сопровождающие. Я подошел к ним и объяснил ситуацию. Я, мол, здесь неофициально, и моя подпись не должна фигурировать ни в одном документе. Старший кивнул, что-то сказал остальным на гортанном языке племени Гио. Те почему-то засмеялись.
— Иваныч, давай быстрее, мне гвинейцы закроют коридор, — торопил Арам. Он уже запустил двигатели, и лопасти начали вращаться, сначала справа по борту, а потом слева.
Начальник черных коммандос повернул ко мне голову.
— Подписывайте, Эндрю, это совершенно не имеет значения.
— Как не имеет? Из-за этой бумажки меня арестуют в любой стране, кроме вашей.
— Поверьте, для Вас это совершенно безопасно, — настаивал чернокожий. — Эту бумажку никто, кроме Вас не увидит.
— Тогда почему Вы не хотите подписать? — язвительно переспросил я этого парня. Он продолжал улыбаться, кажется, что-то издевательское появилось в его улыбке.
— Я? Ну, что ж, могу и я.
Он поднялся на борт через открытую рампу и вскоре вернулся своей расслабленной, чуть подпрыгивающей походкой. Как только он поравнялся со мной, он махнул командиру экипажа. «Взлетай.» Рампа закрылась. Левочкин задвинул свою форточку, и трудяга «Ан», заурчав еще сильнее, двинулся в сторону взлетно-посадочной полосы. «Борт» не стал дожидаться разрешения диспетчера, да в этом и не было нужды, во время войны здесь летали все, кто хочет и как хочет. Я стоял на бетонке и смотрел вслед самолету. Что-то мне не давало уйти отсюда, заняться симпатичной Маргарет или же хотя бы постоять под вентилятором в прохладной диспетчерской. Я стоял и смотрел, и мои охранники-коммандос тоже смотрели. Потом старший вернулся к ящикам со «стрелами» и стал его распаковывать. Чего тут особенного? Заказчик осматривает товар, да и все. Африканец развернул упаковку и стал шарить в контейнере в поисках рукоятки.
На той стороне полосы Левочкин разворачивал свой самолет в нашу сторону. «Будет взлетать против ветра,» — подумалось мне.
Черный коммандо пристегнул рукоятку и откинул пластиковый прицел. «Ан» постоял немного, а затем принялся набирать скорость.
Молчаливый африканец перевел устройство в боевое положение.
Колеса самолета тяжело оторвались от бетона, и воздушный грузовик стал набирать высоту.
Предводитель моих охранников широко расставил ноги и вскинул «стрелу» на плечо.
Самолет лег на левое крыло и стал делать круг над Сприггсом.
И тут я услышал характерный писк, он означал, что головка ракеты произвела захват. Ну, не мог я поверить, что он это сделает! Да, в боевых условиях именно так и проверяют русский стингер — если ракета сделала захват, значит, агрегат исправен. Но на спуск же во время проверки не нажимают. «С короткой дистанции, ведь так?» — ухмыльнулся коммандо и черный палец нажал на спусковой крючок. С каким-то сухим шипением ракета вылетела из пластиковой трубы и, оставляя за собой белый след отработанных химикатов, помчалась в сторону Левочкина.
Полет смертоносной сигары длился всего несколько секунд. За это время произошло многое. Сергей схватил свою камеру и принялся снимать эту сцену. Маргарет что-то заорала — то ли мне, то ли черному уроду в бронежилете. Я успел подумать, что ракета летит как-то некрасиво, занося зад, как заднеприводная машина на льду. Левочкин тоже успел заметить ракету. Он стал отстреливать тепловые ловушки, но они у него тоже были неисправны и лишь шипели, как мокрые бенгальские огни. Ракета попала в правый двигатель, причем, казалось, что она просто вошла в него мягко, как нож входит в масло, а потом куда-то в сторону развернулся винт и отделился от крыла, двигатель разлетелся вдребезги, и самолет закувыркался вокруг своей оси.
Взрыв я услышал после. Но нет, не должно быть так, до самолета чуть больше километра. Просто мое сознание дофантазировало, дорисовало за секунду до взрыва то, что произойдет после, и эти две реальности — одна у меня в голове, другая в небе над Сприггсом — наложились одна на другую.
