либерийским флажком. Крейзибулл все еще сжимал его, думаю, это была конвульсия. Боевик тихо стонал. Ему не повезло. А Журавлеву наоборот. Его выбросило из кузова, и он отделался сильным ушибом, впрочем, неопасным.
— Они журналисты, это правда! — закричал человек в синем бронежилете, подбегая к нам. На голове у него была потертая кевларовая каска с буквами «TV press». Из-под каски выглядывало черное круглое лицо с двойным подбородком. Десятки цепких рук продолжали держать нас за грязные майки. Наверняка не все из них были осведомлены о покушении на одного из лидеров герильи. А, значит, мы для них были перебежчиками. Да еще белыми. Что подтверждало легенду о белых наемниках, усердно размножаемую обеими сторонами этого конфликта.
— Эй, парни, они и впрямь журналисты! — повторил человек в синем бронежилете. — Я их знаю!
«Быстро отсюда,» — шепнул он нам, как только солдаты отпустили нас. Они было переключились на наш пикап, пытаясь извлечь из него Я оглянулся назад. Жалко было перстень, чего и говорить. Я подбежал к машине. В суете никто не заметил, как я снял с черной руки золото с бриллиантом. Теперь мой кандагарский подарок снова был у меня.
— Назад! — крикнул мне человек в синем бронежилете. Он видел то, чего не видел ни я, ни солдаты, возившиеся с пикапом. Я среагировал быстрее и с ускорением чемпиона по бегу понесся прочь от машины. Через секунду я услышал взрыв за своей спиной, и ударной волной меня подняло вверх. В общем, на противоположный берег я, в конце концов, попал по воздуху. По перевернутой машине боевики стреляли из гранатометов. Пикап, лежащий на боку, был прекрасной целью.
— Я Джимми Мангу! — пожал мне руку парень в бронежилете.
— Он из Ройтерс, — добавил Сергей, осматривая свою камеру. Он, видимо, остался доволен осмотром, потому что улыбнулся и хлопнул Джимми по спине. — С меня виски!
— Ящик, Серж, не меньше! — хохотнул Джимми. Сразу видно, эти двое были знакомы. Хотя и не нравятся мне журналисты, но правды ради следует признать: друг друга они выручают чаще, чем мы, бизнесмены. Впрочем, наш бизнес особого свойства.
С этой стороны все было примерно так же, как и с той. Суета. Ящики с боеприпасами. Солдаты среднего и старшего школьного возраста. И ковер отстрелянных гильз, покрывающий почти все прилегающее к мосту пространство. Мы сидели прямо на асфальте, у стены двухэтажного дома и — спасибо, Джим! — пили теплый спрайт из железных банок.
— Ну, как там у повстанцев, Серж? — спрашивал Джимми коллегу. — Что сумел отснять?
— Почти ничего, — уклончиво сказал Журавлев. — Мы ведь у них были в заложниках.
— А как ты там оказался? — продолжал допрашивать Мангу. — Тебя же вроде посадили?
— Ну, знаешь, одни посадили, другие выпустили.
И Сергей в общих чертах изложил нашу историю, обойдя стороной разгрузку в Ганте. И пластиковую бутылку, которой он запустил в охранника.
— А этот боевик в пикапе, не помню, как его звали, — и тут Сергей зачем-то соврал. — Он нам сразу сообщил, что хочет рвануть в Монровию, ну, мы с Энди к нему на хвост и упали. Только нам он ни хрена не сказал о том, что собирается завалить Симбу?
— Завалить Симбу? Он в него стрелял?! — возбудился Джимми.
— Наповал, — и Сергей сделал характерный жест, мол, Симбе конец. — А ты разве не видел?
— Да нет, там у вас была сплошная беготня, стрельба, — вздохнул Джим. — Я видел, что стреляют, а в кого, что, как, не понял.
Он помолчал и украдкой добавил:
— Но, ты знаешь, здесь об этом, похоже, знали. Они сегодня стянули сюда половину армии. А утром приезжал лимузин Тайлера. Не знаю, кто там был внутри. Стекла у него, понимаешь, тонированные.
— Послушай, Джим, — перебил его Сергей. — У тебя есть телефон? Нужно срочно позвонить своим.
