Ну и последнее. В «Росс Кредит» открыт счет на имя вашего Ордена и на него положен один миллион долларов США. Распоряжаться этим деньгами я пока поручил Станиславу Федоровичу. Это мой вклад в поддержку вашего Ордена. Примите еще раз мои искренние поздравления, господа. А теперь позвольте преподнести вам еще один подарок.
Егоров повернулся к свой спутнице:
— Ноя, на НАШЕМ острове все готово?
Улыбающаяся Ваджра, выглядящая сегодня как озорная, свойская девчонка, таинственно кивнула головой:
— Ага.
Прямо за ее спиной начала появляться открытая дверь.
Ноя переглянулась с инструкторами, и те, непонятно почему, начали ухмыляться.
Егоров очень по-свойски подмигнул строю:
— Пошли, мужики, отпразднуем это дело. Давайте, заходите взводами, парни.
Это действительно был сюрприз из сюрпризов. Когда Горе встал на песок ИХ острова, он услышал смех. Смех множества молодых женских голосов…
А через день их пятерка ушла на первый теракт…
Воспоминания Горя прервал зуммер шагомера. Он взглянул на часы, компас, а потом коротко произнес в шарик микрофона:
— Шагом. Азимут прежний.
Отбросив приятные воспоминания, заставил себя сосредоточиться на предстоящем докладе о выполнении задания. «Разбор полетов» всегда был его слабой стороной, и приготовиться к нему следовало заранее.
Их пятерку, заранее загримированную, Егоров «высадил» в предместье Киева, в Голосеево. «Акцию» они должны были совершить на следующий день. Поэтому группа, не торопясь, своим ходом, правда раздельно, добралась вначале до центра, где внимательно и долго осматривала уже вживую «свой» объект, чтобы прочувствовать его. А только потом, под вечер, взяв две пролетки, они отправились на Татарку, район в городе примечательный тем, что, как ранее полиция, так теперь и милиция нос в него старалась без особой нужды не совать.
Эту старую часть Киева посоветовал Станислав Федорович. Ухмыльнувшись и почему-то закатив мечтательно глаза, он заявил, что лучшего места в городе, если срочно надо найти временное пристанище, не найти. Там всегда можно снять на ночь комнату без лишних вопросов. И действительно, их пятерка, идя тихими улочками между старыми домами, которые были окружены золотом тихих садов, набрели на старушку, сидящую на скамеечке возле низкого покосившегося заборчика. Она смотрела подслеповатыми глазами куда-то в небо и видела в нем только одно, ведомое ей. Горе, быстро осмотревшись по сторонам, сразу перешел к делу, как советовал Нога:
— Добрый вечер, бабушка. Нам бы одну ночь переночевать. Хорошо заплатим.
Старушка перевела на них взгляд. От ее мечтательности и старческой беззащитности не осталось и следа. Перед ними сидела бандерша, ушедшая на покой:
— С вас по десять рубликов, с каждого, коршуны залетные, и ночуйте.
Горе открыл было рот, чтобы посетовать на дороговизну и сбить цену, но потом вспомнил слова подполковника:
— На Татарке не торгуйтесь. Вам там лишних вопросов задавать не будут, но за это предложат хорошо заплатить.
Поэтому он молча полез во внутренний карман и достал деньги. Старушка живо их выхватила, и они растворились в ее руке. Ну, фокусница, право…
— Пойдемте, коршуны.
И приглашающе открыла калитку за своей спиной.
Горе, глядя, как учили, вроде в сторону, но давая явно понять, что внимательно наблюдает за собеседником, тихо спросил:
— А почему коршуны, бабушка?
Женщина так же, как и он, не смотря прямо, процедила в ответ:
— Ну не соколы же. Ты в зеркало когда последний раз смотрелся, залетный? У тебя же смерть за спиной стоит и рукой твоей двигает…
Старуха вздохнула:
— Я вас навидалась таких…
Потом взглянула прямо в глаза:
— Мне до вас дела нет. Так будете ночевать или как?
Горе угрюмо кивнул головой в ответ:
— Да. Одну ночь.
И, отодвинув старуху плечом, молча пошел к дому.
Спали они вчетвером в одной комнате. Молчун тихо растворился в дворике, охраняя их сон. Рано утром, отказавшись от чая, предложенного хозяйкой, вышли из приютившего их домика, чтобы больше никогда здесь не появляться.
Молчун с утра, захватив вещи, отправился на северную окраину города, где должен был дожидаться их возвращения. А Горе, выслав остальных вперед, через два часа стоял на бывшей Думской, а теперь Советской площади перед зданием, где располагались областной и городской комитеты КП(б)У, а также облисполком. Оно и было его целью.
Краем глаза он видел, как трое из группы поддержки, готовые незамедлительно прийти на помощь, по отдельности прогуливались неподалеку, изображая праздных горожан. В горошине наушника рации раздался четкий голос Говоруна:
— Все чисто. Мы готовы.
Горе не торопясь шагнул к входу. Возле дверей стояли два милиционера, внимательно смотрящие на подошедшего. Диверсант полез во внутренний карман, достал партийный билет и развернул его. Один из милиционеров, мазнув по фотографии и лицу взглядом, проронил:
— Проходите, товарищ.
Командир группы повернул ручку массивной двери и оказался внутри помещения бывшей городской Думы. Рядом с входом находился стол, за которым сидел еще один страж порядка. Горе положил перед ним свой партбилет:
— Мне бы на прием записаться к товарищу Василенко Марку Сергеевичу, председателю облисполкома, товарищ.
Суровый милиционер молча открыл его партбилет и начал изучать. Изучал долго, не менее пяти минут. Только что на зуб не попробовал. Потом позвонил куда-то, записал номер документа в толстую книгу и процедил:
— Приемная налево по коридору, проходите, не задерживайте…
В приемной оказалось много посетителей и находился еще один милиционер. Горе, заняв очередь, скромно разместился на колченогом стуле возле пары шепчущихся мужчин. Краем уха он услышал:
— А ведь раньше тут охраны не было. Это наверно после того, как начались эти…
Почему в приемной установили добавочный пост, Горе не услышал, так как собеседники перешли на невнятный шепот. Впрочем, он и так догадался…
Просидев пару минут, Горе вдруг схватился за живот. Сделав страдальческое лицо, он кряхтя поднялся со стула и шепотом обратился к милиционеру:
— Товарищ, мне бы в уборную. Что-то прихватило. Мочи нет…
Тот, неодобрительно посмотрев на него, пробормотал:
— Вот же нашел место. Ходят тут…
Но, увидев искривленное страданием лицо, смилостивился:
— Ладно, иди за мной.
Доведя страдальца до туалета, небрежно указал на дверь:
— Только быстро давай.
Горе, понимающе кивнув головой, скривив лицо, зашел и быстро осмотрел кабинки. В туалете никого
