пластинки, магнитофонные и прочие пленки, часть из них по причине брака, а часть — секретные материалы, которые нельзя показывать публике, поддельные договоры, заснятые неудачные сцены, компрометирующие высокие особы, в том числе и сцены наказания — в общем, целые метры и даже километры пленки, готовые фильмы, запрещенные цензурой. Столько потрачено денег!
Полицейского больше всего заинтересовали заснятые сцены наказания — такая ужу него профессия, — но он пересилил себя и проявил особое внимание к тому, что требовалось для расследования преступления.
— А то, что при вас поступило, вы записывали?
— А как же!
— В какую?нибудь тетрадь или заносили в компьютер?
Пани Данута ответила с запинкой.
— По–разному. Если вещь не слишком постыдная, такая, что надо только переждать… знаете, ведь всякое случается… то я, как вы догадались, вводила ее в компьютер, но такой… не подключенный к Интернету… На всякий случай, если что случится, чтоб на меня не сваливали. А остальное в тетрадь, в алфавитном порядке, в одном экземпляре… Оригиналы или копии как пришли, так и лежат.
Комиссара очень заинтересовала эта тетрадь, хотя сначала он подумывал о просмотре пробных компрометирующих снимков. Однако комиссар был человеком ответственным, поборов чисто личное любопытство и желание немного развлечься, он потребовал заветную тетрадь.
И они с архивисткой взялись за работу.
Не придумав ничего умнее, я поехала на улицу Винни–Пуха.
Я когда?то уже была на этой улице, приезжала к женщине, но какой — насмерть забыла. Не помнила и того, кто меня к этой женщине привел, все перебила очень неприятная дискуссия с какой?то протезисткой. Так она меня тогда разозлила, эта зубная врачиха, что даже сейчас мурашки пошли по телу при одном воспоминании. А тогда она уперлась, что медицина абсолютно не в состоянии сделать то, что я от нее, дантистки, требовала. А как же не в состоянии, когда я своими глазами видела, как именно эту штуку в моем присутствии изготовили одной моей знакомой и та уверяла, что все замечательно. Я с трудом удержалась от просьбы укусить меня новыми зубами, чтобы лично проверить качество ее протеза, моя знакомая с радостью сообщила мне, встретившись через четыре года, что до сих пор у нее во рту всё в порядке.
Так кто же привел меня к этой недоделанной стоматологше?
Уже одетая, в курточке и туфлях, я вернулась к письменному столу и стала перелистывать свою записную книгу–календарь. Вроде бы та моя знакомая была на букву «К». И наверняка как?то связана с медициной, не обязательно со стоматологией.
На «к»
Припарковаться я смогла лишь на Свентокшистской, то есть на другом конце Винни–Пуха, но ничего, улица Винни–Пуха совсем короткая. Тут вспомнила, что в последние годы все завели себе домофоны, — не имея ключа, в запертый подъезд не войдешь. По домофону надо позвонить в квартиру, и ее хозяин тебе откроет дверь подъезда, а что я скажу снизу незнакомому человеку? Если Эвы не будет? Какой у нее номер дома?
Кшися Годлевская живет в этом доме на третьем этаже, Мартуся говорила, что Эва с идиотом Поренчем живут на втором этаже, значит, следующий подъезд. Рискну!
Рисковать не пришлось, мне повезло. Передо мной раскрылась дверь подъезда, и из нее выбежал мальчишка школьного возраста с целлофановой сумкой в руке и пачкой картонных папок под мышкой. Одна из них упала в дверях, он попятился, чтобы поднять ее. И я, воспользовавшись случаем, прошла в подъезд, мило улыбнувшись пареньку и порадовавшись, что выбежал мальчик, а не девочка. Те более любопытные, девчонка стала бы непременно расспрашивать, к кому я иду, а мальчишке это было до лампочки.
