стороны впадины на черепе крысы. Ему хотелось понять, какой силы удар может убить это чудовище. Кость под его пальцами вошла внутрь черепа. Она была хрупкой и тонкой. Никаких следов крови не было видно. Удар даже не прорвал кожу на черепе, но, очевидно, все же вызвал смерть, потому что, перевернув крысу, Калвер не обнаружил больше ни одной раны на ее теле. Возможно, у них тонкие, как бумага, черепа и, вероятно, человек вполне может справиться с одной-двумя или несколькими крысами, разбивая им головы, но весь ужас в том, что они всегда нападают огромными полчищами. Калвер выпрямился и, прежде чем выйти из кабины, изо всех сил пнул мертвое чудовище ногой, чтобы дать какой-то выход невыносимому эмоциональному напряжению.
Его спутники, стоя в стороне, молча наблюдали, как Калвер пробирается к ним, почти машинально перешагивая через трупы, отгоняя назойливых мух и других насекомых, которые роились в зале, как пчелы на пасеке, откладывая яйца в открытых ранах. Ужас охватывал при мысли, что эти насекомые тоже представляют смертельную угрозу. Размножаясь в огромном количестве, они уничтожат тех, кто еще, быть может, остался в живых, заражая их страшными болезнями, вызывая вспышки эпидемий, с которыми некому бороться. Человек окажется беззащитным и перед этими паразитами. Только зима, когда часть насекомых умрет или впадет в спячку, может принести временное облегчение. Если, конечно, кто-нибудь доживет до зимы.
Посмотрев на Брайса, Калвер отрывисто спросил:
— Сколько крыс жило в канализационных трубах и туннелях? И сколько времени уже об этом известно?
Брайс отвел глаза, не выдержав взгляда Калвера. Он почувствовал себя виноватым, будто осуждение и гнев, которые пытался подавить в себе Калвер, были направлены против него, Брайса.
— Я не знаю, — ответил он. — Об этом не было никаких отчетов. Во всяком случае, я о них не знаю.
— Вы лжете. Они слишком большие, и их слишком много. Их нельзя было не заметить.
Брайс видел, что все остальные тоже напряженно ждут от него ответа.
— Клянусь вам... — заикаясь от волнения, сказал он. — Я ничего не знаю об этом... Конечно... какие-то слухи были...
— Какие-то слухи? — зловеще переспросил Калвер.
— Только слухи, и ничего больше. Разные истории об огромных животных, возможно бродячих собаках, которые живут в канализационных трубах. Но в эти истории никто не верил. А в отчетах говорилось лишь о том, что за последние годы в городе сильно расплодились крысы.
— Да, но речь шла об обыкновенных крысах. Только никто не поинтересовался, почему они стали бегать по городу.
— Вы... вы имеете в виду, что эти чудовища вытеснили обыкновенных крыс?
— Вполне возможно. Но вы, Брайс, правительственный чиновник, напрягите свою память. Неужели вы не знаете об исчезновении в канализационных трубах ремонтных рабочих?
— Но это всегда случалось, Калвер. Под городом сотни миль туннелей, а канализационные проходы всегда были опасны, и там всегда жили крысы, и вообще Бог знает кто там бродил по этим туннелям.
— Брайс! — нетерпеливо воскликнул Калвер.
— Что вы хотите от меня, Калвер? — Брайс тоже сорвался на крик. — Я работал в министерстве гражданской обороны. И ничего больше не знаю. Уж если кто-то знает всю правду, так это Дили.
Калвер еще какое-то время пристально смотрел на Брайса. Потом проговорил еле слышно:
— Да, конечно, Дили...
Калвер вдруг снова вспомнил, как они с Дили впервые напоролись на крыс в туннеле в тот страшный день, как он сказал об этом потерявшему зрение Дили и как тот спросил: они черные? Конечно, Дили все знал о них. Он еще тогда воскликнул в отчаянии: нет, только не сейчас. Наверное, он вспомнил в тот момент все, что ему было известно об этих мутантах.
— Ну что ж, попробуем добиться каких-то объяснений от Дили, когда вернемся в убежище, — оказал Калвер и, повернувшись к Брайсу спиной, добавил: — Давайте выйдем наконец на улицу.
