увечья. И мысль о том, что она где-нибудь может встретиться с Дин Юсоном, приводила ее в ужас. Чтобы избежать даже случайной встречи, она не сообщила его матери, что вернулась в родной поселок, и во время этой сессии решила не заходить к ней.
Но что это?! Им навстречу в простенькой белой кофточке и серой юбке шла мать Дин Юсона! И Сор Окчу вдруг почувствовала, что все это время ей хотелось уви деться с этой женщиной, что она скучала по ней. Но тут же мелькнула мысль: а что, если мать уже встретилась с сыном и они живут вместе?
Сор Окчу не знала, как ей поступить, а мать Дин Юсона уже узнала ее и радостно окликнула:
— Окчу, милая!
— Матушка!.. — О, как хотелось Сор Окчу сейчас прижаться к груди этой женщины! Но она воздержалась, понимая, что плохо поступила, не оставив ей своего адреса.
Старушка, нежно глядя на девушку, взяла ее за руку, и они вместе подошли к стоявшей в тени скамейке.
— Как поживаете, матушка? — тихо спросила Сор Окчу. С ее лица еще не сошло смятение, вызванное внезапной встречей.
Мать Дин Юсона еще заметнее поседела, лицо у нее осунулось, и от этого морщины казались более глубокими.
— Да все по-старому, — ответила старушка. — Ну а ты? Почему не известила меня, что выписалась из госпиталя? Я была там в январе, но мне сказали, что ты уехала, а куда — неизвестно. Разве можно так? — выговаривала девушке мать Дин Юсона, и трудно было понять, то ли она рада неожиданной встрече, то ли осуждает девушку за внезапное исчезновение. Но нет, не осуждение звучало в голосе старой женщины. Она сама очень переживала за Сор Окчу; и дело было не в том, что девушка уехала, не оставив адреса. Она догадывалась, почему Сор Окчу решила не давать о себе знать: ведь та навсегда осталась калекой. И в сердце старушки не было ни капли обиды на Сор Окчу за то, что во время этой сессии она не навестила ее.
— Простите меня, матушка. Так уж получилось, но я вам все как-нибудь расскажу.
Сор Окчу силилась улыбнуться, но улыбки не получилось. Разве сможет она когда-нибудь рассказать матери Дин Юсона о своих переживаниях, о всех тревогах и сомнениях, охвативших ее при выписке из госпиталя?
— Ну а как твоя нога?
— Прошу вас, не надо об этом… — Сор Окчу было трудно разговаривать на эту тему: зачем ворошить душевную рану, ни к чему это.
— Где же ты была все время после выписки из госпиталя, как жила?
— Я вернулась домой, там работаю в заводской больнице.
— Да как же ты можешь работать в таком состоянии?
— Матушка, прошу вас…
— Понимаю: тебе трудно. А когда ты приехала на сессию?
— Скоро месяц будет.
— И за целый месяц не смогла зайти ко мне?
Сор Окчу ничего не ответила.
— А куда вы идете?
— Да вот вышли погулять по парку.
— А заглянуть к старухе небось не думала? — В голосе женщины все-таки послышалась обида. — Может, зайдешь сейчас? — Старушка выжидательно посмотрела на девушку.
— Но мы с товарищами договорились сфотографироваться…
Сор Окчу заколебалась, но подошедшие студенты посоветовали ей пойти, сказали, что сфотографироваться они смогут и завтра.
Сор Окчу и мать Дин Юсона пошли рядом. Девушка изо всех сил старалась как можно меньше хромать, но это ей не удавалось. Чтобы лучше слышать свою спутницу, Сор Окчу часто останавливалась и тогда, опираясь на здоровую ногу, давала отдых больной. Мать Дин Юсона это заметила и стала поддерживать девушку.
— Ничего, матушка, я сама.
Какое искреннее участие проявляет к ней мать Дин Юсона, подумала Сор Окчу. И сейчас, и в госпитале. И тогда, когда они вместе пробирались на Север. И как-то теплее стало у Сор Окчу на душе.
