бывало продолжила дамочка. — Впрочем, они знают толк в некоторых вещах! Их средства от мужского бессилия чудо как хороши…
Кирпичников таращился в заметку о новом кинофильме «Девушка и горы, или Приключения Брунгильды в стране льдов», изображая величайшую увлеченность. Навязчивую особу это ничуть не беспокоило. Следующий вопрос уничтожил все сомнения насчет ее планов:
— Кстати, вы женаты?
— Да!
— Представьте себе, я тоже! Вот совпадение! И что же, счастливы в браке?
— Отменно счастлив.
— О, я тоже! Вы подумайте, я тоже! Вот так сходство! У нас определенно найдутся темы для разговора!
— Как-нибудь попозже — непременно. А сейчас прошу прощения! Совершенно забыл, что меня ждет супруга! — с этими словами Краслен встал. Для весомости решил еще добавить: — И детишки. Все четыре малыша — ждут не дождутся!
После такого недвусмысленного заявления поклонница должна была бы понять, что ей не ответят взаимностью, обидеться и отвязаться. По крайней мере, пролетарию так казалось. Однако не тут-то было! Минут через десять после того, как Краслен устроился в самом, как ему казалось, дальнем углу курительной комнаты, особа с украшениями снова появилась в поле зрения. Она устремилась к объекту своих домогательств, даже не пошла, а побежала, кинулась вприпрыжку: лисьи лапки похотливо барабанят по бюсту, руки жаждут вцепиться во что-нибудь, губа закушена, в глазах бессмысленный восторг… Не дожидаясь продолжения приставаний, Кирпичников переместился в бильярдную. История повторилась. И в спортзале, и в ресторане, и даже в грузовом отсеке преследовательница появлялась самое большее через четверть часа после бегства пролетария.
Постаравшись забыть о своей нелюбви к джазу, Кирпичников решил перейти в салон первого класса: толпа извивающихся в танце капиталистов могла бы послужить помехой для исполнения планов настойчивой дамочки. Место оркестра здесь теперь занял щуплый паренек в соломенной шляпе, исполнявший незатейливую песенку, подыгрывая себе на пианино и вертя лишенным опоры задом. Несколько человек продолжали обжиматься на танцплощадке, большинство же переместилось на диванчики, чтобы отдохнуть от утомительных развлечений и воспользоваться услугами официантов, разносивших напитки. Шпицрутен висел на своем месте целый и даже, кажется, невредимый: вероятно, на борту имелся стратегический запас его изображений. Лисясто-свастикастая, расположившаяся точно под портретом своего кумира, широко улыбнулась Краслену, как только тот вошел. «Елки-моталки! Она что, научилась читать мои мысли?» — подумал Кирпичников, перед тем как развернуться и побежать в свою каюту.
В одиночестве можно было наконец расслабиться. Краслен снова предался мыслям о любви, время от времени одергивая себя и пытаясь прокручивать в голове возможные варианты развития событий с оживином и Гласскугелем. Обед, поданный в персональные апартаменты, здорово улучшил настроение. «Курт Зиммель», — значилось на груди официанта. Мелкие клеточки ферм за иллюминатором сменились широкими полями, которые даже с километровой высоты не всегда можно было окинуть одним взглядом: Кирпичников сразу припомнил о двух путях развития капитализма в сельском хозяйстве и понял, что пересек границу Брюнеции. Когда начало темнеть, в дверь постучали. «Официант пришел забрать посуду», — догадался Краслен.
За дверью стояла ОНА.
— Вы записку потеряли, я вернуть пришла! Едва-едва нашла вас!
Когтистая ручка мадам, сжимающая поэтическую шифровку, напоминала конечность ее мертвого животного.
Кирпичников на секунду остолбенел. Потом выхватил из лап буржуазки свое произведение, сунул его в карман и решил забыть о приличиях:
— Вы… Вы! Знаете ли! Это… То, что вы тут делаете… Просто…
Не успел он сказать слово «возмутительно», как дама заявила:
— Может, пустите меня в гости? Или так и оставите стоять на пороге? Ведь, кажется, знакомство так многообещающе начиналось?
Бесстыдница повела свастикой и кокетливо обмахнулась лисьей лапкой.
— Не пущу! — сказал Краслен.
Он хотел добавить какую-нибудь фразу вроде «Вон отсюда!», или «Подите прочь!», или «Пропадите с глаз долой, чтобы никогда вас больше не видел, отвратительная фашистка!!!», когда раздался оглушительный треск — словно упало срубленное дерево.
Кирпичников невольно обернулся. Сзади вроде все в порядке.
— Что это было?
— Понятия не имею, — ответила буржуазка.
Когда треск повторился, игривости в ней поубавилось.
— Мы же не упадем, верно? Мы же летим на «Зеслау» — лучшем дирижабле имперской авиации! — неубедительно прошептала пожирательница лис и юных симпатичных пролетариев.
Краслен выглянул в иллюминатор. Нет, судно не падало. Оно стремительно набирало высоту. Кирпичникова потянуло к полу, стало трудно стоять. Поклонница вцепилась в его руку:
— Все нормально? Ну скажите, все нормально?
— Нормально, — промямлил Краслен, ощущая, что дирижабль дает крен на нос и видя, как прибор, так и не унесенный официантом, медленно ползет к краю стола.
Бах! — тарелка. Шлеп! — шляпа с крючка. Ой-ей-ей! — шифровальная машина из-под кровати.
— Сейчас на нас упадет ваш чемодан! — завизжала фашистка. — Быстрее, прочь из комнаты!
Они выбежали на палубу и тут же упали друг на друга. Крен усиливался.
— Вот об этом я и мечтала весь сегодняшний день! — с горящими глазами заявила дама, съезжая на Краслене вниз по коридору.
— Бесстыжая буржуйка! — крикнул тот по-краснострански и врезался головой в стену.
Перед глазами все поплыло.
— Что с вами?! Вставайте! — закричала приставучая особа, вскочив на ноги.
Встать не получалось. Даже то, что тело вдруг стало как будто в два раза легче прежнего и невидимая сила потащила его вверх, не помогло.
— Мой Бог! Теперь мы падаем! Это все заговор, заговор врагов канцлера, не иначе! — с этими словами новоявленная знакомая снова кинулась на пролетария, обхватила его цепкими руками и добавила: — А ведь у вас такие же глаза, как у Шпицрутена! О, это восхитительно! Я сразу же заметила! Позвольте умереть в обнимку с вами!
«Еще чего не хватало!» — подумал Краслен, пытаясь пошевелиться под массивной фашиствующей тушей.
Повторный треск разваливающегося дирижабля было последнее, что он слышал.
20
Болело все, особенно голова. Открывать глаза не хотелось, вставать — тем более. Что-то теплое, большое и массивное лежало на Краслене.
«Катастрофа дирижабля! — почти сразу вспомнил он. — Лежу… Расшибся… А что сверху? Эта женщина с лисой?! Ох, Труд, Труд! Что ж это такое?! Да жива ли она?!»
Ужасная мысль о том, что он лежит, накрытый окровавленным трупом, придала Кирпичникову сил. Постаравшись, он сумел открыть глаза и прежде, чем успел что-то понять, ощутил, как груз скатился с груди, случайно отдавив ему, Краслену, руку, и пропал. Глаза различили лишь промелькнувшую где-то поблизости синюю юбку. Потом взгляд прояснился, и Кирпичников понял, что лежит отнюдь не на земле, не посреди раскиданных кусков дирижабля, перемешанных с человеческими останками, а на постели в
