.
— Послушайте, Заукен. Вы можете пробежать несколько минут?
— Не знаю.