— О-о-ох! И все из-за этих проклятых американцев, — вздохнула женщина.
Сор Окчу внезапно вспомнила, что в прошлом году Дин Юсон заезжал в Хаджин. Почему ему пришла эта мысль? Может, ее подсказала ему его мать? Тогда, наверное, они сейчас живут вместе? Это предположение заставило Сор Окчу насторожиться. Она замедлила шаг и наконец остановилась. Мать Дин Юсона вопросительно посмотрела на девушку.
— Матушка…
— Что с тобой, Окчу? — забеспокоилась старушка, видя, что девушка изменилась в лице.
— Матушка, я к вам зайду попозже. Мне все-таки нужно вернуться к товарищам, мы обязательно должны сфотографироваться сегодня.
Сор Окчу собрала всю свою волю, чтобы спокойно произнести эти слова: она искала предлог, чтобы избежать возможной встречи с Дин Юсоном.
— Но ведь твои товарищи сказали, что можно будет сняться и завтра. Ты что-то говоришь не то. — В голосе старушки послышалось недоверие.
— Завтра такого случая не представится. А я, как только сфотографируюсь, сразу приду к вам.
— Это правда? Ты придешь?
— Да сразу, как только сфотографируюсь.
— Смотри, обязательно заходи. — Глаза женщины выражали настойчивую просьбу.
Они расстались. Сор Окчу шла с трудом, больная нога стала чувствительно напоминать о себе, она неприятно ныла. И угрызения совести не давали покоя. Как жестоко она поступила! Зачем обидела эту добрую старушку, которая всегда радовалась встрече с ней и готова была поделиться последним куском хлеба? Почему она так бессердечно обошлась с ней?
«Нет, нет, я не должна больше видеть ее, ведь я тогда неминуемо встречу там Юсона. Но если я сейчас расстанусь с ней, тогда, быть может, уже больше никогда ее не увижу». Сор Окчу в растерянности оглянулась. Мать Дин Юсона по-прежнему стояла там, где они расстались, и смотрела ей вслед.
Сор Окчу слабо помахала рукой: мол, не стойте, идите домой.
Студенты сфотографировались, Сор Окчу отошла в сторонку, села на газон и с грустью посмотрела на домик, прилепившийся к подножию горы. Она пыталась успокоить себя: ну что ж такого, если она не зайдет к старушке? Но перед глазами все время стоял ее образ. Мать Дин Юсона как бы спрашивала снова: «Это правда? Ты придешь?»
«Ну а если мать до сих пор не встретилась с сыном? Если все время она жила в одиночестве? Как же ей тогда тяжело одной, да еще в постоянной тревоге за сына! Ну хорошо, я не могу быть рядом с Дин Юсоном, но мать-то должна с ним встретиться, чтобы в конце концов успокоиться. Да, вероятно, они еще не встретились! Иначе она обязательно хоть словечком обмолвилась бы об этом».
Сор Окчу стремительно встала. «Я должна рассказать ей все, что сама знаю о Дин Юсоне», — твердо решила девушка.
Она вышла из парка и вскоре была возле домика старушки. От игравших неподалеку ребятишек она узнала, что мать Дин Юсона все время жила одна, и Сор Окчу немного успокоилась.
Девушка осторожно вошла во двор. Перед входом, на приступке, стояли комусины[8].
— Матушка! — позвала Сор Окчу.
Мать Дин Юсона вышла ей навстречу.
— Заходи, милая, пришла-таки. — Она повела девушку в дом. В комнатах было чисто и опрятно, даже трудно поверить, что здесь живет одинокий старый человек. — Садись вот сюда, поближе к очагу. Я уж было подумала, что не придешь. А сфотографироваться успела? — Старушка никак не могла прийти в себя от радости, что девушка все-таки сдержала слово. Она все время беспокоилась, что Сор Окчу не придет, и корила себя, что зря отпустила ее.
