– Тогда до встречи, у тебя буду к полудню.
Вера просидела еще какое-то время на подоконнике. Она любила так делать, потому что в эти минуты чувствовала свою невесомость, свободу. Часам к трем ночи Широкова отправилась в постель, уснула сразу, без оглядки и снов, просто тихо и глубоко провалилась в небытие.
Как и обещала, Щеглова явилась во вторник и в указанное время. При ней были все необходимые атрибуты: бутылка коньяка, пакет с продуктами из ближайшего супермаркета в левой руке и большая, почти в ее рост, физическая карта мира в правой. Они даже поздоровались не сразу, а некоторое время помолчали, глядя друг другу в глаза. Штаб-квартиру для обсуждения ближайших стратегических планов, а также тактик для их реализации было решено устроить в гостиной, а не в кухне. Поэтому все необходимое – коньяк и рюмки к нему, а так же закуска расположились на черном маленьком столике, почему-то именуемом «журнальным».
– Начинай все по порядку, – строгим тоном отдала указание Щеглова.
– Ларчик, даже не знаю, как сказать…
– Слушай, слушай, я, конечно, многое могу понять без слов, но… я же все-таки не телепат! Давай, рассказывай, как есть.
– Начинаю с главного. Ко мне в дверь постучали. Заметь, именно постучали, а не позвонили. А так делал…
– Помню, помню – твой японский гений от физики.
– Да. И это меня удивило, – Вера сидела в кресле как обычно, поджав ноги, и выглядела так, словно пыталась вся собраться в клубок, сконцентрироваться. Она последовательно рассказала о полученном конверте.
– Интересное дело разворачивается, Верунька. А причем здесь география-матушка?
– Ты не дослушала. Среди прочих документов были те, которые напоминают контурные карты, помнишь, как на школьных уроках? Вот я и подумала, что нужно подробнее разобраться.
– А больше там ничего не было? Письма, например?..
– Было. С теми же высокопарными и идеалистическими напутствиями и надеждами. Впрочем, Мичи искренне такой. Надеюсь, ты меня поймешь, почему я хочу дать ход его идеям.
– Понимаю, понимаю. Продолжить, увековечить.
Они снова замолчали. Щеглова смотрела пристальным взглядом пронзительных зеленых глаз и, к счастью, признаков безумия у подруги не обнаруживала.
– Сейчас я покажу тебе эту странную папку. Мне нужно понять, по какому признаку отмечены точки на картах, какие могут быть между ними взаимосвязи. – Широкова приободрилась, в глазах блеснул интерес. Она встала и направилась к длинному, во всю стену, книжному шкафу. Не дойдя до него, она споткнулась и неловко ударилась.
– Ой, осторожнее! Осторожнее!
Вера скривила гримасу, скорее обиженную, нежели отражающую боль.
– Это я вчера не убрала на полку книгу, после того, как почитала. А зря. – Она подхватила научные труды, собираясь вернуть на место.
– Подожди, подожди! Это кто на пути попался? Надо же, Дмитрий Дмитриевич Иваненко! Ох, Широкова, не думала, что нас с тобой будет один мужчина интересовать.
– Ларчик, ты что имеешь в виду? – Вера недоумевающе переводила взгляд с книги на подругу.
– Как я тебе сказала, я была в Питере. Общалась с ребятами из арктической экспедиции. Они рассказали мне много интересного. Например, – Щеглова кивнула в сторону научных трудов, – об одной интересной теории, которую выдвинул физик Иваненко. Вернее, все началось с немецкого геофизика по имени Отто, а вот фамилию запамятовала. Сейчас просто увидела фамилию человека, о котором недавно была речь, вот и вспомнила.
– И в чем суть?
Вера снова сидела в кресле с интересной и злополучной книгой на коленях, потирая большой палец на ноге, которому, собственно, и досталось.