— Не вопрос, — улыбнулся приветливый толстяк. И протянул Сергею спутниковый телефон.
Журавлев вскочил и отошел от нас в сторону, туда, где трескотня выстрелов была слышна чуть меньше. Ну, а нам от них не было вреда. К шуму мы привыкли, а достать они нас не могли. Дом надежно отгораживал нас от линии фронта.
— Энди? Тебя так, кажется, зовут? — переспросил Джимми.
Я кивнул.
— Слушай, Энди, вы точно там ничего не отсняли? А то я могу поменяться. Мое видео в обмен на ваше.
Любопытно. Он принимает меня за журналиста. Ну, что ж, это хорошо.
— Ладно, — подмигнул я парню. — поговорю с Сергеем, может, он и отдаст. Сам понимаешь, эксклюзив.
Волшебное слово подействовало. Джимми понимающе кивнул в ответ и замолчал. Я неторопливо допивал свой спрайт, когда появился Сергей и вернул хозяину телефон.
— Дай-ка и я сделаю звонок, — обнаглев, попросил я черного парня. Он протянул мне телефон. На табло остался набор цифр, начинавшийся с кода +7. И дальше шел московский номер. Я автоматически пролистал оперативную память телефона. Предыдущий звонок был сделан по номеру с кодом +1. Звонили в Америку. Дальше шли местные номера. Я хотел было позвонить Маргарет. Но случайно нажал на клавишу «Звонок». «Я же просил не звонить дважды с одного и того же номера,» — услышал я в трубке недовольный голос незнакомого американца. — «Больше не буду это повторять!» Ничего не ответив, я сбросил вызов. Похоже, я слегка подставил Джимми. Потом я набрал Маргарет. В динамике послышались унылые длинные гудки. Я терпеливо насчитал четырнадцать и снова нажал клавишу сброса. Нужно было сделать еще один звонок, в Дубай. Но я подумал, что разговор с Петровичем будет долгий. И не стал ему звонить.
— Ну, что, Джимми, — улыбнулся Журавлев, допив свой спрайт. — Пошли пожрем где-нибудь, пока солдаты воюют.
— Ты что, Серж, с ума сошел, — пальцем покрутил у виска Мангу.
Мы удивленно переглянулись. Что он имеет в виду?
— Ребята, вы, что, не знаете? — чуть ли не крикнул Джим.
«Нет», — одновременно замотали мы оба.
— В городе нет нормальной еды. Люди едят кошек и собак. Это, — он указал на пустые жестянки, — была гуманитарная помощь.
Мы с трудом вникали в сказанное.
— Боевики перекрыли все дороги в город. Это блокада, — округлив и без того круглые глаза, твердил Мангу. — Это голод.
— То есть, как «блокада» ? Как у нас в Ленинграде?
— Не знаю, что там у вас, в Ленинграде, парни, но это не у вас. Это Монровия.
— Знаешь что, Джимми, — зло сказал я упитанному журналисту, — дай Бог вам не увидеть Ленинград! А ваш либерийский голод мы как-нибудь переживем. Ты, я вижу, не похудел?
Джимми не обиделся и вздохнул.
— Не похудел. Хотя, поверь, третий день ничего не жру. Только спрайт этот гребаный пью.
— Ну, парень, — говорю, — надо себя заставлять!
Шутке рассмеялся только Сергей. Джим ее не понял. Только заметил ворчливо «Those crazy Russians!» и, кряхтя, поднял себя над асфальтом.
Мимо нас, вдоль по улице, четверо солдат пронесли раненого парня в дырявых джинсах. Ранение было серьезным. За солдатами тянулась кровавая дорожка. Кровь, не останавливаясь, сбегала по спине прямо в задний карман джинсов и оттуда быстрыми каплями падала на асфальт. Вся задняя часть штанов была в пятнах грязно-бурого цвета. Солдаты, такие же подростки, как и раненый, старались не измазаться в кровь. Они с четырех сторон держали своего товарища на вытянутых руках и семенили худыми ногами в рваных кроссовках. Автоматы им очень мешали, били прикладами по лодыжкам. Раненый не издавал ни звука.
— Theirs not to reason why, theirs but to do and die, — тихо продекламировал Сергей.
— Что это? — спросил его Джимми.
— Альфред, сэр Тэннисон. Английская классическая литература.
