— Какая там нормальная, вы что?! Она вторая половина этого медведя ревущего. Сама по себе, может, и нормальная женщина, но ему ни в чем не противится, даже если он не знаю что отмочит! Невозможно, чтобы она знала и ему не сказала. Вы не думайте, ему такое тоже в башку приходило, я много чего слышала, орал на нее диким голосом: «Сию минуту выкладывай, где эта паскуда! Ты должна знать, где она скрывается!». А мать клянется спасением души — не знает она, и плачет, плачет, аж жалко ее становится. А он свое знай гнет. Так что Эва правильно сделала, не сказав даже матери.
Да я и сама так думала.
—А раз был такой случай… — Не очень уверенно продолжила сплетница, видимо еще не решив, стоит ли говорить. Но не выдержала. — Похоже, Эве жаль было мать, и она позвонила. Мол, все в порядке, жива, здорова. И все.
— И что?
— А вы как думаете? Все из нее вытянул об этом звонке. Откуда звонила, по сотовому или обычному, и что там попутно было слышно в телефоне, ну все, до самой малости! Ему бы пыталыциком в инквизицию! Говорю вам, она от него ничего не в состоянии скрыть. Двадцать лет я все это слушаю, и всегда так было.
— Какая жалость. Очень огорчится моя приятельница. Я надеялась что?нибудь узнать об Эве по старому адресу. И ничего. Моя приятельница только этот адрес и помнит.
— А этот хахаль… Я даже знаю, кто он, — вдруг заявила пани Вишневская, не слушая меня. — Такая у него лестничная фамилия… сейчас… перила… поручни… Вот! Поренч он! Флориан Поренч. Раз я слышала, как соседка вышла за ним на лестничную клетку и крикнула вслед ему: «Пан Поренч, муж просит передать вам, чтобы вы о той бумаге не забыли!» Поренч, значит. Я сначала было подумала, что она и в самом деле что?то хочет ему сказать о лестничных перилах, потому как у них там перила были расхлябанные, легко поранить руку. Но сразу поняла — не то. А что он Флориан, так узнать проще простого. Когда он к ним приходил, этот медведь на весь дом рычал, только и слышно: «Флорек» да «Флорек».
Дрогнуло сердце. Флориан Поренч? С трудом верится. Неужто тот самый? Память моя еще не совсем пробудилось, но смутно припомнилось… Да, и имя и фамилия совпадают. Теперь я по крайней мере знала, где искать и кого расспрашивать…
К счастью, пани Вишневская не делала попыток угостить меня чаем, кофе и черствым печеньем, однако поток ее излияний продолжал стремительно нестись вперед. Я вслушалась. Вот промелькнуло имя настоящего мужа Эвы и быстро исчезло на горизонте. Почему?то сплетница нашла лишним остановить на нем мое внимание. Кажется, замужество было коротким и пани Вишневская не очень в него верила. К сожалению, она в основном повторялась, со злобной мстительностью на все лады расписывая главное действующее лицо. Видно, Эвин папочка и в самом деле был неординарной фигурой, раз заполонил все сознание жёлчной бабы, так что она даже такой благодатной теме, как моральное падение блудной дочери, и ее сожительству без благословения ксендза не посвятила должного внимания. А ведь такие особы больше всего любят клубничку, к тому же она и в нормальном замужестве Эвы не была уверена. Из дому сбежала, связалась с мужчиной, от родителей отказалась — вон сколько всего. Но для Вишневской Эва была лишь маленьким эпизодом, все затмил папочка.
Наконец я с облегчением попрощалась. Вся моя добыча сводилась к одному имени — Флориан Поренч.
Уже с порога Магда возбужденно принялась докладывать о результатах своих поисков.
— Знаешь, Иоанна, от этого дела такая идет вонь, ну прямо как от сортира при коммунизме! И я подумываю, нс стоит ли тебе самой подключиться к нему при твоих криминалистических способностях, у меня?то их нет, у меня стремления совсем другого рода. Такая пошла потеха, что и не знаю, чем кончится.