На втором этаже три двери, вопрос — какая из них мне нужна. Уже давно ушли в прошлое таблички с фамилиями жильцов, как и их визитные карточки, приколотые кнопками к двери, хорошо хоть, что номера квартир остались. Номер двадцать восемь или двадцать девять, одна из них Поренча, вторая Эвы. Какая именно? Ладно, начну с той, что ближе.
И принялась названивать в квартиру двадцать девять. Долго слышала приятный звук звонка, но никто не открывал. Осталась другая возможность, не дай бог, наткнусь на Поренча. Как с ним заговорить? Одна надежда — меня он не помнит или вообще не узнает. И тоже долго звонила, хотела уже прекратить, как в квартире послышался какой?то шум и в «глазке» что?то мигнуло, щелкнул замок. Без глупых вопросов обитатель квартиры приоткрыл дверь — не слишком широко, но достаточно, чтобы я могла рассмотреть его. Какой?то совершенно незнакомый мне высокий и крупный мужчина, совсем на Поренча не похожий, намного выше и толще его.
Одетый в теплый пушистый халат, горло забинтовано и сверху еще замотано шарфом — наверное, ангина. Не хватало еще больного из постели вытащить!
Так и есть. Незнакомец недоброжелательно прохрипел:
— Вы к кому?
Тут я вдруг заметила, что из?под домашнего халата торчала не ночная пижама, а нормальные брюки, а на ногах — не растоптанные домашние тапки, а опять же нормальные ботинки, причем обувь солидная, уличная. Что же, он в этой одежде лежал в постели? И волосы как?то так растрепаны, словно специально. Подозрительно все это, ну да ладно.
— Извините, здесь живет пани Эва Седляк? — вежливо спросила я.
— Нет, — коротко ответил тип.
Неразговорчивый… Пришлось ретироваться.
— А, значит, она живет рядом, — протянула я, извинилась и спросила, не знает ли он, когда я могу застать нужную мне особу?
— Нет.
— А вообще она в Варшаве? Не уехала?
— Не знаю. Я с соседями не знаком.
Тут я пожалела, что не захватила с собой книги с фотографией Эвы на суперобложке.
— А вообще видели кого?нибудь из соседей?
— Нет. Я редко выхожу. Я болен. Болезнь заразная.
— Ничего страшного, меня зараза не берет, — успокоила я больного, но все же оставила его в покое. К тому же от него пахло чем?то непонятным и странным.
Отделавшись от меня, этот неприятный тип поспешил снова запереть дверь.
Спускаясь по лестнице, я с грустью подумала о том, что как?то не везет мне в последнее время, то и дело натыкаюсь на людей, испытывающих ко мне явную антипатию. Норму, что ли, какую?то выполняю? Хорошо еще, что и они мне не нравятся, вот этот больной будет, пожалуй, еще неприятнее того молодого человека с улицы Чечота.
Медленно направляясь к машине, я вдруг решила пока отсюда не уезжать. Сама не знаю почему. Ведь ничего абсолютно не узнала, ну подозрительным показался этот заразный тип, и что из этого? Надо было заглянуть в почтовые ящики интересующих меня квартир, пустые они или в них есть корреспонденция? Надо было отловить еще какого?нибудь соседа без ангины и вообще поговорить с нормальным человеком. О, Кшися Годлевская!
Я неподвижно сидела за рулем своей машины и пыталась поймать за хвост мелькнувшее в голове воспоминание. Что?то такое уже было в моей жизни, ну прямо дежавю какое?то! Где?то в закоулках памяти промелькнула картина, очень похожая на ту, что я видела пару минут назад. Дверь квартиры, в которую я нахально стучала, открыл мужчина, нормально одетый и вполне здоровый, скорее всего гость, потому что за ним, в глубине комнаты, я видела, безо всякого сомнения, хозяина, в халате и компрессе на шее, а потом оказалось, что это были два мошенника, которые с легкостью обвели меня вокруг пальца и задурили голову.