«Ан», казалось, падает, как бадминтонный воланчик — резко вниз и почему-то вращаясь. В этом вращении от него отделялись какие-то неразличимые отсюда предметы. Я успел заметить сорванную рампу и с ужасом подумал, что увижу, как оттуда посыплются люди. Но этого не произошло, самолет упал в заросли невысоких, но очень густых деревьев, и оттуда над ними поднялся черный столб дыма. И снова с запозданием звук взрыва, теперь более гулкий. Конечно же, если бы на борту был мой груз, то рвануло куда бы сильнее, но Левочкин шел назад пустой, без боеприпасов. Там не могло ничего взорваться, кроме топлива. Все это длилось целую африканскую вечность, а закончилось за считанные секунды.
— Хороший товар, — сказал убийца трех пилотов. Президент будет Вам благодарен.
И он протянул мне свою широкую ладонь. Ничего особенного, обычная либерийская лапа, черная с внешней и желтоватая с внутренней стороны. Я хотел было отказаться от рукопожатия (хотел, честное слово!), но моя рука сама пошла навстречу его руке. А негодяй Левочкин догорал где-то в километре от меня.
Арам и его двое людей, конечно, были подонками, и по образу мысли, и по образу жизни. Но это еще не повод для того, чтобы забирать эту жизнь. Их ждали дома люди, которые любили их, ни за что, а просто так, потому что они были родными и желанными. От их добычи, вырванной из горла конкурентов, заказчиков и работодателей, кормились десятки людей в Крыму или где-нибудь еще. И теперь волей этого черного отморозка у них не будет хлеба. А там, на Родине, скажут по телевидению, что в Африке исчез экипаж очередного русского «ана». Произойдет это через несколько дней, в лучшем случае. Расследования никто проводить не будет, кроме формального, которое будет закончено усилиями местных чиновников. Вывод будет однозначным — человеческий фактор. На самом деле, «человеческий фактор» стоял рядом со мной и даже и не морщился, глядя на дым над местом падения самолета. Он будет продолжать вкусно есть, сладко пить, долго любить и зверски убивать. В общем, жить. В отличие от Арама и его людей.
А Сергей в этот момент уже выезжал из аэродрома на машине Маргарет. Он запрыгнул на водительское сидение и рванул с места так, что ему позавидовал бы и Шумахер. Он, видимо, знал то место, куда должен был упасть самолет Левочкина. Маргарет даже и не повернула голову вслед уезжающей машине. Ее полуоткрытые губы словно остановились, так и не позволив сорваться с них очередному ругательству в адрес земляка, но она вдруг замерла, глядя в сторону упавшего. Тут из диспетчерской выбежали люди и стали спрашивать, что случилось над Сприггсом. Девушка, не отвечая на их вопросы, повернулась ко мне и сказала:
— В этом Вы виноваты.
У меня не хватало сил и слов на возражения. Я хотел побыстрее уехать отсюда, мысли в моей голове крутились так же хаотично, как в синем небе сбитый только что «ан».
Так вот, Сергей прыгнул в кабриолет Маргарет и умчался в неизвестном направлении. Девушка оставила ключи в замке зажигания. Она была уверена, что на аэродроме с ее машиной ничего не случится. Глупая уверенность, однако, и это стало еще одним подтверждением того, что в Монровии надо постоянно ждать каких-нибудь неприятностей. Но Маргарет даже не обернулась в сторону своей уезжающей машины. Она стояла, глядя в ту сторону, откуда поднимался черный дым. Черный, маслянистый, неторопливый, с тяжелыми клубами. «Ан» был пустой. Когда горят боеприпасы или взрывчатка, самолет взрывается как-то весело, с осколками, летящими во все стороны, а дым над местом падения вырастает грибом особенно быстро, причем, он, скорее серый и прозрачный. И какой-то суетливый, если можно так сказать, словно торопится без остатка спалить поверженное творение гения авиаконструирования. Чаще всего бывает так, что фамилия этого гения Антонов.
Маргарет явно была в шоке. Я подошел и обнял ее за плечи, а она выскользнула и тихо опустилась на корточки. Так она просидела несколько секунд молча, а потом тихо завыла, совсем, как бездомная собака. Она подняла на меня свои влажные черные глаза, не переставая выть, и от этого сходство с собакой еще больше усилилось. Большая побитая бездомная африканская собака. Такую животинку лечить надо домашним теплом. Надо отвести ее домой, вот что решил я, и она перестанет скулить.
— Отвезешь? — спросил я у охранника-убийцы как можно спокойнее.
Но тот уже сидел вместе с остальными в своей машине. Он захлопнул дверцу «дефендера».
— Извините, сэр, у нас появилось срочное дело.
Джип резко газонул, и машина помчалась в сторону ворот, туда, куда только что уехал белый