Все четверо направились к выходу из зала, настороженно следя, не появится ли среди массы застывших тел черная движущаяся фигура. Несколько крысиных трупов лежало в груде тел. Больше они не увидели ничего. Однако Калвер, обернувшись к Брайсу и встретившись с ним взглядом, понял, что тот тоже заметил то, что заинтересовало его, Калвера. Но словно заключив какое-то молчаливое соглашение, они ничего не сказали о своем наблюдении Фэрбенку и Мак-Ивену.
Дождь барабанил по металлическим ступеням, маленькими струйками взлетая вверх. Шум дождя, как и все в этом мире, был неузнаваем. Это был сильный, почти яростный звук, напоминающий многократно повторенный стон.
— И небо разрушено, — сказал Фэрбенк с горечью. И они вздрогнули, все еще стоя под крышей у выхода из метро, промокнув от летящих на них капель дождя. Но последний шаг не решался сделать никто.
— Проверьте радиацию. Сначала здесь. Потом снаружи, — сказал Брайс Мак-Ивену, у которого был счетчик Гейгера.
Мак-Ивен включил висевший у него на плече счетчик, о котором совершенно забыл, настолько был потрясен всем увиденным. А ведь он собирался проверять радиацию на каждом этапе их пути. Видно, все пережитое было равносильно шоку, если он забыл о такой элементарной мере предосторожности. Счетчик заработал, и Мак-Ивен сказал:
— Все нормально. Счетчик лишь регистрирует частицы, которые всегда присутствуют в атмосфере. Пока не о чем беспокоиться.
— Ну что ж, тогда вперед. Можете принять душ, — сказал Фэрбенк в своей обычной манере.
Однако Мак-Ивен не спешил выходить на улицу. Он снял с плеча счетчик и, вытянув вперед руки, выставил его под дождь. Но тут же убрал руки обратно, будто его обожгло.
— Он теплый, дождь теплый, — взволнованно вскрикнул он, интенсивно стряхивая с рук капли, словно это была не дождевая вода, а кислота.
— Что это вы так разволновались? — сказал Брайс. — Счетчик ничего не показывает. Все в порядке.
— Тогда почему дождь теплый? — спросил Калвер у Брайса. Тот пожал плечами.
— Кто знает, какие сдвиги произошли в верхних слоях атмосферы. Может быть, холодный дождь идет сейчас где-нибудь на экваторе. — Он вдруг заговорил раздраженно, обращаясь к Калверу: — Вы спрашиваете меня обо всем таким тоном, будто я каким-то образом виноват в случившемся. Я всего-навсего скромный винтик в правительственном колесе. От меня мало что зависит. Хотя моей задачей всегда была защита человеческих жизней, а вовсе не их истребление. Именно на этой почве у меня было гораздо больше столкновений с министрами из Уайтхолла, чем вы можете себе представить. Они собирались разогнать силы гражданской обороны, и нам пришлось поднять общественное мнение, чтобы предотвратить это. Возможно, вы тоже помните этот инцидент.
Калвер не успел ничего ответить, потому что Фэрбенк, подойдя к мокрой от дождя лестнице, сказал:
— Не знаю, как вам, а мне уже просто не терпится взглянуть на это своими глазами.
Калвер криво улыбнулся, все еще не отводя взгляда от лица Брайса.
— Да. Фэрбенк, вы правы. Мы все разделяем ваше нетерпение, — сказал он и первым вышел под дождь.
Дождь был приятным, теплым, ласковым. Калвер поднял лицо вверх, закрыв глаза, будто хотел смыть с себя все то страшное, через что ему пришлось пройти. Мак-Ивен сказал правду: дождь был неестественно теплым и оттого казался живым и каким-то ненастоящим. Калвер поднимался вверх по ступеням. Остальные шли за ним. Дойдя до верхней ступеньки, он остановился, поджидая своих спутников. Выстроившись в одну шеренгу, они медленно огляделись вокруг, и их лица побледнели еще сильнее. А теплый ласковый дождь все шел и шел. Это был единственный звук, который они слышали. Вокруг стояла мертвая тишина.
Брайс упал на колени и закричал:
— Нет, нет, нет!..