Я успокоила ее — это ненадолго, кончится скоро — и поинтересовалась, что будем пить.
— Вино! Я специально приехала на такси. Только вчера вернулась, не мешало бы обмыть расставание с моим Десперадо. Обычно у тебя хорошее вино, а как сейчас?
— Как всегда, хорошее. Такое приятное и незверское — пьется с удовольствием. А на закуску паштетики с маслинами.
— Супер! А то я уже пожалела, что не привезла колбасы, чтобы поджарить ее в камине. Хотя сейчас какой камин? Тепло ведь.
— Правильно. Это во–первых. Во–вторых, камин требует внимания, а у нас с тобой, насколько я понимаю, грандиозная афера, так что не стоит отвлекаться. Колбасой займемся в следующий раз, при третьем трупе.
Магда резко обернулась.
— О! Так ты уже знаешь?
Я принялась откупоривать бутылку штопором.
— Знаю, — пыхтя, ответила я гостье. — Евгениуш Држончек. И чуть ли не у меня на глазах.
— Но это не ты?..
— Вот еще! Он меня только смешил, а это не причина и даже не повод. И для мотива слишком мало.
— Ты права, на него не стоило тратить силы. А откуда ты об этом вообще знаешь? Если не ошибаюсь, об этом еще не писали, все раздумывают над формой и содержанием, а если серьезно, говорят, менты потребовали пока не сообщать в печати. Так каким образом тебе удалось узнать раньше? Ведь только вчера…
Я коротко рассказала ей обо всем и достала рюмки. Магда плюхнулась в кресло, чрезвычайно заинтересованная и очень встревоженная.
— А откуда возьмется третий труп? И кто это будет?
— Понятия не имею, но очень надеюсь, что уж кто?нибудь постарается. Следующий из той же отрасли. Пока они лишились крупной шишки и мелкого примитива, может, теперь окажется нечто среднее… А ты кончай тянуть и говори, что с кассетами? Я вся извелась от нетерпения.
— Погоди, погоди, ведь это такая сенсация! Ты и в самом деле считаешь, что мотив кроется в их творчестве?
— А ты сомневаешься? Любишь классиков? Теккерея читаешь?
— С наслаждением!
— Ну, тогда представь, что на роль Ребекки Шерп Вайхенманн выбрал бы тебя.
Магда подавилась паштетиком и чуть не облилась вином. Как известно, Ребекка Шерп была худенькой, маленькой блондинкой, Магда же являлась воплощением статных, я бы сказала — монументальных красавиц. Высокая, черноволосая, темноглазая она бы могла служить моделью Фидию, Праксителю, даже Микеланджело, хотя, чтобы понравиться последнему, ей пришлось бы малость пополнеть.
— Так я же не актриса.
— Ну и что? Это не имеет никакого значения. Подходишь ему — и этого достаточно. Хорошо, что по «Ярмарке тщеславия» сделан кинофильм, и я, к счастью, не знаю режиссера, а то, если бы того режиссера кто?нибудь пришил, опять стали бы приписывать мне…
— А его почему?
— Да боюсь, я слишком много кричала, что в экранизации беременность длилась три месяца.
— Не смеши меня! Я не видела экранизации, к сожалению…
— И не жалей, ничего не потеряла, хотя такая физиологическая аномалия стоит того, чтобы взглянуть на нее. Как известно, возвращение Наполеона продолжалось сто дней, то есть три месяца с небольшим, и ровно столько же длилась беременность. Хуже того, Амелия вообще выходит за Джорджа незадолго до битвы при Ватерлоо, Ребекка могла, конечно, постараться забеременеть раньше, но этого никто не заметил, так что обе рожают одновременно, сразу после победы. Можно сказать, в военной суматохе. Знаешь, мне от этого нехорошо делается.
— Мне тоже. Трудно поверить. А ты не ошибаешься?
— Я даже записала на пленку, но, кажется, стерла запись. Так что с кассетами Марш? Отчего афера?