– Всех сейчас не припомню, много физиков и геологов согласны с теорией расширяющейся Земли. Правда, и противников у них не мало. Суть в том, что ядро Земли, от которого нас, на минуточку, отделяет тысяч пять километров, и оно стремится расшириться. Кстати, геофизик Эдьед считал, что ядро представляет собой остаток сверхплотного звездного вещества. Ну, это уже твоя астрофизическая вотчина, дорогая. Да, так вот, суть теории в том, что когда-то Земля практически не имела ни океанов, ни морей, а все материки были сомкнуты вместе, а не разбросаны по свету. Короче, был такой плотненький и тяжелый шарик Земля. А потом начал расти, стал чуть легче, но объемнее.
– Я, конечно, в курсе этой теории. Могу продолжить список ученых, кому мысли об этом не давали покоя. Но ты заострила свое внимание на Иваненко.
– Просто он попался под руку, в смысле под ногу.
– Там есть одна интересная закавыка: если в те незапамятные времена…
– А именно в девонском периоде.
– Ага. Если в этом самом периоде Земля была меньше, то получается, что продолжительность суток сейчас и тогда должны различаться. Но доказать это не смогли. Напротив, говорят, сутки были такими же по продолжительности. И в этом получается нестыковка.
– А я думаю, что «все в мире относительно». Может быть, по продолжительности они были и такими же, но кто может знать, какие еще факторы влияли на течение времени той древней скомпонованной Земли?! Как знать, может в этой истории есть неучтенные данные. А узнаем мы когда-нибудь о них или нет – вопрос риторический. В конце концов, действовали же физические законы там по-другому, может, обитатели той самой Земли могли значительно быстрее перемещаться, сокращая время для своих передвижений.
На столе красовалась пузатая бутылка с тонким горлом, наполненная крепким янтарным напитком хорошего качества и приличной выдержки. На тарелке с овощами почти ничего не осталось, а блюдо с сырокопченой колбасой «дало течь». От жары сало растаяло и расплывалось по золотым ободкам фарфоровой тарелки. Наполнив рюмки, Щеглова предложила тост. Так как горе они начали топить, только открыв бутылку, Лара сочла, что теперь имеет морально право сказать что-то жизнеутверждающее.
– Я предлагаю выпить за Время. Чтобы у нас с тобой, подруга, никогда не звучала фраза «нет времени» и чтобы «прекрасное далеко не было к нам жестоко».
– Принимается!
Они чокнулись пузатыми коньячными рюмками, и пронзительный звон взметнулся в комнате, словно чей-то веселый смешок.
– Вот смотрю я на эту несчастную колбасу, которая и нескольких часов не выдержала, и вспоминаю, как питерские ребята рассказывали мне о кладе Толля.
– Этот чудак колбасу научился долго хранить? – хихикнула Широкова.
– Верунька, иногда продукты – лучшее богатство. Например, в Арктике по соседству с белыми медведями. Дело было так. В 1900 году Толь руководил Русской Полярной экспедицией. Он со своей группой отправился на Таймыр, где и заложил свой знаменитый (то ли я раньше об этом не знала, то ли наглухо забыла этот факт) продуктовый клад. И, представь себе, в год моего рождения – в 1973-ий – эти продовольственные запасы обнаружили. Самое интересное: продукты отлично сохранились!
– Да ладно, не может быть. А тебе, Ларчик, я смотрю, больше всего это и запомнилось. Фамилии великих ученых, занимавшихся расширением Земли, масштабной темой, тебе так не запомнились. А здесь – пароли, явки…
– Ты же знаешь, я человек земной. Несмотря на свой авантюризм, я привязана к земле, как профессией, так и просто ее люблю. В конце концов, поесть вкусно тоже не откажусь.
Лариса Щеглова худобой никогда не отличалась, но имела неизменно красивые женские формы. Она считала, что дело в балансе. Хочется – съешь, но не забудь и поработать физически. Баланс, баланс.
– Так что, любовь у меня и меркантильная и духовная к земле и Земле.
– Вернемся к Земле. – Вера уже вооружилась той папкой, содержимого которую она и опасалась, и радовалась одновременно.
И последнее чувство было обусловлено надеждой, – тем мистическим, необъяснимым ощущением,
